– Речь идет не о бездеятельности, а о разумной осторожности, – возразила Анна. – Не забудь, что ты принадлежишь не одному себе.
– А как ты думаешь ответить на это письмо? – спросил Айвар.
– О чем тут думать, Айвар? Ты сам сказал, что есть только один ответ – борьба. И я встану на этот путь. Мы постараемся, чтобы к весне в Пурвайской волости организовался колхоз, чтобы за несколько лет вся волость была сплошь коллективизирована одной из первых в Латвии. Но нельзя оставлять угрозы наших врагов совсем без внимания. Я не боюсь выстрела из-за угла. Боюсь другого, Айвар… Представь, Айвар, если ночью начнется пожар и сгорит молочный завод или МТС… Надо усилить бдительность, стать более нетерпимым к разгильдяйству и небрежности… Следует обеспечить такой порядок, чтобы враг не смел подойти к государственному и общественному имуществу на расстояние пушечного выстрела. Ты солдат, у тебя опыт в таких делах. Завтра я поговорю с командиром взвода истребителей, с начальником добровольного пожарного общества, с Регутом, с уполномоченным милиции. Необходимо правильно поставить задачу, мне нужен твой совет, поэтому я и просила тебя прийти. Но общими требованиями я ничего не добьюсь, мне нужно конкретно знать, что потребовать от каждого, что каждому поручить. Помоги мне, Айвар, я знаю, ты это можешь…
Тревога Анны была своевременна. До сих пор никаких пожаров и диверсий не случалось, и люди, которым была поручена охрана общественного имущества, стали относиться к этой обязанности спустя рукава, считая ее лишней и обременительной. В системе охраны не все было продумано до конца, оставались щели, через которые мог свободно проникнуть враг. Но самым большим злом была самоуспокоенность некоторых работников.
Долго в тот вечер совещались Айвар и Анна. Айвар дал много полезных советов, а в самом конце сказал:
– Не знаю, хорошо ли ты делаешь, что живешь во всем доме одна. Почему тебе не переселиться в исполком? Разве здесь не найдется лишней комнаты? Потом совсем не обязательно всем знать, где ты ночуешь. Борьба остается борьбой.
– Не преувеличивай, Айвар, – впервые за этот вечер усмехнулась Анна. – Это обычная угроза. Они сейчас мною заниматься не будут.
– Не говори так. Не надо впадать в панику, но и не надо слишком легко относиться к угрозам врага. Подумай о том, что я сказал.
– Ладно, подумаю… – обещала Анна.
Айвар отвез ее на мотоцикле домой, подождал под окном, пока она вошла в дом и зажгла свет. Уезжая, он думал о том, что окно Анны без ставней, – любой мерзавец может подобраться ночью, бросить в комнату гранату и безнаказанно уйти.
«Если она не переедет в исполком, я уговорю ее сделать ставни. Лучше даже не спрашивать ее согласия, а договориться со столяром, пусть сделает».
…На следующий день Анна поговорила с командиром взвода истребителей, с начальником добровольного пожарного общества, с Регутом и другими руководящими работниками.
Ночью неизвестные злоумышленники пытались поджечь машинный сарай МТС, но пожар вовремя был замечен и потушен.
Прошло полторы недели. И вот однажды Айвар услышал, что накануне вечером, когда Анна возвращалась из исполкома, у самого дома в нее стреляли из револьвера и ранили ее. Легкое или тяжелое было ранение, никто сказать не мог. Известно было только, что Анну в ту же ночь увезли в городскую больницу.
Айвар бросил все дела и на мотоцикле помчался в город.
– Почему ты не послушалась меня, дружок, – шептал он, и сердце его сжималось от тяжелых предчувствий. – Ведь я предупреждал тебя, просил быть осторожнее.
Он был готов уничтожить на месте негодяя, осмелившегося поднять руку на Анну. Но где этот негодяй, где искать его?
5
Ранение было не тяжелым: пуля прошла сквозь левое плечо, разорвав мышечную ткань, но кость не задела. Когда врач промыл рану и сделал перевязку, Анна заикнулась о возвращении домой.
– Из-за такого пустяка не стоит лежать в больнице.
– Из-за такого пустяка вы можете остаться без руки, – ответил врач. – Недельки две придется провести у нас, ни одного лишнего дня мы вас в больнице не продержим.
Анну поместили в маленькую светлую комнатку с окном в сад. В комнате были две кровати. Больная, лежавшая на второй кровати, утром выписалась, и Анна осталась одна.
Для человека, привыкшего к напряженной работе, всего тяжелее вынужденное бездействие. Уже через несколько часов Анна заскучала и не знала, чем заняться. Ее тревожила мысль о множестве начатых и незаконченных дел – кто их сейчас будет двигать вперед? «Через несколько дней должно состояться партийное собрание… В политкружке сегодня первый осенний семинар… Еще не вся свекла доставлена на приемный пункт… Только бы Регут не затянул с началом лесозаготовок – сейчас самое лучшее время для рубки…»
Она глядела в окно на оголенные липы и каштаны, только редкие пожелтевшие листья еще дрожали на ветру, будто передавая печальный привет ушедшего лета. Небо потемнело, мрачные тучи неслись над городком. В окно стучали дождевые капли.
