– Пожалуйста, – сказал он и, склонившись к Аннушке, увидел Олега, идущего от церкви. Он направлялся к могиле Варвары Николаевны – знал, где искать…
И заметил их поздно, когда уже нельзя было бесшумно и незримо отступить, спрятаться. Олег мгновение стоял, замерев на полушаге, затем, не скрываясь, повернулся и пошел, не замечая того, что идет по кладбищу и ступает через заросшие, уходящие в землю могилы.
Когда он скрылся из виду, Кирилл отпустил Аннушку и сказал:
– Ты самая коварная женщина… Я представляю, как ему сейчас плохо. Он ушел…
– Представляешь?
– Есть некоторый опыт…
– Нет, ему сейчас очень хорошо, – возразила Аннушка. – Он из той породы людей, которые ищут в любви страданий. Они любят, пока страдают, их не устраивает счастливый исход, сказочный конец…
– Он что, мазохист?
– А что, Чехов мазохист был? Или Блок?.. – Она стала печальной. – Они поэты. Я уверена, что Олег тайно пишет стихи. Он и в церковь ходит не молиться, а страдать. Потому и мучает себя на коленях… Он мне сам сказал, что его идеал – Христос.
Они вышли с кладбища и направились к пешеходному мосту. Оба непроизвольно осматривались по сторонам, но Олега уже не было.
– Ты еще коварнее, чем я предполагал, – сказал Кирилл, когда они шагали по мосту. – Ты нарочно дразнишь моего брата и одновременно меня. Проще всего сбросить тебя в воду, как Стенька Разин свою княжну, и привет!
– Боюсь, что так и случится, – она не приняла шутки. – Потому мне и страшно. Варвара Николаевна перед глазами…
В обе стороны по мосту шли прохожие, и редко кто не оглядывался на Аннушку и Кирилла. Он привыкал к этому и уже переставал замечать. Знакомых в городе у Аннушки было много, и она часто кому-то кивала на ходу, кому-то махала рукой и никогда не останавливалась. Этих людей Кирилл пытался рассмотреть, особенно мужчин, и тем самым пытался разгадать ее прошлое. Но Аннушка при этих встречах на улице была всегда лишь вежливо-приветливой и никогда не выказывала своих чувств. И тут на мосту к ней неожиданно бросились две девочки лет шести-семи, заверещали от радости, закричали:
– Мама! Мамочка! Прекрасная незнакомка! Мы встретили прекрасную незнакомку!
Обняли ее с двух сторон и влюбленно подняли личики. Аннушка просияла, присела, чтобы быть вровень с девчонками, поцеловала обеих:
– Здравствуйте, мои подружки!
Дети ошалели от счастья:
– Мамочка! Она нас поцеловала!
– Она нас назвала подружками!
Кирилл облокотился о перила и закурил. В это время подошла молодая женщина, мама девочек, чем-то озабоченная и печальная. Они сдержанно поздоровалась с Аннушкой, похоже, были малознакомы. Девочки же настороженно глядели на «прекрасную незнакомку» и льнули к ней, словно к матери.
– Где же ваш папа? – спросила Аннушка. – Почему вы гуляете втроем?
– Наш папа заболел!
– Он лежит и не встает!
– Что же у него болит? – с ласковой тревогой спросила Аннушка и подняла глаза на маму девочек.
– Душа у него болит, – сказала девочка помладше.
– Потому что папу опять обокрали! – пояснила старшая.
– Обокрали? – Аннушка встала.
– Снова залезли в мастерскую, – грустно сказала женщина. – И взяли много картин… Вы же знаете, он готовился к персональной выставке в Москве. Теперь все пропало…
Кирилл мгновенно все понял, но соображал туго, поскольку никак не мог увязать страшного старика и эту молодую, печально-красивую женщину с двумя девочками.
Светлая вода тихо катилась под мостом и, обтекая опоры, закручивалась в воронки.
– Боже мой! – ахнула Аннушка. – Как же помочь ему? Что можно сделать?
– Чем ему поможешь? – вздохнула женщина. – Мы же с вами не встанем к мольберту… Половину выставочных работ унесли. И все работы, где вы позировали.
– Да, и «Прекрасную незнакомку» украли, – подтвердила старшая девочка.
– И «Беглую русалку»…
– И ту, что банк уже закупил, – в тон дочерям сказала женщина. – Деньги получили, с долгами рассчитались… Что теперь будет?
– Ну а милиция-то что? – возмутилась Аннушка. – Опять ничего не нашли?
– Ищут, – безнадежно проронила она. – Установили, что кражу совершил маньяк.
– Маньяк?
– Да, сказали, сексуальный маньяк, – пояснила женщина. – Потому что пропала только обнаженка. Портреты и пейзажи остались. А у него же есть прекрасные портреты. Их не покупают… Вот даже маньяк не украл.
– Можно сейчас прийти к нему? – загорелась Аннушка. – Он радовался, когда я приходила…
– Пока рано, – женщина взяла девочек за руки. – Он привык все переживать в одиночку, стесняется… А недели через две обязательно приходите. Он уже отойдет, переболеет…
– Скажите ему, я готова позировать сколько нужно, – попросила Аннушка. – У меня есть время.
