— Он доел шаурму и облизал пальцы. — Мне почему-то кажется, что эта новость вас не удивляет.— Фильмы-то существуют? — спросила Барбара.— Ну конечно. Все до одного, хотя, по словам того продавца, «Страсти на Диком Западе» берут так часто, что следить за их передвижениями — все равно что смотреть выступления гимнастов в метель.— Но если ни Фарадей, — сказала Барбара, обращаясь к Линли, — и ни один из его дружков не брали их в прошлую среду… — Она снова посмотрела на фотографии Флеминга. — Тогда как это соотносится с Джимми Купером, сэр?— Но я же не говорю, что приятели Фарадея вообще их не брали, — поспешно добавил Нката. — Я говорю, что они не брали их в тот вечер. В другие вечера… — Тут он достал из кармана пиджака свой блокнотик и, прежде чем листать страницы, вытер пальцы белоснежным носовым платком. Открыл страничку, заложенную тоненькой красной ленточкой, и зачитал список дат более чем за пять лет. Каждая была связана с новым видеомагазином, но сам по себе список был цикличным — названия повторялись, обежав круг по всем магазинам. Однако строгих интервалов между датами не было. — Интересная детективная работа, что скажете?— Неплохо для начала, Уинстон, — признал Линли. Констебль наклонил голову, демонстрируя ложную скромность.Зазвонил телефон и один из констеблей снял трубку, заговорил приглушенным голосом. Барбара размышляла над сведениями Нкаты. Нката же продолжал:— Если только у них не развилось пристрастие к конкретному набору фильмов, сдается мне, что эти ребята обеспечивают себе постоянное групповое алиби. Запоминают список фильмов, чтобы перечислить их легавым, когда те начнут задавать вопросы, так? Единственная меняющаяся каждый раз деталь — название магазина, откуда взяты фильмы, а его запомнить несложно.— Поэтому тот, кто просмотрит записи только одного магазина, не узнает, что те же фильмы берутся постоянно, — задумчиво проговорила Барбара.—Ведь это все равно, что вывесить свое алиби в виде неоновой рекламы. А этого им как раз и не нужно.— Им, — сказала она.— Мальчишнику Фарадея, — подхватил Нката. — Сдается мне, что чем бы эти ребята не занимались, они занимаются этим вместе.— Но не в прошлую среду.— Точно. Куда бы Фарадей ни ездил в прошлую среду, он ездил туда один.— Сэр? — Констебль, ответивший на звонок, повернулся к собравшимся. — Мейдстоуи пересылает по факсу отчет о вскрытии, но он мало что добавляет. Асфиксия от угарного газа. И алкоголя в крови столько, что уложил бы и быка.— На столике рядом с кроватью бутылка «Блэк буш» и стакан, — указала на фотографию Барбара.— Учитывая уровень алкоголя в крови, — сказал констебль, — можно наверняка сказать, что он отключился до начала пожара. Так сказать, заснул и не проснулся.— Если тебе надо уйти, — заметил Нката, — не такой уж плохой способ.Линли поднялся.— Вот только ему не надо было.— Что?— Уходить. — Он выбросил пустую чашку в корзину. — Давайте-ка его найдем, — сказал он.— Фарадея?— И посмотрим, что теперь он придумает насчет ночи со среды на четверг.Барбара поспешила за ним, говоря:— А как же Джин Купер? А развод?— Она никуда не денется, пока мы разберемся с Фарадеем. Глава 20 Местонахождение Криса Фарадея установили с помощью телефонного звонка. Он находился не в Малой Венеции, а работал в Килбурне, в гараже, расположенном в середине проулка под названием Прайори-уок. Это был не более чем проход между заброшенными домами с заколоченными окнами и грязными кирпичными стенами, покрытыми граффити. Помимо букмекерской конторы и соседствующего с ней китайского ресторанчика, торговавшего едой навынос, единственным по-настоящему процветающим заведением был здесь спортивный зал и студия аэробики «Платинум».Гараж Фарадея находился как раз напротив спортивного зала и студии. Ржавая металлическая дверь гаража была на три четверти опущена, перед ней стоял запыленный зеленый фургон, и при своем приближении Линли и Хейверс могли заметить пару ног в кроссовках, передвигавшихся из одного угла гаража в другой.Линли хлопнул ладонью по ржавой двери, окликнул Фарадея и подлез под нее. Хейверс последовала за ним.Крис Фарадей резко обернулся, оторвавшись от стоявшего возле стены верстака. На нем среди пакетов с гипсом и металлических инструментов лежали разнообразные резиновые формы. Над верстаком были прикреплены пять искусных карандашных рисунков, выполненных на папиросной бумаге. Они изображали потолочные кессоны, различные виды потолочной лепнины и другие украшения такого же рода. По своей тонкости они напоминали работы Адама, но в то же время были смелее, чем у него, словно созданные человеком, не имевшим ни малейшей надежды заполучить когда-нибудь потолок, на который он мог бы все это перенести.