— Так же, как и каждый вечер. За исключением тех случаев, когда он и его супруга куда-нибудь уезжали. Но вечером в конце недели обычно это было всегда в девять, когда он выходил с собакой.Хейз подумал, что под словами «вечером в конце недели» привратник подразумевал уик-энды. Для Хейза это означало начало уик-энда. Следующий он проведет с Энни Роулз. В последнее время большинство их он проводил в обществе Энни. Он подумывал, не ведет ли это к чему-либо более серьезному. По правде говоря, это его немного настораживало.— Что произошло потом? — перебил его мысли Уиллис.— Он начал прогулку по улице, — сказал привратник, — с собакой.— Где вы были в этот момент?— Я вошел в дом.— Перед этим вы кого-нибудь видели?— Никого.— Кого-нибудь посреди улицы или поодаль, в конце квартала?— Никого.— Когда вы услышали выстрелы?— Аккурат в тот миг, когда вошел в дом. Ну, может, одной, двумя секундами позже. Но не больше.— И вы распознали, что это были именно выстрелы?— Уж мне ли их не отличить. Я был в Наме Во Вьетнаме (сокр.).

.— Сколько было выстрелов?— Мне показалось, что целую обойму выпустили. Собаку тоже убили. Вы знаете. Такая хорошая, умная собака. И почему кому-то пришло в голову убить собаку?Уиллис подумал: «Почему кому-то пришло в голову убить человека?»— Я думаю, вам это пригодится! — сказал, подойдя, один из специалистов. На нем были джинсы, белые кеды и белая рубашка. Он вручил Уиллису плотный конверт, на котором было напечатано: «Улики». — Четыре пули, — пояснил он. — Должно быть, прошли навылет.В небе сверкнуло.— Дождик будет, — сделал тонкое наблюдение привратник.— Спасибо, — сказал Уиллис «технарю». Он взял конверт, опечатал его и положил в правый внутренний карман куртки.Хейз посмотрел на часы. Было четверть двенадцатого. Он задумался: как бы им разыскать миссис Шумахер. Уж так не хотелось болтаться здесь всю ночь.— У вас есть номер их загородного телефона? — спросил он.— Нет, извините. Нет. Возможно, он есть у управляющего. Но он приедет только утром.— Во сколько?— Обычно он бывает здесь около восьми.— Может, вы хотя бы приблизительно знаете, где их дом на архипелаге Айодинс? Там несколько островов. Хотя бы на каком острове?— Извините, не знаю.— Собака лаяла? — спросил Уиллис. — Может, кидалась на кого-нибудь?— Нет, я не слышал.— Может, вы слышали, как мистер Шумахер что-нибудь сказал кому-нибудь?— Нет, я не слышал. Ничего, кроме выстрелов.— И что потом?— Я выбежал наружу.— И что?— Посмотрел в ту сторону, откуда слышались выстрелы...— Ах-ха...— ...и увидел, что мистер Шумахер лежал вот здесь. — Он показал рукой в ту сторону, где специалисты очертили мелом фигуру покойного на тротуаре. — А собака лежала здесь. — Специалисты никак не обозначили это место. — Оба они лежали там. И тогда я подбежал и сразу понял, что оба мертвы. Мистер Шумахер и собака.— Как звали собаку? — поинтересовался Уиллис.Хейз воззрился на него.— Амос, — сказал привратник.Уиллис кивнул. Хейз не мог понять, зачем ему потребовалось знать, как звали собаку. Хейз подумал также о том, куда ее могли увезти. Ведь не в морг же на вскрытие?..— Кого вы еще видели здесь? — спросил Уиллис.— Никого. Улица была пустая.— Ах-ха...Специалисты все еще возились неподалеку. Хейзу хотелось бы знать, долго ли они тут проболтаются. Еще одна молния перекрестила небо. Раздался раскат грома. Дождь смоет следы крови...— Кстати, — спросил он, — когда миссис Шумахер уезжала, у нее был чемодан?— Да, сэр, небольшой.— Так что, вы уверены, что она поехала на Айодинс?— Ну, я не могу ручаться, но полагаю, так, сэр.