Он притянул ее к себе и мгновение, казалось, вдыхал аромат ее кожи.— Джессика, — произнес он, как бы представляя девушку.— Ваша дочь? — вкрадчиво спросила Хейверс.— Сержант, — сказал Линли.Девушка, как видно, поняла подтекст. Она просунула указательный палец в шлевку джинсов Пэттена и проговорила:— Ты идешь, Хью? Уже поздно.Он провел ладонью по ее спине, так мужчина поглаживает победившую в скачках лошадь.— Через несколько минут, — ответил он и посмотрел на Линли. — Инспектор?Линли поднял руки, без слов давая понять, что к девушке у него вопросов нет. Он подождал, пока она скроется в доме, прежде чем спросить:— Где может быть ваша жена, мистер Пэттен? Она исчезла. Как и машина Флеминга. Вы не представляете, куда она могла уехать?Пэттен был поглощен закрыванием бутылок. Потом он поставил их и стаканы на поднос.— Не имею ни малейшего понятия. Но где бы она ни была, уверен, она не одна.— Как и вы, — сказала Хейверс, захлопывая блокнот.Пэттен посмотрел на нее безмятежным взглядом.— Да. В этом отношении мы с Габриэллой всегда были удивительно похожи. Глава 6 Линли взял папку с материалами из Кента. Просмотрел, сдвинув над очками брови, фотографии с места преступления. Барбара наблюдала за ним, удивляясь, как ему удается выглядеть таким бодрым.Сама она чувствовала себя измочаленной. Было около часа ночи. После возвращения в Нью-Скотленд-Ярд она выпила три чашки кофе, но несмотря на кофеин — или, возможно, благодаря ему, — мозги еще трепыхались, а вот тело решило умереть. Ей хотелось положить голову на стол Линли и захрапеть, но вместо этого она встала и подошла к окну. Внизу на улице никого не было. Вверху простиралось темно-серое небо, видимо, не способное достичь настоящей черноты из-за кипевшего жизнью мегаполиса под ним.Рассматривая вид, Барбара задумчиво потянула себя за нижнюю губу.— Предположим, это сделал Пэттен, — сказала она. Не ответив, Линли отложил фотографии. Прочитал часть отчета инспектора Ардери и поднял голову. На лице его отразилась задумчивость. — У него достаточно веский мотив, — продолжала Барбара. —Если он уничтожает Флеминга, то мстит парню, который залез в трусы к Габриэлле.Линли выделил абзац. Потом еще один. Час ночи, с отвращением думала Барбара, а он по-прежнему свеж как огурчик.— Ну? — спросила она.— Могу я посмотреть ваши записи?Вернувшись к своему стулу, она достала из сумки блокнот и отдала Линли. Пока она шла к окну, Линли водил пальцем по первой и второй странице их беседы с миссис Уайтлоу. Заглянул на третью, затем — на четвертую. Перевернул еще одну страницу и очертил что-то на ней карандашом.— Он сказал, что для него пределом является неверность, — не унималась Барбара. — Может, его предел — убийство.Линли посмотрел на нее.— Не позволяйте антипатии становиться вашей постоянной спутницей, сержант. У нас недостаточно фактов.— И тем не менее, инспектор…Подняв карандаш, он заставил ее замолчать и сказал:— А когда они появятся, я думаю, они подтвердят его присутствие в клубе «Шербур» в ночь со среды на четверг.— Пребывание в «Шербуре» не исключает его автоматически из числа подозреваемых. Он мог нанять человека, чтобы устроить пожар. Он уже признал, что нанимал кого-то следить за Габриэллой. И по кустам, фотографируя ее и Флеминга, не он лазал. Вот еще один нанятый.— И все это в рамках закона. Возможно, это сомнительно. Безусловно, отдает дурным вкусом. Но не противозаконно. Впрочем, я его не исключаю.— Слава богу!