Фарадей увидел, что Линли оценивает его работы.— Насмотревшись на Тейлора, Адама и Нэша, ловишь себя на мысли — как же это просто, я и сам могу попробовать себя в гипсе. Хотя на новый дизайн особого спроса нет. Но все постоянно ищут талантливых мастеров для реставрации старых.— Хорошие работы, — заметил Линли. — Новаторские.— От новаторства мало проку, если у тебя нет имени. А у меня имени нет.— Кроме как? — спросил Линли.— Кроме как мастера-ремонтника.— На таких мастеров спрос есть, как вам, без сомнения, известно.— Но всю жизнь заниматься этим я бы не хотел. — Проверив состояние гипса в одной из форм, Фарадей вытер палец о заляпанные джинсы и пошел в Дальний конец гаража с пластмассовым ведром, чтобы набрать воды из бетонной емкости. Через плечо он сказал: — Но вы пришли сюда не о потолках разговаривать. Чем могу помочь?— Можете рассказать мне о ночи в прошлую среду. На этот раз правду, если можно.Наполнив ведро, Фарадей поставил его на рабочий стол рядом с пакетом гипса.— Оба раза, что мы с вами встречались, вы производили на меня впечатление умного человека, — сказал Линли. — Вы должны были понимать, что мы проверим ваши показания, поэтому мне просто непонятно, зачем вы вообще все это рассказали.— У меня не было выбора, — сказал наконец Фарадей. — Там была Ливи.— И вы сказали ей, что идете на мальчишник? —спросил Линли.— Она подумала, что я стану говорить о мальчишнике.— Интригующее различие, мистер Фарадей.Под верстаком стоял высокий табурет на колесиках. Фарадей выкатил его и уселся. Сержант Хейверс примостилась с блокнотом на верхней площадке трехступенчатой стремянки, Линли остался на месте.— Но, по-видимому, нам понадобится разъяснение, — проговорил Линли. — Потому что если вы не были на мальчишнике и просто использовали его как прикрытие для чего-то другого, возникает предположение, что вы, скорей всего, занимались чем-то другим, что полиции проверить гораздо сложнее. Как я уже сказал, вы должны были понимать, что мы все проверим, как только вы назвали нам фильмы и видеомагазин.— Если бы я сказал что-то другое… — Фарадей потер шею. — Как все нескладно, — пробормотал он. — Послушайте, мои дела имеют отношение только к Ливи и ко мне, И не связаны с Флемингом. Я его не знал. В смысле, я знал, что он живет в Кенсингтоне, с матерью Ливи, но и только. Я никогда с этим парнем не встречался. Ливи тоже.— Тогда, полагаю, вы без труда сможете изложить нам факты, связанные с ночью прошлой среды. Если они не связаны со смертью Флеминга.Сержант Хейверс многозначительно зашуршала страницами своего блокнота. Фарадей посмотрел в ее сторону.— Ливи верила, что история о мальчишнике надежна, — сказал Фарадей.—В других обстоятельствах так и было. Поэтому она и ожидала, что я сошлюсь на вечеринку, а не сделай я этого, она догадалась бы о некоторых вещах, которые ранили бы ее. Мне не хотелось причинять ей боль, поэтому я рассказал то, что она ожидала услышать. Вот и все.— Насколько я понимаю, ссылку на мальчишник вы постоянно используете в качестве алиби.— Я этого не говорю.— Сержант? — попросил Линли.И Хейверс начала зачитывать список магазинов, который дал им Нката, а также даты, когда эти фильмы брались напрокат на протяжении пяти последних лет. Она еще не выбралась из того, что было три года назад, когда Фарадей остановил ее.— Я понял. Но я же не об этом говорю. История о мальчишнике не имеет никакого отношения к тому, за чем вы сюда пришли.— Тогда, к чему она имеет отношение?— Не к ночи среды и не к Флемингу, если вы на это надеетесь. Так вы хотите, чтобы я рассказал вам про среду или нет? Потому что я расскажу, инспектор — и мои слова подтвердятся, — но расскажу я только в том случае, если вы согласитесь забыть об остальном. — Когда Линли начал отвечать, Фарадей перебил его. — И не говорите мне, что полиция не вступает в сделки там, где речь идет о правде. Мы оба знаем, что вы постоянно это делаете.Линли прикинул свои возможности, но понял, что мало смысла тащить Фарадея в Нью-Скотленд-Ярд для демонстрации полицейской силы и беседы с магнитофоном в комнате для допросов. Его собеседнику достаточно было позвонить адвокату и хранить молчание, и Линли остался бы лишь с той информацией, которую удалось извлечь из предыдущих разговоров с мастером.— Продолжайте, — ровным голосом проговорил он.— Так вы забудете об остальном?— Я сказал, что меня интересует ночь среды, мистер Фарадей.