Для батраков и батрачек был построен особый, «людской», дом. Над новым коровником был устроен ветряной двигатель, который качал воду, обеспечивал электричеством хозяйство и одним своим видом издали оповещал всю округу о богатстве хозяина усадьбы Урги. Других хозяев Пурвайской волости звали просто Мелдером, Кикрейзисом или Стабулниеком, а владельца усадьбы Урги даже за спиной величали господином Тауринем. Да и как иначе можно было назвать этого почтенного человека, имевшего пять рабочих лошадей, двадцать дойных коров, полный сарай сельскохозяйственных машин, трех постоянных батраков и четырех батрачек? На лето он нанимал еще несколько сезонных работников и пастуха.
На его полях и лугах работали батраки и батрачки, а сам Тауринь только похаживал да распоряжался. Если ему что-нибудь не нравилось в их работе, он не бранился, как другие кулаки, не орал и не топал ногами, а спокойно говорил лишь несколько слов, но этих слов работники боялись больше самых грубых ругательств. Редкий работник или работница выражали желание остаться в Ургах дольше Юрьева дня. Работники и бедняки-соседи прозвали Тауриня кровопийцей и живодером – наверно, эти прозвища были даны не без основания.
Хозяйка, Эрна Тауринь, происходила из зажиточной семьи, ее отцу принадлежал большой магазин возле шоссе, и именно тесть надоумил зятя взяться за торговлю лесом. Окружающие не могли только понять, почему эта женщина, у которой всего было вдоволь, оставалась такой бледной и тощей, будто она голодала.
– Иная жена батрака перебивается с хлеба на воду, а ходит с румяными щеками, а этой не помогает ни пареное, ни жареное – глиста глистой, – говорили про нее люди, – наверно, из породы ненасытных. Только и есть, что богатая одежда да острый горделивый нос.
Лишь один человек жил в Ургах уже пятнадцатый год и не собирался никуда уходить. Это был старый Лангстынь – садовник и пасечник, небольшого роста старичок с густой седой бородой до пояса. Большой знаток своего дела, он знал себе цену и не привык гнуть спину перед хозяином. Придя в усадьбу еще при старом Таурине, Лангстынь вырастил такой фруктовый сад и завел такую пасеку, что они стали не только украшением усадьбы, но и приносили владельцу изрядный доход. По этой причине молодой Тауринь, став хозяином в Ургач, не вмешивался в дела Лангстыня, а предоставлял ему действовать по своему усмотрению. Он даже побаивался этого старика: уж очень он был остер на язык и не раз говорил ему в глаза такие вещи, которые тот не привык выслушивать ни от кого, – о ненасытности хозяев, о выжимании пота, о том, что большинство здешних столпов пустомели. В подобных случаях Тауринь старался поскорее убраться, чтобы не вступать в спор со старым садовником.
Вот в такую усадьбу и к таким людям привезли однажды вечером Айвара. Утомленный дальней дорогой, он захотел спать, как только очутился в тепле. Его повели в кухню. Там было много полок с начищенной до блеска металлической посудой. На белой изразцовой плите в золотистой медной кастрюле варилось что-то удивительно вкусное; от запаха пара Айвар сразу почувствовал голод.
Эрна Тауринь сказала молодой толстушке-прислуге, готовившей ужин:
– Вот тебе еще один жилец, Ирма. Дай ему поесть, а потом приготовь постель в маленькой каморке. Нам с хозяином ужин подай в большую комнату.
– Сейчас, сударыня? – спросила Ирма.
– Не в полночь же! – резко сказала хозяйка и вышла из кухни.
– Тебе придется немножко подождать, пока я подам ужин хозяевам, – заговорила с. Айваром Ирма. – Сними пальтишко и полейся у плиты. Пока закуси вот этим…
Она отломила кусок ватрушки и, положив на стол перед Айваром, стала вынимать из духовки всякую еду: оладьи, жареное мясо, соус, яичницу. Поставив все это на поднос, она понесла ужин в большую комнату. Вернувшись в кухню, Ирма увидела, что Айвар уже съел ватрушку и не знает, куда девать свое старое пальто.