Давно не думала Анна о своей жизни, теперь было время подумать. И вдруг ей стало грустно и тяжело от этих мыслей. Двадцать четыре года прожито на свете, и все больше трудные и горькие годы. Что она видела, пережила, перечувствовала? «У тебя много хороших друзей, перед тобой ясные, благородные цели, за которые стоит бороться не щадя сил, но нет теплого, солнечного уголка, который принадлежал бы только тебе, – укромный уголок личного счастья… Где он, почему ты его еще не нашла? Единственный близкий человек, твой брат, все реже показывается на твоем пути; в его жизни заблестел какой-то свет, и он тянется к нему, не зная еще, что найдет – настоящее яркое пламя или обманчивый, блуждающий огонек».
Ныло плечо, а когда Анна шевельнула рукой, до самого локтя пронзила острая боль. Внезапно хлынул дождь с градом, стекла задрожали, все заглушило тоскливое завывание ветра. Осень… осень…
«Хватит… – сказала себе девушка. – Не поддавайся грусти. Все правильно и хорошо, придет время – снова засияет солнце, на деревьях распустятся листья. Твоя жизнь еще у истоков, ты не можешь даже представить, что придется пережить. Две недели в больнице – пустяк, а что если бы пуля нашла дорогу к твоему сердцу?»
В дверь постучали.
– Пожалуйста, – отозвалась Анна.
В комнату тихо проскользнул Артур Лидум в белом, слишком коротком для него халате. Лицо его было озабоченно. Легко и бережно пожал он руку Анны, осторожно сел на стул и долго смотрел на девушку, будто отыскивая ответ на какой-то трудный вопрос, который не давал ему покоя.
– Вот до чего мы дожили… – начал он. – В больнице, рука на перевязи, бледные щеки… Сильно болит, Анныня?
– Пустяки, Артур… – улыбнулась Анна. – У врачей дурная привычка все преувеличивать. Говорят, придется пролежать недели две. Но это совершенно зря.
– Тсс… – Артур приложил палец к губам. – Предоставим врачам право решать, что требуется больному.
– С таким же успехом я могла бы это время побыть дома. Раза два в неделю приезжала бы на перевязку… и работа не страдала бы.
– Работа не пострадает. Ничего не остановится, пока ты будешь в больнице. Вот потому, что ты слишком много думаешь о работе, врачи оставили тебя здесь, и правильно сделали. Тебе нужен покой, понимаешь – покой, а его пока еще не продают ни в одной аптеке. Я уже говорил с главным врачом. Все знаю и во всем согласен с ним.
– Что мне делать… я прямо поседею от тоски.
– Я пришлю тебе книги. Будем с мамой навещать тебя каждый день. А ты не нервничай – тебе совсем не помешает немного отдохнуть.
– Отдохнуть… – Анна улыбнулась. – Каждый понимает отдых по-своему…
– Если тебе не трудно, расскажи, как это произошло.
– Рассказывать почти нечего. Было темно, я ничего не видела. Шла домой. У самой двери услышала выстрелы. Вот и все. Даже сознания не потеряла. Когда почувствовала боль, было уже тихо и стрелявший скрылся.
– Ты не разглядела его?
– Было слишком темно. Конечно, кто-нибудь из леса…
– Н-да… Мы его все равно найдем. Индрик Регут выехал туда еще ночью.
– Как поживает Ильза?
– Она поехала по волостям, все еще возится с сахарной свеклой, но скоро будет рапортовать о выполнении плана.
– Пурвайцы не отстают?
– Тсс… – Артур опять приложил палец к губам. – Забудь на время о таких вещах. Но, чтобы успокоить твое сердце, скажу: пока что Пурвайская волость идет второй по уезду. Лежи и не думай о свекле. Какие книги ты хочешь прочесть? Когда я в последний раз был в Риге, купил «Мертвые души» Гоголя, с иллюстрациями. Дома у меня весь Горький и несколько томов Чехова. Ты ведь по-русски читаешь?
Он просидел у Анны целый час, рассказывал смешные случаи из местной жизни и всячески старался подбодрить ее.
Когда Артур встал, собираясь уходить, в дверь постучали. В комнату вошел Айвар, тоже немного смешной в коротком халате. Он смутился, увидев двоюродного брата, но тут же успокоился и с тревогой посмотрел на Анну.
– Я приехал… но, может, ты устала?
– Хорошо, что ты приехал, Айвар… – сказала Анна. – Садись. Расскажи, что у нас нового.
Артур пожал руку Анне и сказал Айвару:
– Когда будешь уходить, зайди ко мне. Я буду в у ком е.
– Ладно, зайду, – пообещал тот.
Артур ушел.
