Они стали бездушными орудиями убийства.Последними появились на поверхности те, кто некогда жил в легендарном городе. Они восставали медленно, робко, словно тяжесть столетий, проведенных под спудом соли, все еще возлежала у них на плечах. Они почти полностью превратились в скелеты; лишь самая малость плоти и кожи держалась у них на костях. И все же эту малость плоти сохранила та же соляная стихия, которая некогда убила этих людей. Мужчины, женщины и дети собирались во все прибывающую и прибывающую толпу. Отныне им была дарована неестественная жизнь в новом мире — через восемь столетий после того, как их же собственная неестественная смерть послужила горючим, на котором взошло пламя зловещего колдовства.Таким образом Дерис вновь стал обитаемым городом.Монахи действовали организованно, собирая воскресших на площадях, примыкающих к пирамиде. Человекоподобные безропотно подчинялись распоряжениям.В самой глубине исполинской могилы заворочалось еще одно существо. Этот человек очнулся от долгого — очень долгого — сна и восстал с улыбкой, медленно расплывающейся на его жестоком лице, постепенно притягивая к себе ресурсы и источники власти. И вот он почуял, что внизу и вокруг собрались толпы, покорные его воле, и возликовал, поняв, что восстановил былое могущество. Прерванная на время многовекового сна связь с Паутиной стала теперь столь прочной, что он обрел полную неуязвимость. И в сфере его власти оказались, пойманные в ловушку, и трое древних колдунов, они оказались во власти у человека, которому столь отчаянно пытались противостоять. Впервые за восемь веков он расхохотался — и катакомбы, которые представляло собой нутро пирамиды, повторили этот звук и сотряслись под его мощью. Его час настал.Застывшие в ожидании толпы увидели, как он появляется, как он является миру из потайной двери на верхнем ярусе пирамиды, как он восстает над ними подобно божеству. Тысячи пар глаз — и горящих, и тусклых — обратились к своему повелителю, выглядевшему снизу самым настоящим великаном. Да он и впрямь был высок и широкоплеч, и его черные волосы и смоляная борода искрились в лучах луны. Аура власти и мощи, присущая ему и витающая вокруг него, бесконечно затмевала всю силу, скопленную монахами, и превращала их в карликов, оставляя его великаном.Ястребиным взором окинув толпы своих подданных, он величаво воздел руки. В небе у него над головой беззвучно сверкали молнии, озаряя город и запрокинутые вверх лица толпы, заставляя хрустальный мост играть всеми цветами радуги и разнося разноцветные сполохи далеко вокруг.— Условия договора выполнены, — ликующе взревел Тиррел.И толпа не успела еще ответить на этот выклик, как на самой высокой башне тяжко ударил золотой колокол. Глава 76 Первые признаки землетрясения — и вызванная ими паника — свели на нет приготовления к праздничному торжеству в Крайнем Поле и заставили Монфора отменить свой отъезд. Нелепые предсказания Ребекки по-прежнему оставляли его равнодушным, но тем не менее внезапный поворот событий встревожил его в большей степени, чем ему хотелось в этом признаться.Ущерб был причинен и самому замку: Западная башня, уже частично разрушенная недавним пожаром, теперь рухнула во двор, задавив насмерть четверых и разрушив часть построек, в которых жила прислуга. В городе убытки оказались заметно меньшими, и, хотя многие из его жителей пострадали, дело свелось к порезам и ушибам от разбитых стекол и упавших горшков. Кое-где вспыхнул пожар, однако его сразу же удалось погасить. Худо пришлось лишь алхимику с женой: у них было слишком много легко бьющихся колб и, что куда опасней, взрывчатых веществ, но и они сами, и их видавший виды подвал устояли и в этой переделке.Но материальный и физический ущерб не шел ни в какое сравнение с душевным. У людей в буквальном смысле слова вышибли почву из-под ног: а уж этого-то они ожидали в самую последнюю очередь. В мире, в котором ходит ходуном сама земля, не может оставаться ничего незыблемого — и внезапно осознание этого нагнало на всех тоску и страх.И окончание подземных толчков где-то около полуночи послужило великим облегчением для всех. Правда, в призрачной тишине, наступившей в этот час, кое-кому показалось, будто он слышит издали бой колокола.
