Не пройдя испытания в физических мирах, они были обречены на исчезновение, но, прожив долгие века в волшебном мире, который им удалось найти – или создать, Даландра не знала точно, – они воспринимали юдоль зловония, горя и боли, именуемую жизнью, как нечто отвратительное. Один за другим угаснут они и уйдут в небытие, словно искры, взлетевшие слишком высоко, если только кто-нибудь не укажет им дорогу в реальные миры. Я слишком мало знаю, – думала Даландра, – и не понимаю сама, что делаю. Мне недостает сил, и побуждения мои смутны. Я не сумею, ничего не получится, я не смогу спасти их…
К сожалению, кроме нее, не было никого желающего предпринять эту попытку.

Старик-продавец, с желтоватой кожей и гладкими седыми волосами, разложил свои товары в тени неподалеку от городского фонтана. Он сидел на корточках за небольшим красным ковриком, глядя прямо перед собою, не мигая, не шевелясь, словно совершенно не беспокоясь о продаже товара. Между тем перед ним были красиво разложены гадательные наборы трех разных типов, от легких лубяных плетенок, набитых дешевыми деревянными фишками, до единственного в своем роде резного ларца с крышкой на бронзовых петлях, содержащего чудесно расписанные костяные таблички. Марха пересчитала свой денежный запас дважды, но, увы, от этого недостающая сумма не появилась: ей не хватало даже на самый дешевый набор. Она неохотно спрятала кошелек за пазуху, но тут старый торговец соизволил взглянуть на нее.
– Если тебе хочется их получить, давай все, что есть, этого хватит. Они умеют сами находить себе настоящих владельцев.
– Неужели, добрый человек?
– Воистину так, – он наклонился вперед и положил узловатую руку на крышку ларца. – Я продаю эти наборы много лет, изъездил всю Ористинну и узнал про них все, что можно. Вот эти дешевые штучки не имеют вообще никакой власти и силы. Один мой знакомый из Орисата ввозит их из Бардектинны ящиками. Думаю, их делают рабы. А вон те, в полотняных мешочках, довольно неплохие, особенно для начинающих. Но время от времени попадаются исключительные образцы, вроде этого. Сама видишь, какая между ними разница!
Он вытащил из ларца одну табличку и положил на ладонь лицевой стороной кверху.
Это был король птиц, изящно вырезанный силуэт с пламенеющими крыльями и длинным клювом; мастер обозначил контуры сине-зеленой краской, втертой в углубления резьбы так, чтобы ее не смазывали пальцами. Рассматривая табличку, Марха вдруг ощутила странную уверенность, что когда-то уже видела ее, да и весь набор, и прежде всего сам ларец.
– Там на дне пятно от вина, – вырвалось у нее; испуганная тем, что сказала это вслух, она зажала рот, но торговец уже услышал.
– Верно, – неохотно признал он. – Но оно совсем маленькое и выцвело. И таблички от него не пострадали.
День был знойным, но Марху прохватил ледяной озноб. Она заставила себя улыбнуться и поднялась. Ей хотелось одного – отвернуться и больше не видеть этого ларца с табличками. Но тут кто-то коснулся ее плеча, и она вскрикнула.
– Тысяча извинений! – это был Эвани, с улыбкой на губах, но с серьезными глазами. – Я думал, ты видела, как я подхожу. Вовсе не хотел тебя пугать!
– Да ничего, я просто… просто беседовала с этим старцем. Видишь, у него… такие интересные вещи…
Эвани взглянул, и глаза его широко раскрылись, как у ребенка. Он опустился на колени, чтобы лучше рассмотреть, а Мархе хотелось закричать, умоляя его уйти. Но когда он сделал приглашающий жест рукой, она послушно опустилась на землю рядом с ним. Он вытащил валета цветов и подставил под солнечный луч, чтобы золотые цветы заблестели. Торговец, оценив дорогую одежду Эвани, из тончайшего полотна с обильной вышивкой, наклонился к нему, расплывшись в сладчайшей улыбке:
– Юной госпоже этот набор показался особо интересным, сударь…
– О, это меня не удивляет! – Эвани смеялся, но взгляд его серых глаз оставался холодным, как сталь, и отсутствующим. – Скажи, где ты приобрел его?