Присев на краешек стула и положив руки на колени, Айвар смотрел на Анну и не знал, что сказать. Сердце его переполняла нежность, а слов не находилось. Хотелось осторожно погладить лоб Анны, подержать в своих руках ее руку, чтобы вся ее боль перешла в его тело.
– Надо было послушаться тебя… – заговорила Анна. – Может, не произошло бы этого.
– Если тебе трудно, не говори, Анныня, – перебил ее Айвар. – Я посижу так.
– Не преувеличивай, Айвар, – улыбнулась Анна, вспомнив, что эти же слова она произнесла несколько недель назад. И это показалось ей забавным. – Мои дела не так уж плохи, отделалась небольшой царапиной.
– Но что могло случиться! – из груди Айвара вырвался почти стон.
Анна удивленно посмотрела на него. Выражение его лица до глубины души взволновало девушку.
– Что могло случиться… – повторил Айвар. – Не стало бы тебя, и тогда… – он осекся.
– Ты бы пожалел обо мне? – Анна попыталась засмеяться, превратить разговор в шутку. – Ведь я ничего хорошего тебе не сделала.
Айвар грустно улыбнулся и молчал.
«Какой он добрый, сердечный… – думала Анна. – Да и все Лидумы чудесные люди».
Так разговор и не клеился. Они почти все время молчали. А через двадцать минут в комнату вошла дежурная сестра и сказала:
– Время истекло. Больной нужен отдых.
Сестра ушла. Айвар поднялся и протянул Анне руку.
– Если не возражаешь, я через несколько дней приеду опять.
Неслышными шагами вышел он из комнаты и осторожно затворил дверь, еще раз робко взглянув на девушку, а когда в коридоре затихли шаги Айвара, Анна подумала: «Он был сегодня какой-то странный… не такой, как всегда. Может, и с ним что случилось?»
Дождевые тучи уже прошли. Над городком снова сияло осеннее солнце. В комнатке стало светлее. Светлее стало и на душе у Анны.
6
В канун Октябрьской годовщины из Риги приехала Валя. Вечером вместе с Ильзой и Артуром она пошла в уездный Дом культуры на торжественное собрание и праздничный концерт, в котором выступали и местные коллективы художественной самодеятельности и столичные артисты. В перерыве Валентина встретилась со старыми знакомыми из партизанской части Артура Лидума, которые после войны остались здесь работать. В разговорах о проведенных вместе боевых днях время летело быстро; все тогдашние трудные и опасные подвиги казались им теперь увлекательными приключениями. И та пора казалась им самой прекрасной в их жизни.
Валентина шепнула Артуру:
– Я здесь чувствую себя как дома… Словно я здесь родилась. Правда странно, Артур?
Артур улыбнулся и пожал ее руку.
– А Москва? – спросил он.
– Москва – родной дом для всех советских людей, – ответила Валентина. – Все равно, где бы ни качали его в зыбке, каждый чувствует себя в Москве как дома. Другого такого города нет во всем мире, я его люблю так, как только может человек любить самое близкое и дорогое. И ты ее полюбишь на всю жизнь, когда попадешь туда, – это для меня яснее ясного. Но после Москвы я нигде не чувствую себя так хорошо, как здесь. И знаешь, почему?
– Ужасно хочется знать.
– Потому что ты здесь… Если б ты знал, как это хорошо, что я в начале войны приехала в Латвию… И как это было бы ужасно, если бы я тогда не приехала сюда.
– Почему, милая? Тогда тебе навряд ли пришлось бы бродить по лесам, пережить все эти ужасы и трудности.
– Но тогда бы я не встретила тебя и мы никогда, никогда не знали бы друг друга. Если б я верила в судьбу, то сказала бы, что это было суждено. Я должна была найти тебя, а ты меня…
Прижавшись друг к другу, соединив в робкой ласке руки, как очарованные, сидели они среди этого множества людей и чувствовали себя так, будто находились здесь одни.
Артур познакомил Валентину с друзьями и товарищами по работе. Там были председатель уездного исполнительного комитета Пилаг, тот самый учитель, под руководством которого Артур начал революционную деятельность; стройный майор Индрик Регут с молодой женой Мартой, бывшей санитаркой дивизии; здесь же были старые подпольщики и молодое поколение, выросшее за время Великой Отечественной войны, – и все они крепко жали руку Валентине, все разговаривали с ней, как с близким другом, как с родной, и приветствовали ее простыми, дружескими словами. Никто не спрашивал, почему она здесь и кто ей Артур, – каждый понимал это и без слов.
Они возвращались домой пешком, а после ужина еще долго разговаривали.
Когда Артур рассказал Валентине о нападении бандитов на Анну, лицо девушки потемнело. Она и раньше слышала про Анну Пацеплис, но ни разу не встречалась с ней.
– А можно ее навестить? – спросила Валентина. – Мне очень бы хотелось познакомиться с ней.
– Пойдем завтра в больницу, – предложил Артур. – Она будет рада тебе.
Ильза побывала в тот день у Анны и поэтому решила остаться дома.
– Врачи будут возражать, если сразу придет столько людей, – заметила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86