– Спасибо вам! – обрадовалась женщина. – Пока в банке не узнали, нужно срочно восстановить для них картину. Приходите!
– До свидания, прекрасная незнакомка! – Девочки замахали Аннушке руками. – Встречайтесь нам еще!
Женщина их уводила, а они все оглядывались и махали.
Кирилл смотрел на светлую воду, бегущую под мостом, и искренне жалел, сочувствовал девочкам, их матери и даже несчастному обворованному старику художнику. Если бы ему сейчас доказали, что несчастье этим людям принес он, если бы его уличили самыми неопровержимыми уликами, он бы все равно не поверил, что способен кого-то обидеть или обездолить. Сам того не ведая, он незаметно убедил себя, что не совершал ничего преступного, «заспал» ту ночь, как пьяные засыпают события прошлого хмельного дня: самообман спасал и любовь и зло. Иначе бы давно исчез с земли самый последний нераскаявшийся грешник…
Он смотрел, как вода рассекается о центральную опору моста и затем снова сливается в единый поток и как ни в чем не бывало катится дальше, по-прежнему чистая и светлая.

* * *

В тот же день, когда жеребчик благополучно ушел от облавы, Аристарх Павлович дождался темноты, переплыл озеро на десантной лодке и стал звать Ага, чтобы увести на ночь в сарай. Пока было светло, Валентина Ильинишна глаз с него не спускала: жеребчик спокойно пасся на густой траве и лишь изредка вскидывал голову, чтобы послушать окружающее его пространство. Однако вместе с темнотой он словно растворился в ней, и до глубокой ночи Аристарх Павлович бродил по луговине, по сосновому мелколесью, по бору, звал, но так и не дозвался. Иногда чудилось, что жеребчик где-то рядом – то треснет ветка, то зашелестит трава или явственно послышится топот легких копыт; Аристарх Павлович шел на звуки и ничего не находил.
Рано утром, на восходе, они отправились на поиски вместе с Валентиной Ильинишной, снова обошли луговину, лес, проверили каждую ложбинку и, кроме следов Ага, ничего не нашли. Жеребчик хорошо напетлял за ночь, и разобраться, в какую сторону подался, с налета было трудно. Они вернулись домой мокрые от росы и несколько успокоенные, что Ага оставался на воле и, сколько бы ни бегал – все одно, придет домой. Это было даже на руку, что он день-два поскитается где-нибудь, пока не улягутся страсти. Вера Ерашова в то же утро отнесла заявления в суд и прокуратуру, договорилась, что выступит адвокатом при рассмотрении дела, и вернулась еще больше уверенная, что жеребчик будет возвращен законному владельцу с компенсацией морального ущерба, да к тому же с выплатой полной зарплаты за вынужденные прогулы – Аристарха Павловича на следующий день уволили со службы.
Однако до вечера едва дотерпел, сунул в карман несколько пряников и отправился на поиски. Валентину Ильинишну дожидаться не стал – она оставалась после работы на собрание, а от помощи Алексея с сыновьями отказался, поскольку опасался, что жеребчик не потерпит лишних людей и не подпустит к себе. Он сразу же пошел по большому кругу, чтобы подсечь след, и довольно скоро отыскал его на старом проселке за бором: жеребчик упорно уходил от города в сторону старого военного аэродрома, теперь зарастающего ивняком. Аристарх Павлович проследил Ага километра на четыре и у самого аэродрома потерял след. Травянистый, давно не езженный проселок просох после дождя на открытых местах, и, вероятно, жеребчик где-то свернул в лес. Аристарх Павлович немного покрутился по взрослеющим посадкам и решил проверить аэродром, где были еще широкие прогалы железобетонных взлетных полос и рулевых дорожек.
Место это не было проклятым, но долгое время запретным для всяких передвижений, и потому грибники редко сюда захаживали. Было как-то жутковато, особенно в одиночку, бродить по этому космическому ландшафту. Пустынность этого места часто нарушалась то могильными плитами погибшим летчикам, то неожиданно встающими из земли огромными зевами ангаров, на которых не было дверей, но на крышах уже давно рос настоящий лес. Тьма, глядящая из этих неестественных, безумных помещений и в полдень была кромешной и вечной. А то открывался вход в бункер, способный выдержать ядерный удар, однако сейчас затопленный черной, застоялой водой. Глядя на размах и мощь, с которой был выстроен аэродром, казалось, он должен служить людям вечно; на самом деле он просуществовал года три, защищая столицу на ближних подступах от возможного нападения, после чего был срочно эвакуирован. Месторасположение секретного аэродрома выдал то ли шпион, то ли предатель по фамилии Пеньковский. Больше всего Аристарха Павловича поражала не грандиозность брошенного аэродрома, напоминающего остатки какой-то погибшей цивилизации, а простота и легкость этой гибели. Всего один человек, знавший несколько цифр, назвал их, и вся эта махина рухнула в одночасье!