— Однако признать за Пэттеном убийство Флеминга с заранее обдуманным намерением — значит предположить, что он знал, где Флеминг будет ночевать в среду. А он отрицает, что знал. И я не уверен, в нашей способности доказать обратное. — Линли убрал фотографии и материалы в папку. Снял очки и потер переносицу.— Если Флеминг позвонил Габриэлле и сказал, что едет, — заметила Барбара, — она могла позвонить Пэттену и сообщить ему об этом. Естественно, не нарочно. Не затем, чтобы Пэттен примчался убить Флеминга. Просто хотелось немного досадить мужу. Это соответствует тому, что он рассказывал о своей жене. Другие мужчины ее хотят — и вот тому доказательство.Линли как будто поразмыслил над словами сержанта.— Телефон, — задумчиво произнес он.— А что с ним?— Разговор между Флемингом и Моллисоном. Он мог сообщить ему о своих планах в отношении Кента.— Если вы считаете ключом телефонный разговор, тогда и его семья могла знать, куда едет Флеминг. Он же отменил свою поездку в Грецию, не так ли? Или по крайней мере отложил ее. Каким-то образом он сообщил бы им. Он должен был что-то им сказать, раз его сын… как там его зовут?Перевернув еще две странички, Линли сверился с ее записями.— Джимми.— Точно. Раз Джимми не позвонил миссис Уайтлоу в среду, когда отец за ним не заехал. И если Джимми знал, почему отменилась поездка, он вполне мог сказать своей матери. Это вполне естественно. Она же ожидала, что мальчик уедет. А он не уехал. Она бы спросила, что случилось. Он бы объяснил. И куда это нас приводит?Из верхнего ящика своего стола Линли достал разлинованный блокнот.— К Моллисону, — сказал он, записывая. — К жене Флеминга. К его сыну.— К Пэттену, — добавила Барбара.— К Габриэлле, — закончил Линли и дважды подчеркнул последнее имя. Подумал немного и подчеркнул еще раз.Наблюдавшая за ним Барбара сказала;— Что касается Габриэллы, не знаю, инспектор. В этом нет никакого смысла. Что она сделала? Убила своего любовника, а затем радостно укатила на его машине? Это слишком легко. И слишком очевидно. Что у нее вместо мозгов, если она совершила нечто подобное? Опилки?— Пэттен так и считает.— И мы возвращаемся к нему. Видите? Это естественное направление.— У него веский мотив. Что до остального… — Линли указал на папку с материалами и фотографиями, — нам предстоит выяснить, как согласуются улики. Мейдстоунская группа закончит работу в коттедже к утру. Если там что-то есть, они это найдут.— По крайней мере, мы знаем, что это не самоубийство, — сказала Барбара.— Да. Но это может и не быть убийством.—У вас нет оснований утверждать, что это несчастный случай, учитывая сигарету и спички, найденные Ардери в кресле.—Я не говорю, что это несчастный случай. — Линли зевнул, оперся подбородком на ладони и поморщился, уколовшись о щетину и, видимо, поняв, который час. — Нам понадобится номер машины Флеминга, — сказал он. — Нужно разослать описание. Зеленая, по словам миссис Уайтлоу. «Лотус». Возможно, «лотус-7 ». Где-то на него должны быть документы. Думаю, в Кенсингтонском доме.— Согласна. — Барбара взяла свой блокнот и сделала пометки, тг А вы, случайно, не заметили вторую дверь в этой спальне? В доме Уайтлоу?— В комнате Флеминга?— Рядом со шкафом. Вы ее видели? На ней на крючке висел халат.Линли уставился на дверь кабинета, словно восстанавливая картинку.— Коричневый бархат, — произнес он, — с зелеными полосками. Да. А что такого?— Да дверь, а не халат. Она ведет в ее комнату, Именно там я до этого взяла покрывало.— В комнату миссис Уайтлоу?— Правда, интересно? Смежные спальни. И о чем нам это говорит?Линли поднялся.— О сне, — ответил он, — который нам обоим сейчас бы не повредил. — Он аккуратно пристроил под мышкой папку с документами и фотографиями. — Идемте, сержант. Утром надо начать пораньше.
