— Поэтому я и позвонила старшему, когда это увидела. Кресло у лестницы — посмотрите на него. Оно, кажется, стоит не на своем месте.Изабелла не торопилась соглашаться с сержантом. Она понимала, что та ведет к логическому вопросу: «Что кресло делает у лестницы, да еще стоя под таким углом?» Чтобы спуститься на первый этаж, его пришлось бы огибать. Положение кресла указывает на то, что его сюда передвинули.Но, с другой стороны, комната заставлена всякой мебелью, не тронутой огнем, но изменившей цвет от дыма и покрытой копотью. Кроме обеденного стола и четырех стульев вокруг него в столовой имелось старомодное кресло на колесиках и еще одно, парное к сгоревшему, кресло по другую сторону камина. У одной из стен стоял буфет с тарелками, у другой — столик с графинами, у третьей — горка с выставленным в ней фарфором. И на всех стенах висели картины и гравюры. Сами стены, очевидно, были белыми. Одна из них теперь почернела, а другие окрасились в разные оттенки серого. Как и кружевные занавески, обвисшие на своих карнизах и покрытые копотью.— Ковер осматривали? — спросила у сержанта Изабелла. — Если кресло передвинули, мы где-нибудь найдем вмятины. Возможно, в другой комнате.— Вот они, — ответила Коффман. — Посмотрите.— Сейчас, — проговорила Изабелла и закончила рисунок, изобразив образовавшееся на стене пятно. Рядом она быстро набросала план этажа и пометила на нем мебель, камин, окна, двери и лестницу. И только тогда приблизилась к источнику возгорания. Здесь она сделала третий рисунок — самого кресла, отметив явные следы огня на обивке. Стандартная картина.Локализуясь, огонь такого рода образует собой как бы букву «V» с источником возгорания в основании «галочки». Здешний огонь не отступил от этого правила. На правой стороне кресла, находившегося к лестнице под углом в сорок пять градусов, обугливание было наиболее сильным. Сначала тлела обивка, возможно несколько часов, затем загорелась внутренность кресла, и огонь лизал раму кресла с правой стороны, пока не затух. На этой-то правой стороне он оставил два следа по бокам от источника возгорания — один четкий, другой — не очень, — образовавших грубую букву «V». По первому впечатлению, ничто не указывало на поджог.— Если меня спросить, то дело тут, похоже, в непотушенной сигарете, — сказал один из молодых детективов. В голосе его сквозило нетерпение. Перевалило за полдень, и он проголодался.Изабелла перехватила прищуренный взгляд, брошенный сержантом Коффман на парня. «Только тебя, парень, кажется, никто не спрашивает», — ясно говорил этот взгляд. Практикант быстро поправился, сказав:— Я только не понимаю, почему дом не сгорел дотла.— Все окна были закрыты? — спросила сержанта Изабелла.—Да.— Огонь в кресле поглотил весь кислород, который был в коттедже, а потом потух, — через плечо бросила констеблю Изабелла.Сержант Коффман присела на корточки около обуглившегося кресла. Изабелла к ней присоединилась. Ковер, целиком выстилавший комнату, был однотонным — бежевым. Под креслом его покрывал толстый слой черной сажи. Коффман указала на три небольших углубления дюйма в два с половиной, соответствовавших трем кресельным ножкам.— Вот о чем я говорила, — произнесла она. Изабелла достала из чемоданчика кисточку и со словами: «Все может быть», принялась аккуратно выметать сажу из ближайшего углубления, потом из другого. Когда она очистила все три, то увидела, чтс они идеально соотносятся друг с другом — изначально кресло стояло именно так.— Видите, его передвинули. Повернули на одной ножке.Не поднимаясь с корточек, Изабелла прикинула положение кресла по отношению к другим предметам меблировки.— Кто-нибудь мог на него натолкнуться.— Но вы же не думаете…— Этого мало.Она передвинулась поближе к креслу, осмотрела непосредственно очаг возгорания — неровную обуглившуюся дыру, из которой торчали оплавившиеся, похожие на проволоку волокна набивки.Теперь Изабелла могла исследовать это место: осторожно раздвинуть обуглившуюся ткань и проследить путь падения угольков вдоль правой стороны кресла. Кропотливая работа, безмолвное изучение каждого сантиметра с помощью фонарика который недрогнувшей рукой держала над ее плечом Коффман. Прошло более четверти часа, прежде чем Изабелла нашла то, что искала.Пинцетом она извлекла добычу и удовлетворение осмотрела ее, прежде чем показать присутствующим— Значит, все же сигарета. — В голосе Коффман прозвучало разочарование.— Нет. — Не в пример сержанту, Изабелла была явно довольна. — Это устройство для поджога. — Она посмотрела на детективов-практикантов, на лицах которых при ее словах обозначился интерес. — Нужно начинать поиск снаружи, — приказала она молодым людям. — Двигайтесь кругами. Ищите следы обуви, отпечатки шин, спички, инструменты, любые емкости, все необычное. Сначала наносите их на план, потом фотографируйте и укладывайте в пакеты. Понятно?