– У купца в Делинте, в прошлом году. Он сказал, что выиграл его где-то в Суртинне, он туда ездит постоянно по торговым делам.
– Ты случаем не помнишь, в каком городе? – Эвани вернул на место табличку и вытащил еще несколько сразу. Увидев, как он держит их своими белыми, длинными пальцами, Марха почувствовала, что теряет сознание, но почему, сказать не могла бы.
– Так-так… – продавец погрузился в задумчивость, но наконец сказал: – Кажется, он упоминал Вилинт, но поклясться не могу. Я беседовал со многими людьми и слышал множество историй с тех пор.
– Понятно. Сколько ты хочешь за них?
– Десять зотаров.
– Отлично! Купить луну с неба было бы лишь чуточку дороже. Два зотара.
– Да что ты! Ларец сам по себе столько стоит!
– Но у него винное пятно на дне. Три зотара.
Они продолжали торговаться, наслаждаясь ритуалом, но Марха не в силах была слушать. Эвани тоже знал про пятно на дне, как и она сама, неизвестно откуда, а ведь они не брали ларец в руки и не смотрели! Она горько сожалела о том, что ей вздумалось остановиться поболтать с продавцом, что захотела купить эти таблички, и еще горше было оттого, что Эвани решил купить их. Но тут она сообразила, что он покупает ларец для нее – просто потому, что ей так захотелось, и он об этом знал. Когда он искоса взглянул на нее и улыбнулся, она почувствовала, что готова умереть от счастья. Наконец пять зотаров перешли из рук в руки, Эвани закрыл ларец, взял в руки и протянул Мархе. Прижав подарок к груди, она потянулась к нему и, повинуясь внезапному импульсу, поцеловала в щеку.
– Ох, спасибо тебе! Они такие красивые!
Он лишь улыбнулся еще раз, с такой теплотой, с такой нежностью, что сердце ее бешено заколотилось. Он поднялся на ноги, помог подняться девушке и взял у нее ларец, чтобы помочь нести.
– Давай вернемся на стоянку. Кстати… здесь, конечно, не самое подходящее место для такого вопроса, но… Слушай, ты не выйдешь за меня замуж? Я знаю, что по вашим законам я должен спросить у отца, но возвращаться восвояси, чтобы переговорить с сим почтенным мужем будет слишком сложным предприятием, а новая встреча не слишком приятной!
– Выйти за тебя замуж? По-настоящему, в самом деле?
– А как же еще?
Его рассмешило ее удивление, и тут она поняла, что давно уже готова сделать все, чего бы он ни попросил.
– Должен ли я понимать твое молчание как отказ или как согласие?
– Конечно как согласие, глупый ты!
Судорожно сглотнув, она разрыдалась, кое-как сдержалась и всю дорогу до караван-сарая очень неизящно шмыгала носом.

– Ах ты, глупец, законченный дурень! – кричала Джилл, не забыв, однако, перейти на язык Дэверри. – Я тебя удавлю когда-нибудь!
– Да успокойся ты, пожалуйста! – Саламандр отпрянул, искренне испуганный. – Не понимаю, отчего ты так сердишься, честное слово, не понимаю!
Джилл осеклась, гнев ее внезапно иссяк, и она глубоко задумалась; вопрос того заслуживал. Быть может, ее беспокоила судьба девушки, уверенной, что она выходит замуж за молодого бродячего артиста, в то время как истина была намного страннее.
– Ладно, прости, не буду больше, – сказала она наконец. – Просто меня смущает, что она так молода, а ты – нет, хоть эльфийская кровь и сохраняет твою красоту.