Когда Джинни уже больше не могла оттягивать этот момент, она поднялась наверх. Но прежде она перемыла всю посуду от так и не съеденного ужина, аккуратно повесила посудное полотенце на перекладину, прикрепленную к холодильнику присосками. Вымыла плиту и собралась вытереть старую красную клеенку, служившую скатертью на кухонном столе. Отступила от стола и непроизвольно вспомнила, как он говорил, ковыряя протертую клеенку:— Дело не в тебе, девочка. Во мне. В ней. Я хочу чего-то от нее и не знаю, и мучаюсь от того, что ты с детьми сидишь тут и ждешь моего решения и его последствий для вас. Неужели ты не понимаешь? Я не знаю, чего хочу. О, черт, Джин, не плачь. Успокойся, пожалуйста. Терпеть не могу, когда ты плачешь. — Она невольно вспомнила, как он пальцами утер ей слезы, сжал запястье, как он обнял ее за плечи, прижался губами к волосам, говоря: — Прошу тебя, пожалуйста. Не усложняй все для нас, Джин. — А вот этого она сделать не могла.Она прогнала его образ, подметя пол. Затем вымыла раковину. Отчистила изнутри духовку. Даже сняла занавески с узором из маргариток, чтобы их выстирать. Но сейчас, поздно ночью, стирать было невозможно, поэтому она сложила занавески и оставила их на стуле, решив, что пора проведать детей.Джинни поднималась медленно, стряхивая с себя усталость, от которой дрожали ноги. Зашла в ванную, умылась холодной водой. Сняла одежду, в которой была на работе, и надела свой зеленый домашний халат, провела пальцами по узору из переплетающихся бутонов роз и распустила волосы. Они слишком долго оставались заколотыми кверху — она убирала их от лица на время своей смены в кафе, да так и оставила, когда полиция увезла ее в Кент. Теперь же, когда она их распустила, кожу головы защипало, Джинни сморщилась, и на глазах у нее выступили слезы. Потом она присела на унитаз, просто чтобы выиграть время.Что ей осталось им сказать? — Последние четыре года она пыталась вернуть детям их отца. Что она теперь может им сказать?— Мы слишком долго прожили порознь, Джин, — сказал он тогда. — Мы можем спокойно развестись.— Я была тебе верна, Кени, — ответила она. — Я никогда не спала ни с кем, кроме тебя. Никогда. Ни разу в жизни.— Я не ждал, что ты будешь хранить мне верность. Когда я отсюда ушел, я тебя об этом не просил, верно?— Я принесла обеты, Кенни. Я сказала — «пока смерть нас не разлучит». Я сказала: буду во всем покорна тебе, буду с открытым сердцем перед тобой. И ты не можешь сказать, что я хоть что-то от тебя скрыла.— Я этого и не говорил.— Тогда объясни мне почему. И будь со мной честен, Кенни. Хватит этой чуши про то, что ты ищешь себя. Давай прямо к делу. Кого это ты трахаешь на стороне, что даже захотел делать это законно и благопристойно?— Ну ладно тебе, девочка. Дело тут не в постели.— Нет? Тогда почему у тебя покраснели уши? С кем ты теперь развлекаешься? Не с миссис ли Уайтлоу? Не с ней ли ты перепихиваешься два раза в неделю?— Не говори глупостей, ладно?— Мы с тобой обвенчались в церкви. И поклялись — «пока смерть нас не разлучит».— Нам было по семнадцать лет. Люди меняются. С этим ничего не поделаешь.— Я не меняюсь. Я была с тобой честна, Кенни. Поэтому жду от тебя такой же честности в ответ. Так с кем ты теперь спишь?— Джин…— Хотя я не совсем верно выражаюсь, да?— Наша проблема вовсе не в сексе. С ним всегда все было нормально, и ты это знаешь.