— Мэм, — согласно кивнул один из них. Второй одновременно произнес:— Ясно. — И через кухню они вышли на улицу. Коффман недоуменно взирала на окурок сигареты, который держала Мзабелла.— Я не понимаю, — сказала она.Изабелла указала на зубчатый кончик сигареты.— И что? На мой взгляд, это обычная сигарета.— Она такой и должна выглядеть. Посветите поближе. И встаньте подальше от кресла. Хорошо. Вот так.— То есть, это не сигарета? — спросила Коффман, пока Изабелла продолжала исследовать прогоревшее место. — Не настоящая сигарета?— И да и нет.— Не понимаю.— На что и надеялся поджигатель.— Но…— Если я не ошибаюсь, — а через несколько минут мы это узнаем, потому что кресло нам скажет, — мы нашли примитивный часовой механизм. Он дает поджигателю от четырех до семи минут на то, чтобы уйти, прежде чем начнется настоящий пожар.Фонарик дрогнул в руке собиравшейся что-то сказать Коффман, она извинилась и, направив луч на прежнее место, сказала:— Но если это так, то почему, когда пламя вспыхнуло, кресло не сгорело? Может, поджигатель именно этого и хотел? Я знаю, что окна были закрыты, но огню наверняка хватило бы времени, чтобы перекинуться с кресла на шторы и стену, прежде чем иссяк кислород. Почему же не сработало? Почему от жара не лопнули стекла и не впустили воздух? Почему же весь этот очаровательный коттедж не сгорел дотла? Изабелла продолжала свое скрупулезное исследование — словно разбирала все кресло на отдельные волокна.—Вы говорите о скорости распространения огня, — сказала она. — Скорость зависит от обивки и внутренности кресла, а также от того, есть или нет в комнате сквозняк. Зависит от фактуры ткани, возраста внутренней набивки и была ли она обработана химикатами. — Она потрогала край подпаленного материала. — Для ответов на эти вопросы нужно будет сделать анализы. Но насчет одного я готова побиться об заклад,— Поджог? — предположила Коффман. — Который должен был выглядеть, как что-то другое?— Да, я бы так выразилась.Коффман посмотрела на лестницу за креслом.— Тогда все значительно осложняется, — как-то неуверенно проговорила она.— Согласна. С поджогами обычно так и бывает. — Изабелла извлекла из глубин кресла щепочку, которую искала. — Великолепно, — пробормотала она. — На лучшее и надеяться было нельзя. — Она была уверена, что в обгоревшем остове кресла обнаружится еще не менее пяти таких щепочек. Изабелла вернулась к поискам, разбирая и просеивая. — Кстати, кто она была?— Про кого вы?— Жертва. Женщина с котятами.— В этом-то и проблема, — ответила Коффман. — Поэтому главный и поехал с телом в Пембери. Поэтому позже там и будет пресс-конференция. Поэтому-то теперь все так и усложнилось.— Почему?— Понимаете, здесь живет женщина.— Кинозвезда или кто-то в этом роде? Важная птица?— Нет. И она — даже не она. Изабелла подняла голову.— Что вы такое говорите?— Снелл не знает. Никто не знает, кроме нас.— О чем никто не знает?— Труп наверху был мужской. Глава 2 Полиция появилась на Биллингсгейтском рынке в середине дня, когда Джинни не должна была там находиться, потому что в этот час лондонский рыбный рынок тих и пуст, как станция подземки в три часа ночи. Но Джинни находилась там, дожидаясь мастера, который ехал в кафе «Криссис», чтобы починить плиту. Плита сломалась в самый неподходящий момент — на пике наплыва клиентов, который обычно наступает около половины десятого, после того как торговцы рыбой заключили сделки с покупателями из самых модных городских ресторанов, а команда уборщиков очистила обширную автостоянку от пластиковых коробок и сеток, в которых перевозят моллюсков.Девушки — у «Криссис» их всегда называли девушками, не глядя на то, что самой старшей из них пятьдесят восемь, а самой молодой — Джинни — тридцать два, — уговорили плиту поработать остаток утра вполнакала, что позволило им как ни в чем не бывало подавать надлежащего качества жареный бекон и хлеб, яйца, кровяную колбасу, гренки по-валлийски и сэндвичи с поджаренной колбасой. Но если они хотели избежать бунта своих клиентов или, того хуже, их перехода к Кейтонам, конкурентам со второго этажа, плиту в маленьком кафе следовало починить немедленно.Девушки кинули жребий, кому дожидаться мастера, так, как кидали его все пятнадцать лет, что Джинни с ними работала. Они одновременно зажгли по спичке и смотрели, как те горят. Первая, бросившая спичку, проигрывала.