– Давай сюда… – весело сказала девушка. Взяв пальтишко Айвара, она вынесла его в переднюю и повесила подальше от одежды Тауриней. В маленькой каморке рядом с кухней она приготовила постель Айвару, в соседней такой же каморке стояли кровать и шкаф Ирмы.
В ожидании, когда поедят хозяева и остатки еды достанутся ей с Айваром, Ирма стала расспрашивать мальчугана: как его зовут, откуда он, где родители и как он попал в Урги? Осмелев от ласкового обращения девушки, Айвар рассказал ей о себе все, что знал.
– Значит, все равно, что сирота… – заключила Ирма. – У меня тоже нет родителей, только я потеряла их несколько позднее. Ну, ничего, Айвар, здесь ты одиноким не будешь. В Ургах есть ребята, такие же, как ты. Друзей у тебя хватит.
Хозяева наконец поужинали, и Ирма могла убрать со стола.
– Вначале не давай этому мальчишке есть слишком много, – поучала Эрна Тауринь, – а то еще заболеет.
Оставшись одна с мужем, она сказала:
– Я думаю, что пока Ирма одна справится с Айваром. Пусть она на первых порах его одевает и кормит – не такой уж он младенец. Я совсем не знаю, как обходиться с такими детьми. Ирма до нас служила в нянях.
– Понятно, Эрна… – согласился Тауринь. – Если мы его приняли на воспитание, это еще не значит, что мы должны стать его слугами. Баловать не в моем духе.
– Я тоже не признаю этого, – добавила Эрна. – Баловством только испортишь ребенка.
Невзирая на запрет хозяйки, Ирма сразу же разрешила Айвару есть сколько ему захочется, а потом, заботливо укрыв, уложила спать и оставила дверь на кухню полуоткрытой. Айвар моментально уснул.
Ночью он проснулся и вначале не мог понять, где он. Рядом не храпели мальчишки Коциня, не кусали прусаки а кроватка была мягкая и теплая. Он вспомнил поездку в удобной рессорной бричке по окаменевшей от мороза дороге и двух чужих людей, которые привезли его сюда. Тогда он успокоился и, немного поворочавшись в кроватке, снова заснул и уже не просыпался до утра.
В первый день Айвару выходить из дому не разрешили: Тауринь уехал в город, и Эрна посоветовала купить кое-какую одежду и обувь для Айвара.
– Хотя и не свой ребенок, но таким оборванцем его нельзя показывать людям. Ничего особенного не надо, лишь бы был чистым и здоровым.
Как животное, которое хотят приручить, чтобы оно привыкло к новому месту, Айвара в тот день особенно не тревожили. Справившись, как он спал, хозяйка оставила его на попечении Ирмы. Та помогла ему одеться и показала, где и как умыться, затем накормила, ласково поговорила с ним и разрешила осмотреть и потрогать каждую вещь в кухне, поясняя, для чего они нужны. Когда Эрна ушла на прогулку, Ирма показала Айвару все жилые комнаты в доме. Там было много прекрасных вещей: такие гладкие и блестящие столы и шкафы, что в них можно было смотреться, как в зеркало, а на стенах висели картины и большие часы.
В одной из комнат все стены были увешаны рогами оленей и скрещенными ружьями, а в углу стояли чучела птиц.
– Теперь ты видишь, Айвар, как живут господа… – сказала Ирма, когда они вернулись в кухню. – В наших каморках таких вещей нет, а если бы ты пошел в людской дом, то увидел бы сырые клетушки.
– А кто там живет? – спросил Айвар.