Между плит росла густая сочная трава и кое-где поднялись березки выше человеческого роста. Аристарх Павлович прошел по рулевой дорожке до ангаров, чтобы там посмотреть следы: пыль, песок и грязь смывались с бетона и, стекая по склону, медленно затягивали мрачные жерла, и если Ага побывал здесь, то обязательно бы наследил. Ночевать-то все равно полезет под крышу. Однако ничего не обнаружил. Он взобрался на крышу и отсюда, с высоты, услышал дробный стук копыт где-то на взлетной полосе. Аристарх Павлович напрямую пересек рулевые дорожки, разделенные молодыми перелесками, и осторожно выглянул в прогал…
Жеребчик во весь опор мчался по взлетной полосе, словно собирался подняться в воздух. Он достиг ее конца, круто развернулся и помчался в обратную сторону. Никто не подгонял, не понукал его, но Ага набирал скорость и уже стелился вдоль бетонных плит. Простор будоражил его, ровное поле толкало вперед, а полная воля придавала бесшабашность и резвость его стремительного бега. Аристарх Павлович дал ему возможность одолеть полосу до конца и, когда Ага развернулся, вышел на взлетную и замахал руками:
– Ага! Ага!
Жеребчик мгновенно насторожил уши, затем попятился, приседая на задние ноги, и в один огромный скачок исчез в перелеске. Обескураженный, Аристарх Павлович подошел к этому месту, посмотрел сквозь кусты, позвал и долго потом слушал. Ага где-то таился в лесу: в вечернем воздухе была полная тишина.
Тогда он положил пряники на бетонные плиты и пошел домой.
Вернулся он уже затемно и по дороге насобирал свежих, с пятачок, маслят, которые золотились даже в сумерках и, похоже, росли на глазах. Ему хотелось удивить Валентину Ильинишну – это были первые грибы, лето дождиками не баловало, – но войдя в дом, удивился сам. Все Ерашовы, за исключением мальчишек, несмотря на поздний час, сидели в парадной зале и, судя по сосредоточенным лицам, обсуждали что-то важное.
– Наконец-то! – обрадовалась Валентина Ильинишна. – Нашел?
– Нашел! – сообщил Аристарх Павлович и вывалил из подола рубахи грибы прямо на стол. – На аэродроме ипподром устроил! И скачет всласть! Того гляди – взлетит!
– Хоть одна приятная весть, – отозвался старший Ерашов.
– Можешь поздравить меня, Аристарх, – грустно улыбаясь, сказала Валентина Ильинишна. – С первого октября я тоже буду безработная.
Аристарх Павлович отряхнул рубашку и сел:
– Что тут случилось без меня?..
– Дендрария теперь нет, – вздохнула Валентина Ильинишна, – а есть муниципальное предприятие со смешанной собственностью.
– Это нам известно, как смешивают собственность, – заметила Вера. – Вернее, карманы: свой с государственным.
– Знаешь, кто основной капитал вложил? – спросил старший Ерашов. – Никогда не подумаешь…
Аристарх Павлович выпрямился:
– Пожалуй, знаю!.. Уж не сосед ли наш?
– Мы чуть не упали, – призналась Валентина Ильинишна. – Я еще захватила время, когда он лазил по кустам в Дендрарии и собирал бутылки. И как Галю свою запалил…
– Причины расстраиваться пока нет, – заверила Вера бодрым тоном. – Все было совершено за спиной у коллектива. Надо немедленно собирать документы в арбитраж. Валя, я вас научу, что сделать.
– Я не пойму одно, – пробасил Аристарх Павлович, не в силах сразу осмыслить услышанное. – А смысл ему какой? Ну, вложил деньги… Но откуда прибыль? Без прибыли какой ему резон? Не желуди же собирать? Не шишки?
– Наш город включили в «Золотое кольцо», – объяснила Валентина Ильинишна. – Теперь у нас будет самый выгодный бизнес – туризм… Как в Африке! Мэрия строит гостиничный комплекс, а Николай Николаевич на базе Дендрария – развлекательный. По берегу озера поставят русские бани. А нас, по нашему желанию, нарядят в сарафаны, самовары разносить и спинки тереть… Много чего задумали: соловьи-разбойники на дубах, Илья Муромец с богатырским конем, русалочки в омуте…
– Да… – протянул старший Ерашов, и его обожженную половину лица свело еще больше. – А я размечтался – ротонду восстановить белокаменную, фруктовый сад… Они тут Русь туристам показывать станут. Вот она, любуйтесь! Банная, сарафанная!.. Какую же мне роль дадут? По роже, так я Соловей-разбойник.
– Ильей Муромцем Палыч будет, – невесело пошутил Кирилл. – У него и конь есть…
– Помолчи, Кирилл, – одернула его Аннушка. – Не до твоих шуток…
– Это не шутки, господа! – жестко сказал старший Ерашов. – Нам придется идти!.. Еще и проситься станем.
– Хорошо, что я в русалки не гожусь, – отозвалась Екатерина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58