– Но в этом-то и весь смысл! Вот рассуди, голубка моя: мне давно уже больше ста лет, и для человека я слишком стар, а для чистокровного эльфа, наоборот, молод. Но я ведь ни то и ни другое, правда? – в его голосе прорвалась горечь, но он быстро скрыл ее. – Кто скажет, сколько лет проживет полукровка? Марха сейчас действительно почти ребенок. И потому я надеюсь, что на этот раз нам удастся состариться вместе. Ведь прежде, даже если б ее не сгубила злая лихорадка, я намного пережил бы ее!
– Ох… – у Джилл не хватило духу упрекнуть его. – Ну, в конце концов, это не мое дело, женишься ты или нет!
– Возможно, не стоило действовать так внезапно. Но когда я увидел ее с этими табличками… Боги, сколько раз видел я, как она сидит у столика, склонившись над табличками, и шутит со мною насчет того, что они предсказывают, как…
– Даже если в ней воплотилась та же душа, Марха и Алаэна – не одна и та же личность. Полностью они никогда не совпадают.
Глаза его наполнились слезами, он вскинул голову и отвернулся. Джилл медленно, с присвистом выпустила воздух сквозь стиснутые зубы. Они сидели в своем шатре на краю стоянки. Снаружи доносился голосок Мархи, самозабвенно лепечущей в приступе восторга, и низкий голос Китты, радостно поддакивающей. Совершенно немыслимо было заставлять Саламандра отказаться от своего предложения.
– Так тому и быть, – сказала Джилл. – Поеду в Анмардио одна.
– Ты что! Я не позволю!
– А я не позволю тебе тащить это дитя за собой!
– Почему нет? Разве это опаснее, чем жизнь, которую она сама вела до того, скитаясь по дорогам и не ведая, где удастся заработать еще хоть грош? Нам будет вполне удобно. Я затем и собирал труппу!
– Ты хочешь сказать, ты, глупый болтливый эльф, что намерен прихватить с собой в Анмардио всю эту дурацкую шайку акробатов?
– Именно так.
Джилл, потеряв дар речи, уставилась на него. Он улыбнулся, излучая солнечное обаяние.
– Учти хотя бы один момент, о покорительница преопасных пространств, и тогда все станет для тебя ясно, как летний день. Вспомни нашу юность, наши приключения в Слэйте. Ах, добрый старый Слэйт! Увы, из-за брата моего, явившего свой, впрочем, справедливый, гнев, россыпи рыбьих внутренностей более не наполняют своим ароматом теплый тропический воздух, и пираты более не шатаются по его богатым и вызывающим улицам, и нет более…
– Ты когда-нибудь научишься прикусывать язык?
Или хочешь, чтобы я его тебе обрезала? Говори по существу!
– Хорошо, хорошо, но нельзя же столь сурово обрывать цветы красноречия!.. Существо же, голубка моя, заключается в том, что Слэйт – грязное и недоброе логово пиратов, но даже там, в этом логове отверженных, мои скромные способности жонглера и затейника сделали нас желанными гостями и оградили от унижений. Еще более желанными станут циркачи, да еще целая труппа, на позабытом-позаброшенном Анмардио!
– Хмм… Вынуждена признать, что ты, пожалуй, прав.
– Разумеется, прав! Я провел много долгих часов, обдумывая и разрабатывая этот коварный план. Мы, может быть, даже и с барышом останемся!
– Ох, довольно! Все равно я ничего с тобой не поделаю, придется примириться с твоим безумными выходками. Бедная малышка Марха – начинать замужнюю жизнь с такого…
– Ага! Вот теперь ошибаешься ты! Ты вспоминаешь изнеженную Алейну, богатую вдову, ни в чем не знавшую недостатка. А Марха, как и ты, прожила с самого детства трудную жизнь, следуя за своим отцом по дорогам королевства!
