Нет! И в Сааре не стоит идти — по-видимому, имя Тали не очень-то много весит в кредитных учреждениях. Но постой-ка, ведь в самом Паунвере живет богатый старый холостяк, которого в народе называют Ванапаганом — Старым бесом. Что, если пойти к нему и рассказать о своем деле? Подпись такого лица уже будет чего-то стоить. Правда, с Ванапаганом он лично незнаком, но если старый холостяк вообще способен уважать опытных земледельцев, он не откажет Тоотсу в этой незначительной помощи. По слухам, он иногда одалживает людям деньги.
— Решено! — хлопает управляющий себя по ляжке. — Пойду к Старому бесу и отдам ему три капли крови из указательного пальца, если ничто другое не поможет.
Ванапаган живет недалеко от волостного правления в маленьком домике, который вместе с фруктовым садом отгорожен от остального мира высоким забором. Посреди людной деревни усадьба эта напоминает маленькую крепость; без разрешения хозяина туда никто не проникнет. Ворота здесь на запоре и днем и ночью, кроме того, дом сторожит свирепый пес, известный по всей округе своими хищными клыками. Говорят, будто Ванапаган все свои деньги держит дома и сторожит их, как черт грешную душу. Может быть, именно из-за такой молвы отшельнику этому и дали прозвище Ванапаган.
Тоотс подходит к воротам и прислушивается. Во дворе тихо, как возле церкви в будний день. Высокие деревья у большака таинственно шелестят, словно предостерегая от вторжения в царство Ванапагана. Но вот слышно, как во дворе открывают дверь и кто-то кличет кур: цып-цып-цып-цып! В то же время по ту сторону ворот, зевая, поднимается какое-то животное и трясет лохматыми ушами. «Так, теперь в самый раз», — думает управляющий и стучит в ворота. Кроме сердитого урчания собаки, никакого ответа. Тоотс выжидает еще несколько минут, затем стучит снова, уже погромче. Ответа все еще не слышно, только пес продолжает ворчать все более угрожающе. «Забавно, — рассуждает Тоотс, чтобы как-то скоротать время. — Обычно всюду приходится стучать три раза, прежде чем тебе откроют. Почему именно три?» Но как раз в ту минуту, когда он собирается постучать в третий раз, со двора доносится покашливание; кто-то еще несколько минут разговаривает с курами и только потом спрашивает:
— Кто там?
— Ага, — отвечает Тоотс, — это я, сын хозяина из Заболотья, Йоозеп.
— Чего тебя носит?
— Зайти к вам нужно. Мне бы с хозяином поговорить.
— Чего тебе надо?
— Не могу же я, стоя за воротами, объяснять. Это разговор длинный.
— Обожди.
Кто-то опять заговаривает с кудахтающими курами и звякает дверью. Собака стала на задние лапы и царапает ворота когтями. Наконец кто-то во дворе, сопя и кряхтя, подходит к воротам.
— Но ежели собака тебе нос откусит — не моя вина.
— Гм… а вы заприте ее в доме, пока мы поговорим.
— Ишь ты… Запереть в доме, говоришь. Иди-ка сюда, Плууту, я тебя запру в доме.
Слышно, как Ванапаган оттаскивает собаку и как та со злобным ворчанием, пытаясь, видимо, укусить хозяина, сопротивляется.
— Иди, иди, Плууту. Марш!
Затем снова звякают дверной задвижкой, колотят камнем по какому-то железному предмету и бормочут непонятные слова. Наконец ворота отпирают.
— Ну, входи, ежели ты из Заболотья. Управляющий проходит в ворота, зорко осматриваясь по сторонам, нет ли где собаки, затем разглядывает стоящего перед ним низенького, толстого человека, известного в Паунвере под именем Ванапагана. Он совсем еще не так стар, этот Ванапаган, на вид ему лет сорок пять. Это тучный человек с красным лицом, седеющими волосами и тупой бородкой. Одного глаза — какого именно, этого управляющий не может сразу сообразить, — у него нет, но тем пристальнее глядит на пришельца второй. Густые седые брови придают отшельнику если не злой, то, во всяком случае, не особенно приветливый вид; из ноздрей тоже торчат такие длинные и густые волосы, что их можно было бы под носом завязать узелком.