Землетрясение напугало Ребекку точно так же, как и всех остальных жителей. Но в отличие от большинства обитателей Крайнего Поля она смутно догадывалась о подлинных причинах происходящего.«Неужели уже началось? — подумала она. — Слишком рано! Я еще не готова». Ей отчаянно хотелось надеяться, что она ошибается, что мир и впрямь настолько прост и разумен, как убеждает ее в этом Монфор, но убедить самое себя ей не удавалось. Она не сомневалась в том, что Дерис вот-вот восстанет из-под соли, и знала, что не может сделать ничего, чтобы этому воспрепятствовать.Она попыталась разыскать Тарранта, чтобы узнать у него, нет ли каких-нибудь известий о Пайке и Невилле, но начальника разведки нигде не было видно. Затем она искала сперва Эмер и Галена, а потом — Кедара и Эннис, но тоже без малейшего успеха. В возникшем хаосе все ее друзья и все люди, помощь которых могла ей понадобиться, куда-то запропастились.Ребекке захотелось подняться на одну из замковых башен, чтобы получше рассмотреть в свете полной луны соляные равнины, но она понимала, что это слишком опасно. Поэтому она всего-навсего вернулась к себе в комнату в покоях постельничего. Голова у нее шла кругом — и от событий минувшего дня, и от королевского поцелуя.«Неужели он всего лишь решил заставить меня таким способом замолчать? — подумала она. — Неужели он точно так же обошелся бы с любой другой девицей, оказавшейся на моем месте? Или он и в самом деле увлекся мною?» Эта, последняя, мысль казалась попросту смехотворной, но полученный поцелуй вовсе не был плодом ее воображения. «А как я сама к нему отношусь?» Ответ на этот вопрос представлялся настолько сложным, что над ним нельзя было даже задуматься. Ребекку переполняли самые противоречивые чувства — и слишком сложные, чтобы хотя бы попробовать подыскать им название. Некоторые она все же могла определить: уважение, восхищение, гнев из-за королевского упрямства и даже жалость. Монфор всегда обходился с ней учтиво и ласково, и она понимала, что он вовсе не лишен чувствительности, уравновешивающей его по временам чрезмерную рассудочность и духовную силу. Да и внешне она находила его весьма привлекательным. Но как все это увязывается одно с другим?«И почему он отскочил от меня так стремительно? Как будто я его отравила… — Ее смятение нарастало. — А что случилось бы, если бы именно в эту минуту не вошел Алый Месяц? — Любой вопрос порождал новые вопросы, и ни на один не находилось ответа. — И почему я от него убежала?»Чувствуя себя беспомощной, всеми покинутой и чрезвычайно себя жалея, Ребекка не столько размышляла, сколько бродила мыслями по кругу.В конце концов подземные толчки прекратились — и хотя бы это было само по себе отрадно. Но тут она расслышала далекий бой колокола — и все недавние страхи вспыхнули с новой силой. Она не могла не думать о легендарном колоколе из Дериса, в который, по преданию, звонили лишь в пору чрезвычайной опасности. И тогда, как сказано в книге, которую она читала в Архиве у Милдена, звон колокола становился слышен в каждом уголке королевства. Потому что он возвещал роковой час.Долго промаявшись без сна, Ребекка наконец уснула. Но и во сне ей не суждено было обрести покой; сновидение превратилось в бесконечную схватку с самой собой. Она понимала, что сон необходимо выпрясть, чтобы отыскать Невилла, заглянуть в будущее и найти средства отвести роковую судьбу, которая угрожает смять все ее существование. Но эти попытки ни к чему не привели. Образы сна повторялись вновь и вновь, переливаясь радостью на лице, придвинувшемся к ее лицу вплотную, в прикосновении рук к ее коже, в мальчишеском удивлении у него в глазах. Она не понимала, черпает ли этот сон образы из ее разгоряченного воображения или же из некоего неправдоподобного будущего, но в нем всплывали желания, в которых она бы никогда не посмела признаться себе наяву, а проснулась она с таким чувством, словно еще и не жила на свете.Она вернулась в реальный мир, раскрасневшись от счастья. И испытала чувство жгучей утраты, проснувшись в одиночестве, чувство острое и сильное, настоянное на удивлении и на осознании собственной вины.«Только не смейся надо мной», — взмолилась девушка.«Я бы не осмелился, Ребекка», — услышала она его ответ.