Джилл выругалась такими словами, которые лучше не воспроизводить, только потому, что Звани был прав. Но он не обиделся, а рассмеялся.
Ближе к вечеру Джилл отыскала Марху возле шатра, в котором она жила вместе с Делией и Киттой. Расстелив на земле коврик, девушка разложила на нем гадательные таблички аккуратными рядами и всматривалась в них, словно пытаясь вспомнить события прошлой жизни.
– Марха! – окликнула ее Джилл. – Я пришла тебя поздравить!
– Ах, спасибо! – девушка взглянула на нее с выражением такой полной, невинной радости, что сердце Джилл дрогнуло. – Знаешь, я и подумать не могла, что мне когда-нибудь так повезет!
– Мне приятно видеть, что ты счастлива, – Джилл присела на траву по другую сторону коврика. – Китта сказала мне, что люди из труппы решили вскладчину купить тебе свадебный наряд.
– Да, и это так чудесно! Но ты чем-то опечалена, и Делиа, и Китта тоже. Почему?
– Да так… просто мысли о свадьбах настраивают нас, старых дев, на грустный лад. Не обращай внимания…
– Как же не обращать? Вы все так себя ведете, словно меня должны увести в тюрьму архона, а не на свадьбу!
Джилл немного поколебалась, но решила, что девушка заслуживает честного ответа.
– Понимаешь, мы знаем, что такое счастье никогда не длится долго. Так уж устроена жизнь… Отсюда и грусть. Так мы смотрим весной на первый цветок, зная, что он увянет с приходом лета. Я понимаю, мои слова покажутся тебе ужасно злыми, но неужели ты думаешь, что вечно будешь так счастлива?
– Я очень хотела бы, но… конечно, ты права. Но, если все сводится к этому, на том и покончим!
Конечно, Джилл могла бы сказать еще многое, но момент был неподходящим для того, чтобы терзать невесту, распространяясь о том, что заботит пожилых женщин на свадьбе: медленное увядание юной красоты, быстрое умирание той малой свободы, какой девушка обладала между властью отца и властью мужа, не говоря уж о бесконечных беременностях, которые ожидали ее в те далекие времена, когда еще не научились управлять этим при помощи чар, и о смерти на ложе родов или от истощения сил…
– Красивые таблички, – сказала Джилл, отогнав эти мысли. – Это Саламандр купил их для тебя?
– Да. Правда, чудесные? – лицо ее вдруг затуманилось. – Очень странная история… Я увидела их у торговца на рынке и рассматривала, даже не прикасалась, не вытаскивала ни одну из ларца. Но откуда-то я знала, что на дне там есть пятно от вина. И еще страннее знаешь что? Эвани тоже знал про пятно! А ведь он тоже не смотрел!
У Джилл не осталось больше никаких сомнений: Марха была новым воплощением Алейны!
– Случаются вещи и более странные, – Джилл поспешно вскочила, пока Марха не задала какого-нибудь вопроса, задевающего покров тайны. – Думаю, это означает, что тебе было суждено владеть ими. И Эвани тоже, по-видимому.
Марха одарила ее улыбкой, сияющей, как полная луна.
Ночью, после представления, собравшись вокруг весело пляшущего огня, труппа отпраздновала помолвку. Винто искусно играл на вела-веле, инструменте, похожем на цитру; один из его акробатов самозабвенно стучал в барабан, мальчик-флейтист превзошел самого себя, тем более, что вокруг хватало шума, чтобы скрыть его случайные огрехи. Смеялись, пели, провозглашали здравицы в честь Саламандра и Мархи, поднимая чаши с красным вином и наперебой осыпая жениха и невесту пожеланиями счастья; даже купцы, ночевавшие по соседству на той же стоянке, привлеченные звуками веселья, подошли посмотреть, и, проникшись духом праздника, поднесли компании финики с начинкой, и ореховое печенье, и прочее, что принято дарить по такому поводу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56