Хейз вздохнул.— Что ты собираешься предпринять? — спросил он Уиллиса.— Закончить все здесь и приняться за бумажки. Если не найдем ее телефона, придется приехать завтра к управляющему.— У меня завтра отгул, — сказал Хейз.— И у меня, — вздохнул Уиллис.Он произнес это таким тоном, словно не знал, чем бы заняться в свободное время.Хейз снова со значением посмотрел на него.— Ну ладно, — сказал Уиллис привратнику, — большое спасибо, если у нас будут еще вопросы, мы найдем вас.— Да, да, прекрасно, — произнес привратник, не отрывая взгляда от рисунка мелом на тротуаре.И тут вдруг пошел дождь. * * * В субботу утром 21 июля Стив Карелла приехал на службу. Первое, что он нашел на своем столе, был рапорт, подписанный детективом третьего класса Харольдом Уиллисом, который тот составил накануне, в час ночи. К тому времени он еще не смог связаться с вдовой Артура Шумахера. Телефон был внесен в телефонную книгу графства Элсинор, но не предназначался для публики, поэтому ночная дежурная отказалась сообщить номер Уиллису: пусть он прежде получит спецразрешение властей.Кроме того, к рапорту Уиллиса была подколота памятная записка лейтенанта Бернса, в которой он предлагал кому-нибудь — лейтенант не уточнял, кому именно, — безотлагательно утром позвонить в телефонную компанию графства и добиться связи с миссис Шумахер. Как можно быстрее. Ни Уиллиса, ни Хейза не будет на работе до утра понедельника, и кто-нибудь — Бернс снова не уточнил, кто, — должен взять дело в свои руки и заниматься им круглосуточно. А поскольку рапорт был оставлен на столе Кареллы, то он совершенно логично заключил, что этот «кто-то» — и есть он сам.Графство Элсинор состояло из восьми крошечных муниципалитетов на восточном берегу Лонг-Айленда; все они были защищены от эрозии почвы и ураганных натисков океанского ветра мысом и длинной стрелкой, называемой Сэндс-Спит, а это, причем не только по мнению патриотически настроенных обитателей, но и вполне объективно, привело к тому, что на маленьком архипелаге были самые красивые пляжи в мире. Всего здесь было шесть островов, два из которых находились в частном владении, третий представлял собой общественный парк для приезжих; на остальных трех были расположены частные дома, а также недавно возведенные отели и дорогие кондоминиумы-кооперативы; их бесстрашные обитатели бросали вызов морской стихии, особенно ураганам; и действительно, стихия причиняла страшный урон островам, может быть, не очень регулярно, но достаточно часто.Шумахеры владели половиной дома в Солт-Спрэй, на островке, расположенном неподалеку от материка. Там-то Карелла и отыскал в девять пятнадцать вдову убитого, после того как в буквальном смысле слова вымолил номер телефона Шумахеров у полицейского офицера, отвечавшего за связь с телефонными и телеграфными компаниями. И именно ему, Карелле, выпала горькая участь сообщить ей, что ее муж был убит. * * * Они приехали в квартиру Шумахеров на Селби-Плэйс в два часа дня в субботу. Маргарет (а не Марджори, как почему-то назвал ее ночной дежурный) Шумахер отбыла с островов сразу же после звонка Кареллы и ждала его дома. На вид ей было лет тридцать семь, весьма привлекательная женщина с голубыми глазами и светлыми волосами. На ней была коричневая юбка, значительно открывавшая колени, блузка интенсивного апельсино-оранжевого цвета и туфли на низком каблуке. Она сказала, что приехала домой час назад. Глаза, опухшие и красные, свидетельствовали, что она проплакала все утро. Карелла очень хорошо знал, что она чувствовала.