– Батраки и работники – те, кто зарабатывает хозяину все это добро, – пояснила Ирма. – У них никогда не будет ни хороших вещей, ни красивой одежды. Твои родители тоже из батраков, – разве у вас было что-нибудь хорошее?
Айвар представил себе старую батрацкую избушку в Лаверах – он еще помнил каждую вещь в кухоньке и в комнате, – действительно, там все было старое, изношенное… но там была мать, маленькая, всегда серьезная женщина, которая одевала и кормила его, и отец… большой, сильный и всегда ласковый. Однажды ночью его увезли чужие люди.
Грусть снова охватила сердце Айвара. Он сжал губы, чтобы не расплакаться, но удержать слезы ему не удалось.
– Почему ты плачешь, Айвар? – спросила Ирма. – С тобой что-нибудь случилось?
– Папа… – ответил он, тяжело и прерывисто дыша. – Мне хочется к нему… домой…
– Теперь нельзя, мальчик, – успокаивала его Ирма. – Когда-нибудь он придет. Ты его жди и не забывай.
Девушка взяла полотенце и вытерла слезы мальчику, потом сказала:
– Не плачь, Айвар. Хозяйка рассердится, если увидит. Она не любит, когда плачут. Лучше погляди в окно, как играют другие дети.
На другой стороне двора, у людского дома, бегали и кричали несколько девочек и мальчиков; один был с Айвара, остальные поменьше. Айвар долго наблюдал за игрой детей и постепенно забыл о своем горе.
– А ты читать и писать умеешь? – спросила Ирма. – Будущей осенью ты пойдешь в школу.
– Меня папа научил, – ответил Айвар. – В Коцинях у Мики были книжки. Иногда и мне разрешали почитать. Там были интересные сказки про зверей и птиц. Писать я умею чуть-чуть.
– Ничего, Айвар, до весны я тебя научу, – обещала Ирма. – Скоро я тебе принесу красивую книгу с картинками. Тогда ты сможешь читать.
Ласковое отношение Ирмы быстро расположило к ней мальчика, и с первых же дней он привязался к девушке. Хозяин с хозяйкой ему тоже ничего плохого не делали, но они никогда не говорили с ним так ласково и задушевно, как Ирма, поэтому он немного побаивался их и не умел разговаривать с ними так свободно и смело, как с Ирмой.
Вечером из города вернулся Тауринь и привез Айвару простой полушерстяной костюмчик с короткими штанишками, ватное пальтецо и две пары обуви – резиновые туфли и резиновые сапожки. На следующее утро его одели в новую одежду, и Эрна позволила ему погулять.
Робко ходил Айвар вокруг дома, не осмеливаясь подойти к детям, которые катались на замерзшем пруду, хотя ему и очень хотелось поскользить по льду. Таким расстроенным увидел его старый Лангстынь, который направлялся в сад закутывать тряпками молодые деревца. Вначале Айвар испугался бородатого старика, но когда тот состроил смешную гримасу и дружески улыбнулся, страх его пропал.
– Нравится тебе у нас? – спросил Лангстынь.
– Не знаю, дедушка… – застенчиво ответил Айвар.
– Яблоки любишь?
Айвар утвердительно кивнул головой и потупил глаза.
– Тогда приходи ко мне в мастерскую, вон туда, в конце конюшни. Я тебя угощу такими сладкими яблоками, каких ты еще не едал. А почему ты не играешь с ребятами?
– А может быть, им не хочется со мной играть.
– Ну и пустяки ты говоришь! – засмеялся Лангстынь. – Почему же им не играть с тобой? – он повернулся в сторону пруда и крикнул: – Инга! Поди сюда!
И сейчас же светловолосый мальчуган подбежал к Лангстыню.
– Зачем звали, дядя Лангстынь? – спросил он, внимательно оглядывая Айвара.
– Вот тебе еще один товарищ, – ответил Лангстынь. – Веди его на пруд и прими в свою ватагу, а после, когда вдосталь набегаетесь, приходите ко мне в мастерскую.