— Ну, чего тебе? Собаки не бойся, я ее запер в сарай. Тоотс старается медленно и спокойно объяснить, зачем он пришел. Ванапаган слушает, не произнося ни слова, только маленький глаз его, зорко глядящий из-под седой брови, дает понять, что хозяин его все слышит и замечает.
— Кто ж вас прислал именно сюда, ко мне? — спрашивает Ванапаган, выслушав гостя, и почесывает виднеющуюся из-под расстегнутой рубахи волосатую грудь, покрытую блестящими каплями пота.
— Сюда? Кто меня сюда прислал?.. Кийр. Портной Кийр.
— Гм… Кийр. Что ж он вам сказал? Ванапаган подтягивает штаны и в упор смотрит на Тоотса.
— Что он сказал? Ну-у, что вы человек зажиточный и что ваше поручительство много значит. Ах да, еще сказал, что вы и раньше некоторым помогали.
— Да-да, Кийру я один раз одолжил денег, но это было давно. Подписи я, конечно, никому не дам, за этим не стоит ко мне и ходить; денег рублей двести можете получить под вексель, ежели покажете бумагу, что хутор записан на ваше имя… Заткни глотку, Плууту, он скоро уйдет!
Управляющий бросает взгляд в сторону сарая, как бы извиняясь перед Плууту, что вынужден еще немножко его задержать, и спрашивает:
— А сколько процентов хотите?
— Процентов… — Ванапаган топчется на месте — два шага вперед, два назад, — толстый и красный, как кровяная колбаса, потом опять подтягивает на себе штаны и пристально смотрит Тоотсу в лицо. — С земляка — двенадцать.
— Много, — улыбается Тоотс. — Кроме того, двести рублей мне маловато.
— Ну можно бы еще сотнягу подбросить. Но процент процентом и остается. Тут ничего не поделаешь. Время сейчас дорогое, за все плати чистоганом — шутка ли! Скажем, к примеру, этот самый Плууту — он за двоих мужиков жрет. Совсем меня обожрал. Теперь на старости лет научился еще и яйца есть, цыплят тоже жрет, дьявол. Скажем, к примеру… Когда-нибудь и меня самого слопает, это как пить дать, — тогда конец роду Сабраков на земле. Заткни глотку, Плуту!
— Зачем же такого обжору держать.
— Да, попробуй не держать! Скажем, к примеру, сейчас лето и бояться нечего. А осенью, когда темно? Разве услышишь, ежели кто через ворота или через забор полезет?
— И то правда, — поддакивает Тоотс. — Значит, в поручители вы ни под каким видом не пойдете?
— Нет. В жизни такими делами не занимался. Денег можете получить рублей триста, когда хутор будет на ваше имя записан.
— Ладно, я подумаю. Не раздобуду нигде подписи — тогда вернусь сюда.
Тоотс отступает к воротам, в последний раз окидывая взглядом двор. Под забором валяется яичная скорлупа, селедочные головки и еще какие-то объедки. Рядом с сараем сушится грубое, словно сшитое из мешковины белье. Ванапаган, наверное, сам его выстирал и залатал: кажется, будто заплаты эти словно издалека брошены на разорванные места. Из сарая струится вонючая жижа — по-видимому, последний представитель рода Сабраков держит там поросят.
— Ну что ж, тогда — будьте здоровы, до свидания!