— Это второй брак, и у меня, и у него, — сказала Маргарет. — Я думала, что это будет вечно. И вот теперь такое...Она рассказала, что три года находилась в разводе, когда встретила Артура. Он тогда был женат...— Он значительно старше меня, — продолжала она, не замечая, что говорит о нем в настоящем времени...Ее муж был убит накануне. Как показало вскрытие, четыре пули попали в голову. А она все говорила о нем так, словно он был еще жив. Вообще, как правило, родственники поначалу именно так и говорят, пока не спохватятся...— Мне тридцать девять, ему — шестьдесят два. Это большая разница в годах. Он был женат, когда я его встретила. У него две дочки моего возраста. Одной, во всяком случае, столько же лет, сколько и мне. Это было трудное время для нас обоих, но постепенно все наладилось. И вот уже два года, как мы женаты. В сентябре будет два года...— Вы можете назвать имя его первой жены? — спросил Карелла. Он полагал, что разведенные супруги подчас поступают друг с другом более чудовищным образом, чем незнакомые люди; он думал о том, что в голову покойного попало четыре пули. А ведь и одной было бы достаточно...— Глория Сэндерс, — сказала Маргарет. — Она взяла девичью фамилию после развода.«Горько сказано», — отметил Карелла.— А дочери?— Одна из них одинокая, ее зовут Бетси Шумахер. Вторая замужем, ее имя миссис Марк Стайн.— А есть у вас их адреса и телефоны? Это сэкономило бы нам...— Я уверена, у Артура где-то записано.— Вы ладили с ними? — спросил Браун, которому не понравился тон ответа мадам Шумахер, это «где-то».— Нет, — сказала Маргарет.Точка.Нет. И все тут.— А ваш муж? Какие у него были отношения с ними?— Он любил Лоис до безумия. А вторую не очень.— Это — Бетси? Так? — спросил Карелла, заглянув в блокнот.— Да, Бетси. Он ее называл состарившейся хиппи. Она действительно такая.— И сколько же ей лет?— Точно как мне: тридцать девять.— А второй, Лоис?— Тридцать семь.— А как он был с прежней женой? — спросил Браун.У него из головы не выходил тон, каким она сказала, что, видите ли, у мужа «где-то записано». Телефонные номера. Тут что-то не так. Такое раздражение, точнее, горечь в голосе.— Не имею представления.— Ну, виделись ли, разговаривали ли...— Кто? Он или я?— Скажем так: и вы, и он.— А какой смысл говорить с ней? Дочки взрослые. Они уже были взрослыми, когда мы встретились...— Его бывшая жена получает алименты?— Да.Снова нотка горечи.— В каких размерах?— Три тысячи в месяц.— Миссис Шумахер, как по-вашему, кто мог совершить убийство?Такой вопрос задают уцелевшим родственникам вовсе не в надежде получить стоящую информацию. В действительности это вопрос-ловушка. Большинство убийств даже по нашим временам, в эру безымянного, анонимного насилия, все-таки носят как бы семейный характер. Мужья убивают жен и наоборот; жена убивает любовника; приятель — приятельницу; приятель — приятеля. И так далее, по всем степеням близости. Выжившие муж или жена — всегда первые в ряду подозреваемых до тех пор, пока не будет найден кто-нибудь еще. И потому такой вопрос: а кто еще хотел или мог убить? — прекрасная наживка для крючка. Но тут всегда надо соблюдать крайнюю осторожность.Маргарет не задумалась ни на секунду.— Его все любили, — сказала она.И заплакала.Полицейские стояли рядом, неловко переминаясь с ноги на ногу. Она вытерла слезы бумажной салфеткой «Клинекс», высморкалась. И продолжала плакать. Полицейские ждали. Казалось, она никогда не успокоится. Они стояли в центре гостиной, в тишине, нарушаемой кондиционером и всхлипываниями этой красивой, высокой, золотоволосой женщины, с прекрасным загаром, раздавленной показным либо истинным горем.