Инга взял Айвара за руку.
– Пойдем.
За каких-нибудь полчаса Айвар перезнакомился и подружился со всеми детьми. У Инги была маленькая сестра, моложе его на два года. Отец Инги – Регут – работал у Тауриня батраком. Другие дети тоже были детьми батраков Тауриня – Ансис и Лида Риекстыни и Робчик Иесалниек, еще совсем малыш, с ним таким «парням», как Инга и Айвар, даже и не пристало водиться. А вот Айвар и Инга, как только познакомились, сразу и подружились, у обоих сразу же нашлись общие интересы.
Побегав некоторое время по льду вместе с ребятами, Инга и Айвар убежали. Инга показал своему новому другу все, что в Ургах казалось ему достойным внимания: каретник, машинный сарай, конюшню и коровник, полный коров. После этого он повел его в людскую избу и показал комнату Регутов. В ней было одно окно, сырые стены, покрытые плесенью; в углу, за печью, стояла старая кровать, а на почерневшей кирпичной лежанке сушилось несколько пар носков и зачиненные варежки. Воздух был тяжелый, пахло дымом. Все остальное напоминало Айвару их комнатенку в батрацкой избушке в Лаверах.
– Ты заходи когда-нибудь ко мне, – сказал Инга. – К тебе в хозяйский дом я приходить не могу.
– Почему? – удивился Айвар.
– Хозяину с хозяйкой не нравится, когда в дом заходят батрацкие дети, – объяснил Инга. – Они нас прогоняют. А сюда ты можешь приходить смело.
Инга показал Айвару свою книгу для чтения и тетрадь, половина страниц ее была исписана большими корявыми буквами.
– Ты это сам писал? – спросил Айвар.
– Ну конечно, я, – не без гордости ответил Инга. – Айна еще не умеет писать. А ты умеешь?
– Немного умею.
– Тогда будущей зимой мы с тобой вместе в школу пойдем.
Когда они снова вышли во двор, у конюшни какой-то молодой плечистый мужчина распрягал лошадь. Заметив ребят, он весело кивнул им головой, внимательно взглянул на Айвара, но ничего не сказал.
– Кто это? – спросил Айвар у Инги.
– Мой папа…
Айвар еще раз внимательно взглянул на мужчину. «Какой он большой и широкоплечий… такой же, как мой папа… Нет, мой папа был еще больше…»
Они посмотрели, как Регут отвел лошадь в стойло, потом пошли к старому Лангстыню: его мастерская находилась тут же, возле конюшни.
Старик стоял у столярного верстака и строгал доску. Пол мастерской был устлан свежей стружкой, а в углу стояло несколько полуготовых ульев.
– Ну что, набегались? – встретил их старик. – Теперь не вредно будет полакомиться.
Лангстынь открыл ящик, разворошил сухое сено и вытащил два больших румяных яблока.
– А ну, закусите.
Ребята жадно принялись за яблоки, наблюдая, как Лангстынь, попыхивая маленькой глиняной трубочкой, строгал доску. Потом он распилил конец одной доски на мелкие разной формы кусочки и показал ребятам, как строить из них разные фигурки и сооружения. Так же, как вчера Ирма, Лангстынь не спеша спрашивал Айвара про его прежнюю жизнь, по временам покрякивая и глубокомысленно ворча себе в бороду:
– Так, так, вот как… Вон как…
Наконец старик сказал:
– Тогда ты нашего поля ягода, кость от нашей кости. Если только не испортят тебя господские харчи… Ну, ничего, держись ближе к нам, тогда тебе жить будет теплей. От тех клещей… – он кивнул в сторону хозяйского дома, – ты никакой любви не дождешься. У них в голове одна дума: как бы побольше нажить добра чужими руками.
Айвар тогда еще не понял, что хотел сказать Лангстынь, осмыслил он эти слова гораздо позднее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86