Управляющий слышит, как у него за спиной запирают на засов ворота, и весь вздрагивает. Действительно, страшно здесь все — и усадьба, и ее хозяин. Если Плууту в самом деле намерен когда-нибудь сожрать своего хозяина, то, по мнению Тоотса, пусть делает это хоть сегодня; Тоотс ничего не имеет против того, чтобы род Сабраков навсегда исчез с лица земли. Ванапаган уверяет, что за все должен «платить чистоганом», — а во дворе полно кур и петухов, в загородке хрюкает свинья, на огороде картофель и капуста — хорош чистоган! Но, в конце концов, все это его, Тоотса, не касается, ему нужно раздобыть поручительство. Уже в третьем месте он терпит неудачу. Черт его знает, почему все — и хорошее и плохое — случается по три раза? Почему три? В четвертом месте все же должно повезти, не то сегодняшний день совсем пойдет насмарку. Но где же это четвертое место?
— Боже милосердный! — раздается в эту минуту чей-то голос со двора волостного правления. — Мне, видимо, померещилось? Это, наверное, не вы, Тоотс, а ваш дух? Погодите, остановитесь, а то боюсь, что вы мгновенно превратитесь в воздух, пар или синий дымок!
— А-а, — оборачивается управляющий, — это вы, Тээле! А я уж подумал… Здравствуйте!
— Здравствуйте! — говорит девушка, проворно выходя на шоссе и протягивая ему руку. — Ну, слава богу, теперь я вижу, что это в самом деле вы, мой соученик Йоозеп Тоотс из Заболотья. Вы сказали: «А я уж подумал…»
— Да, я подумал было, что это опять Кийр за мной гонится. Он сегодня весь день меня преследует: куда ни пойду, везде он передо мной.
— Как же это получается? Нечего ему делать, что ли? Ах да, между прочим: он все еще ходит к вам учиться?
— Нет! Он побыл в Заболотье всего один день.
— Вот как. А я думала, он уже скоро станет настоящим опманом.
Управляющий с улыбкой качает головой. Глаза его встречаются с пристальным взглядом девушки — этот взгляд он все время чувствовал на себе.
— Так, так… — Тээле чуть краснеет и опускает глаза. — А теперь разрешите поблагодарить вас за страничку из Книги откровения. Я прочла ее от начала до конца, все искала какое-нибудь слово или фразу, которые относились бы ко мне, но не нашла. Не знаю, послали вы эту страничку с какой-нибудь скрытой мыслью или нет, я ничего в ней не нашла.
Теперь уже краснеет и управляющий.
— Простите меня! Надеюсь, вы не обиделись? Никакой скрытой мысли нет, и вообще это была довольно глупая выходка — я и сам потом понял. Какая там скрытая мысль могла быть: в комнате уже стало так темно, что я и сам не видел, что на листке написано.
— Ах, да ну вас, — смеется хозяйская дочь. — Чего я буду обижаться. Не такая уж я нежненькая, как вы думаете. Сначала я, конечно, была очень удивлена: что бы это могло значить? А потом вспомнила, что я написала, когда была в Заболотье, и все стало ясно. Нет, это ничего, это просто милый ответ на мою записочку. Но разрешите спросить, откуда вы сейчас идете и куда направляетесь? Вас давно нигде не видно. Я собиралась на днях сходить в Заболотье поглядеть, не заболели ли вы, не случилось ли какое несчастье. А сегодня мне почему-то пришло в голову, что вы, может быть, уехали обратно в Россию. Извините мое любопытство — женщины все любопытны, — не идете ли вы сейчас оттуда… от Ванапагана? Со двора конторы было слышно, как он гремел, открывая ворота; вообще-то он так легко к себе во двор не пускает.
— Да-а, — запинаясь отвечает Тоотс. — Я… действительно был там.
— Ну да, так я и думала. Но странно, что вас туда привело?
— Так просто… — Тоотс пытается ответить как можно непринужденнее. — По делам ходил.
На это девушка сперва ничего не отвечает. Она чертит зонтиком по песку большака и бросает недоумевающий взгляд на хутор Ванапагана.