— У нас трое детей. Дом. По крайней мере, был, пока не вмешалась миссис Уайтлоу.— Мириам здесь ни при чем.— Так она теперь Мириам? И как давно она Мириам? Она Мириам при свете или также и в темноте, когда тебе не приходится смотреть на квашню, которую ты месишь?— Черт бы тебя побрал, Джин. Подключи мозги, а? Я не сплю с Мириам Уайтлоу. Она, черт побери, старуха.— Тогда кто? Скажи мне. Кто?— Ты меня не слушаешь. Дело не в сексе.— О, ну конечно. А в чем же? Ушел в религию? Отыскал кого-то, с кем распеваешь гимны воскресным утром?— Между нами всегда существовала некая пропасть, там, где ее не должно было быть.— Какая пропасть? Какая?— Ты не видишь, да? В этом-то и вся проблема. Джинни засмеялась, и собственный смех показался ей резким и нервным:— Ты спятил, Кенни Флеминг. Да покажи мне хотя бы еще одну пару, которая имела бы хоть половину того, что было у нас, начиная с двенадцати лет.Он покачал головой с усталостью и смирением:— Мне больше не двенадцать лет. Мне нужно нечто большее. Мне нужна женщина, с которой я мог бы делиться всем. Ты и я… мы с тобой… в чем-то мы хорошая пара, а в чем-то — нет. И как раз в том, что имеет значение за пределами спальни.Джинни почувствовала, что край раковины, к которой она прислонилась, впился в бок. Она выпрямилась.— Полно мужчин, которые по горячим углям поползут, чтобы получить такую, как я.— Знаю.— И чем же я нехороша?— Я не сказал, что ты нехороша,— Ты сказал, что в чем-то мы хорошая пара, а в чем-то — нет. Как это? Объясни. Сейчас же.— Дело в наших интересах. В том, что мы делаем. О чем заботимся. Говорим. Какие строим планы. Чего хотим от жизни.— У нас всегда это было. Ты прекрасно это знаешь.— Сначала — да. Но мы стали разными. Ты это видишь. Просто не хочешь признать.— Кто говорит, что у нас все было плохо? Это она? Это миссис Уайтлоу забивает тебе голову всякой белибердой? Потому что она меня ненавидит, Кенни. Всегда ненавидела.— Я уже сказал тебе, что дело не в Мириам.— Она винит меня в том, что я увела тебя из школы. Она приезжала в Биллингсгейт, когда я была беременна Джимми.— Это к делу не относится.— Она сказала, что я разрушу твою жизнь, если мы с тобой поженимся.— Это в прошлом. Забудь.— Она сказала, что ты превратишься в пустое место, если я позволю тебе бросить школу.— Она наш друг. Она просто переживала за нас.— Наш друг, ты говоришь? Она хотела, чтобы я отдала своего ребенка. Чтобы убила его. Она желала мне смерти. И это в ней так и осталось, Кенни. Она всегда…— Прекрати! — Он ударил по столу, и керамическая солонка в виде белого медведя полетела на пол, ударившись о ножку стола. Солонка треснула, и из нее на старый зеленый линолеум посыпалась соль, белая, словно отбеленный речной песок. — Ты ужасно заблуждаешься насчет Мириам, — сказал Кенни, подняв солонку, которая развалилась на две части у него в руках. — Она была добра ко мне. Была добра к нам. К тебе. К детям.— Тогда скажи мне, кто для тебя лучше, чем я.— Секс тут ни при чем. — По его тону она поняла, что он решил сказать правду. По его позе она поняла, что правда превзойдет все ее самые худшие ожидания. — Да, мы спали вместе. Но секс тут ни при чем. Все гораздо сложнее. Речь идет о желании.— Не сексуальном? Не смеши меня, Кенни.Он поднял на нее глаза, и Джинни почувствовала, как заледенели у нее пальцы. Она ни разу не видела такой муки у него на лице.— Я никогда не испытывал ничего подобного, — произнес он. — Я хочу узнать ее во всех смыслах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69