— Хорошо, — отозвался тот. — Ливи думает, что в среду ночью я занимался делом, которое требовало надежной истории-прикрытия. Я так ей и сказал, а поскольку она уже была знакома с нашей историей-прикрытием, у меня не было выхода, как рассказать ее и вам, когда вы пришли. Но дело в том… — Он пошевелил резиновую форму, поерзал на табурете. — Дело в том, что в среду ночью я был с женщиной. Ее зовут Аманда Бекстед. Я провел ночь в ее квартире в Пимлико. — Он посмотрел на Линли с некоторым вызовом, словно ожидал осуждения и подготовил себя к этому, и посчитал необходимым добавить: — Мы с Ливи не любовники, если вы думаете, что я ее предаю. И никогда ими не были. Просто я не хочу ранить ее, заставив думать, будто нуждаюсь в чем-то, что она хотела бы дать мне сама, но не может. Я не жду, что вы поймете, о чем я говорю, но я говорю вам правду.Закончил Фарадей совсем раскрасневшись. Линли воздержался от замечания, что существуют разные виды предательства. Вместо этого он лишь попросил адрес и номер телефона Аманды Бекстед. Фарадей продиктовал их, сержант ХеЙверс записала. Фарадей добавил:— Ее брат живет там же, в Пимлико. Он знает, что я был с ней. Он подтвердит. Как, наверное, и соседи.— Вы ушли от нее рано утром, если наши сведения о вашем возвращении точны.— Ливи ожидала меня около пяти, чтобы я забрал ее из дома матери. Что я и сделал. Хотя, как выяснилось, мог и не спешить. Они с матерью сидели за завтраком и все еще разговаривали.— Ссорились? Фарадей удивился.— Да нет. Восстанавливали дружеские отношения, я бы так это назвал. Они не общались с тех пор как Ливи исполнилось двадцать два года, поэтому им было о чем поговорить, а вот времени было не так много. Насколько я понял, они просидели за разговорами всю ночь.— И о чем же они говорили?Фарадей отвлекся на ближайшую к нему резиновую форму, большим пальцем погладил ее.— Могу я предположить, — спросил Линли, — что они беседовали и на другие темы, помимо последнего упокоения праха Оливии?— Это не имело никакого отношения к Флемингу, — сказал Фарадей.— Тогда вы без опаски можете рассказать это нам.— Тут дело тонкое, инспектор. — Он поднял голову и взглянул на Линли. — Это касается самой Ливи. И должно исходить от нее, а не от меня.— Я нахожу, что на защиту Оливии Уайтлоу тратятся огромные усилия. Ее мать защищает ее. Вы ее защищаете. Она себя защищает. Почему, как вы думаете?— Я не трачу усилий на защиту Ливи.— Отрицание требует усилий, мистер Фарадей, Так же как умолчание и открытая ложь.— На что это вы намекаете?— Что вы далеко не откровенны.— Я сказал вам, где был в среду ночью. Сказал, с кем был. Даже то, чем мы занимались. Это моя часть рассказа, а остальное вам придется добывать у кого-нибудь другого.— Значит, вам известно, о чем они говорили. Всю ночь.Фарадей выругался себе под нос. Встал и принялся ходить по гаражу.— Я больше не могу с этим справляться. Ливи это знает. Я это знаю. Мне удалось продержаться так долго в основном потому, что время от времени я мог урвать несколько часов для встречи с Амандой. Она… не знаю. Думаю, она мой спасательный круг. Без нее я, наверное, бросил бы все это дело давным-давно.— Все это дело?—Не справился бы с Ливи и ее болезнью. У нее амиотрофический склероз, БАС. Расстройство двигательных нейронов. Ее состояние постоянно ухудшается. — Мечась по мастерской, он очутился у дальней стены, возле которой были сложены старые отливки. Он потрогал их носком кроссовки и снова заговорил. — Когда она не сможет пользоваться ходунками, понадобится инвалидное кресло. Потом искусственная вентиляция легких и больничная койка. На этом этапе она не сможет оставаться на барже. Она могла бы переехать в приют, но Ливи этого не хочет, и я не хочу этого для нее. Чем больше мы обдумывали эту ситуацию и перебирали все решения, тем больше мы склонялись к мысли о примирении ее с матерью. И о возвращении домой, к матери. За этим Ливи и поехала к ней в среду.— Попросить у матери согласия на переезд домой? Фарадей кивнул. Пнул кучу старых отливок, три из них треснули, пыхнув ему на джинсы облачком гипсовой пыли. Он отряхнулся. Бесполезный жест. Белая пыль лежала здесь повсюду.— Почему вы оба с самого начала прямо не рассказали мне об этом? — спросил Линли.—Я уже объяснял вам, — ответил Фарадей. — Во всяком случае пытался объяснить. Вы что, не видите, что происходит? Она живет с мыслью о надвигающейся смерти. Каждый день она все больше теряет почву под ногами. Много лет они с матерью не имели ничего общего, и вот теперь Ливи вынуждена приползти назад, прося мать о помощи. Думаете, для Ливи это легко? В ней столько гордости. С этой ситуацией она проходит через все круги ада. Поэтому, если она не испытывала желания рассказать вам о той ночи более подробно, я не мог ее заставить. Мне кажется, что она в любом случае рассказала вам достаточно. Что еще вам от нее требуется?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69