После небольшой паузы хозяйская дочь спрашивает:
— И куда вы сейчас идете?
— Сейчас… сейчас… пойду дальше. Путь далекий.
— Куда же именно? Не будьте таким загадочным, дорогой соученик.
— Туда… туда, — говорит Тоотс, указывая в направлении Каньткюла и мучительно ломая себе голову — как бы сейчас более или менее правдоподобно соврать. — Туда-а… в эту самую… как ее… ну да, туда… к Тыниссону, — придумывает он наконец хоть одно имя.
— Так далеко? — удивляется Тээле. — И тоже по делам?
— Да, почти.
— Ну хорошо, если вы ничего не имеете против, я чуточку провожу вас. Можно?
— Отчего же нет, — улыбается управляющий. — Будьте так любезны… Очень приятно.
— Да-а, — начинает по дороге Тээле, — что я хотела сказать… значит, Заболотье теперь почти в полном порядке. Смотрите, как быстро.
— О нет! — усмехается Тоотс. — Заболотье далеко еще не в порядке. Это только начало. Там еще добрых несколько лет придется потрудиться, пока все наладим. Сделано лишь то, что поважнее. Но, — добавляет он медленно, — потихоньку все сбудется, если сил и здоровья хватит. Теперь это уже вроде бы свое собственное… постараюсь.
— Как это — свое собственное? Оно же всегда было свое?
— Ну да… это верно. Но сейчас — еще больше. Теперь вроде бы сам полный хозяин… Старик собирается хутор на мое имя переписать, так что…
— В самом деле? Поздравляю! Ну, тогда вам пора жениться, дорогой соученик. Не теряйте времени. Женитесь поскорее, а то меня иногда страх берет — так же, как сегодня, — что вы здесь заскучаете и снова отправитесь в чужие края. Нет, в самом деле, теперь вам самая пора жениться.
— Ну, — усмехается управляющий, поглядывая в сторону леса, — это не к спеху… Да и где так сразу возьмешь жену. Поблизости нет никого… Вот и…
— Ну что вы! Неужели перевелись в Паунвере девушки на выданье? Вы сами не искали, никого себе не присматривали, — вот в чем дело. Живете в своем Заболотье, как рак в норе, даже не показываетесь на людях — разве так молодой человек подыскивает себе невесту… которая полюбила бы его! Не думаете ли вы, что какая-нибудь девица сама сделает вам предложение?
— Да нет… — Управляющий хочет возразить, но его школьная подруга только перевела дух и собирается продолжать свои наставления.
— А если вы и впрямь в этих делах такой беспомощный и неумелый, то позвольте хотя бы дать вам добрый совет и порекомендовать кого-либо. А?
— Да кто его знает… Ну хорошо, так и быть — рекомендуйте.
Тоотс закуривает папиросу и с интересом ждет — кого же ему собираются предложить в жены.
— Да-а, — говорит школьная подруга, чуть потупив взор. — Обещать легче, чем советовать. Но ладно. Только не смейтесь и не издевайтесь, если услышите нечто совсем неожиданное. Дело, видите ли, в том, что… я рекомендую вам прежде всего себя.
Услышав эти слова, управляющий поперхнулся — он так неудачно глотнул дыма, что его, опытного курильщика, начинает долго и мучительно душить кашель. Он швыряет папиросу на землю, вытирает выступившие слезы, пытается улыбнуться и произносит:
— Я думал, вы после такого вступления скажете что-нибудь серьезное, а вы… вы только шутите. Кх, кх… проклятый дым!
— Отчего вы думаете, что это штука? Я совсем не шучу, просто я чуть смелее других девушек и прямо говорю то, что думаю. Но если вы не хотите ко мне свататься, я могу посоветовать и другую.
— Да нет… Кх, кх, кх… ведь вы… Ну да, как же не шутка — не можете же вы сразу за двоих выйти замуж, вы же невеста Кипра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49