Джинни, как и любая из них, спокойно выдерживала, пока пламя не начинало лизать пальцы, но сегодня ей хотелось проиграть. Выигрыш означал, что ей придется ехать домой. Возможность остаться и ждать мастера, который неизвестно когда соизволит явиться, еще на какое-то время спасала ее от мыслей о том, что делать с Джимми. То, как все, начиная с ближайших соседей и заканчивая руководством школы, произносили слово подросток, говоря о ее сыне, Джинни не нравилось. Они произносили его таким тоном, словно называли Джимми хулиганом, малолетним преступником или бандитом, а все это не соответствовало истине. Но они же этого не понимают, потому что обращают внимание только на внешнее и ни на секунду не задумываются о том, что может твориться в душе человека.А в душе у Джимми гнездилась боль. Как и у нее в душе, где боль жила уже четыре года.Джинни сидела за столиком у окна, пила чай и жевала порезанную на кусочки морковку, которую всегда брала из дома, когда наконец услышала звук хлопнувшей автомобильной дверцы. Шел уже четвертый час. Джиини закрыла журнал «Только для женщин», в котором читала статью «Как узнать, хороша ли ты в постели?», свернула его в трубочку, сунула в карман рабочего халата и встала из-за стола. И только тогда увидела, что машина — полицейская и доставила она двух стражей порядка. И потому, что одним из них оказалась строгого вида женщина, которая хмуро оглядела длинное кирпичное здание, расправляя плечи и одергивая воротничок блузки, по коже Джинни пробежал тревожный холодок.Она автоматически посмотрела на часы второй раз и подумала о Джимми. Она взмолилась, чтобы, несмотря на загубленный праздник в честь его шестнадцатилетня, ее старший сын все же пошел в школу. Если нет, если он снова убежал, если его поймали в каком-то неподходящем месте, если эта женщина и этот мужчина — и почему их двое? — приехали сообщить матери о его очередной выходке… Страшно было подумать, что он мог натворить с тех пор, как Джинни вышла из дома без десяти четыре утра.Подойдя к стойке, она достала из пачки, заначенной одной из девушек, сигарету. Закурив, почувствовала, как дым обжигает горло, наполняет легкие, и немедленно ощутила легкое головокружение.Мужчину и женщину она встретила в дверях «Криссис». Женщина была одного роста с Джинни, с гладкой кожей, которая собралась морщинками вокруг глаз, и светлыми волосами, которые нельзя было назвать ни русыми, ни каштановыми. Она представилась и протянула удостоверение, в которое Джинни не взглянула, услышав фамилию и звание. Коффман, назвалась женщина. Детектив-сержант. И добавила — Агнес, словно наличие имени могло смягчить эффект ее присутствия. Женщина объяснила, что она из полиции Большого Спрингбурна, и представила сопровождавшего ее молодого человека — детектива-констебля Дика Пейна, или Ника Дейна, или что-то в этом роде. Джинни не разобрала, потому что не слышала ничего, кроме произнесенных женщиной слов «Большой Спрингбурн».— Вы Джин Флеминг? — спросила сержант Коффман.— Была, — ответила Джинни. — Одиннадцать лет. Теперь я Купер. Джин Купер. А что? В чем дело?— Насколько я поняла… — неуверенно продолжила сержант. — Вы жена Кеннета Флеминга?— Я еще не получила свидетельство о разводе, если вы об этом. Поэтому формально мы все еще женаты, — ответила Джинни. — Но состоять в браке и быть чьей-то женой разные вещи, верно?— Да. Полагаю, так. — Но было что-то в том, как сержант произнесла эти три слова, и даже скорее в том, как она при этом посмотрела на Джинни, что заставило ее глубоко затянуться. — Миссис Флеминг.., мисс Купер… миссис Купер… — произнесла сержант Агнес Коффман. Молодой констебль опустил голову.И тогда Джинни поняла: подлинное сообщение содержалось в нагромождении имен. Джинни даже не услышала, как та произнесла те самые слова. Кенни мертв. Разбился на шоссе, или получил удар ножом на платформе Кенсингтон-Хай-стрит, или отброшен на двести футов от пешеходного перехода, или сбит автобусом… Да какая разница? Как бы это ни случилось, наконец-то все закончилось. Он не придет снова и не сядет напротив нее за кухонный стол, не поговорит и не улыбнется. Не вызовет у нее желания дотронуться до золотисто-рыжих волосков на тыльной стороне ладони.За последние четыре года она не раз представляла, как порадуется в этот момент. Она думала: «Вот бы какая-то сила взяла и стерла его с лица земли и освободила меня от любви к этому негодяю, любви даже теперь, когда он оставил меня и все знают, что я оказалась недостаточно хороша для него… что мы не подошли друг другу, не были настоящей семьей… Я тысячу раз хотела, чтобы он умер, умер, умер, хотела, чтобы он исчез, чтобы его разорвало в клочья, чтобы он страдал».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69