— Его все любили, — повторила она.Но уж они-то по опыту знали, что если говорят — «все», то это значит, никто не любил его по-настоящему. И потом, она не сказала, что она любила его. Возможно, просто допустила оплошность...— Это ужасно, то, что случилось, — произнес наконец Браун. — И нам понятно, что вы должны чувствовать...— Да, — сказала она. — Я его очень любила.Может быть, скорректировала оплошность... И теперь уже — в прошедшем времени.— И вам не известны причины, по каким кто-нибудь...— Нет.Она продолжала утираться разорванным «Клинексом».— Никаких угроз — по телефону или письменно?— Нет.— Каких-нибудь требований... Шантаж. Или кто-нибудь был ему должен...— Нет.— Или он кому-нибудь был должен?— Нет.— Какие-то проблемы с начальством?— У него свое дело.Опять — в настоящем времени. Так вот и скачет из прошлого в нынешнее, адаптируясь к реальности внезапной кончины.— Что за бизнес? — спросил Карелла.— Он адвокат.— Можем ли мы узнать название конторы?— «Шумахер, Бенсон и Лееб...» Он — старший партнер.— Где находится контора, мэм?— В центре, на Джаспер-стрит.— Были у него неприятности с партнерами?— Я этого просто не знаю.— Или с кем-нибудь, имеющим отношение к делу?— Не знаю.— Он кого-нибудь недавно увольнял?— Я не знаю.— Миссис Шумахер, — сказал Браун, — мы обязаны об этом спросить: была ли у вашего мужа связь с другой женщиной?— Нет.И точка.— Мы также должны спросить, — продолжал Карелла, — у вас есть связь с кем-нибудь?— Нет.Она выпрямилась, твердый взгляд со слезами.— Значит, это действительно был счастливый брак.— Да.— Вы понимаете, мы обязаны этим поинтересоваться, — сказал Браун.— Понимаю.Но она все-таки не понимала. А может, и понимала, кто ее знает. Так или иначе, такие вопросы причиняют боль. Карелла вдруг представил себе полисменов из 45-го, спрашивавших его мать, был ли ее брак счастливым. Правда, то было несколько иное. Но было ли? Неужели они настолько погрязли в полицейской рутине, что забыли об убитом здесь человеке? Забыли о том, что убитый был мужем этой женщины, а женщина была человеком... Неужели стремление схватить негодяя было настолько сильным, что они смело и без оглядки выматывали душу хорошим людям только потому, что они попали под руку? А может быть, и того хуже: забыли, что на свете вообще есть хорошие люди?— Извините, — произнес он.— Миссис Шумахер, — сказал Браун, — как вы отнесетесь к тому, что нам придется осмотреть вещи, принадлежащие вашему мужу? Его записную и адресную книжки, личный календарь с пометками и, кроме того, дневник, если он его вел...— Он не вел дневника.— Ну, все что угодно, что-нибудь, что он мог записать, разговаривая по телефону, настольный блокнот...— Я покажу вам его стол.— Мы хотели бы также осмотреть его личные вещи, если вы не возражаете.— Зачем?— Понимаете, иногда мы натыкаемся на клочок бумаги, даже фирменный спичечный коробок ресторана или магазина...— Артур не курил.«Ну, — подумал Карелла, — теперь все в прошедшем времени...»— Мы будем очень аккуратны, клянусь, — сказал он.И это при том, что до сих пор он не очень-то со всеми миндальничал.— Хорошо, ладно, — согласилась она.Но он знал, что они переступили грань, и настало отчуждение. Навсегда. Внезапно ему захотелось приласкать ее, утешить, как свою мать, но дело зашло уже слишком далеко, «легавый» взял верх над рядовым человеком, точнее, этого человека уже просто не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38