Король тоже провел беспокойную ночь. Его люди умело расправились с хлопотами, возникшими в связи с подземными толчками, но это не избавило его от волнения. Монфор понимал, что теперь ему предстоит приступить к следующему этапу в выполнении поставленной им перед самим собой на всю жизнь задачи. Ему следовало уделить внимание государственным делам, наложить швы на расползшуюся было ткань единства страны и привести в действие свои основные планы. Но он не мог сосредоточиться на этом, то и дело, против своей воли, думая о Ребекке. Перед его мысленным взором мелькало ее лицо, на котором одно выражение сменяло другое — счастье, гнев, унижение, неуверенность, подозрительность, решимость и грусть, — но которое неизменно оставалось прекрасным.Он мысленно проклял себя за нелепый поступок. «Интересно, что она обо мне подумала?» И тут же предпринял неискреннюю попытку самооправдания: «А нечего ей было приставать ко мне со своими глупыми россказнями!»Монфор понимал, что Алый Месяц будет хранить молчание, но не подсматривал ли за ним с Ребеккой кто-нибудь еще? Вспоминая свой поцелуй, он отчаянно заморгал. «Ну почему я придаю ей такое значение?» — озадачил он себя.Единственный разумный ответ тут же пришел ему на ум, но он предпочел поскорее забыть о нем. В его жизни просто не было места для любви.
Вскоре после того, как Ребекка проснулась, к ней в спальню пришел Гален.— Рэдд очнулся, — сообщил он. — И просит тебя к себе.Ребекка поспешила в спальню постельничего. Там, держа отцовские руки в своих, сидела Эмер.— Он вновь заснул, но он уже не тот, что прежде. — Глаза Эмер сияли, вид у нее был усталый, но радостный. — И дыхание его стало куда сильнее.Ребекке захотелось немедленно разбудить Рэдда, но она справилась с внезапным порывом.— Он начал просыпаться, когда случились эти толчки, — продолжила ее подруга. — Как будто дрожь земли разбудила его. А сегодня утром он открыл глаза и заговорил.— И что же он сказал?— Говорил он малость невнятно, — с грустью пояснила Эмер. — Сказал почему-то, что моя мать любила меня. Потом завел речь о каком-то свете или о чем-то в том же роде. Говорил почти так же безумно, как ты! Но одно он сказал со всей ясностью: ему хочется тебя увидеть. Он ведь поправится, правда? — закончила она на грани от того, чтобы расплакаться.Ребекка поглядела на бледное безжизненное лицо Рэдда, и у нее возникли на этот счет определенные сомнения, но поделиться ими с Эмер она не имела права.— Конечно, — ответила она. — Я уверена, что поправится. А нянюшка что-нибудь говорила?— Стоило ему открыть глаза, она умчалась принести ему поесть, — ухмыльнувшись, сообщила Эмер. — Должно быть, она решила задать по такому случаю настоящий пир!Веки Рэдда затрепетали.— Подождите меня! — отчаянным голосом выкрикнул он. — Подождите меня!— Все в порядке, отец. — Эмер пожала ему руку. — Я с тобой.Постельничий посмотрел на дочь, в глазах у него горели боль и утрата. Но тут он вроде бы пришел в себя и ответил ей пожатием на пожатие. А потом обратился к Ребекке.— Рад, что ты пришла, — тихим и слабым голосом проговорил он.Выглядел он таким больным и измученным, что Ребекка вновь засомневалась в том, удастся ли ему оправиться, однако она выдавила из себя улыбку. Эмер подвинулась, позволив ей подсесть на кровать.— И я рада, что тебе стало лучше, — сказала Ребекка со всею возможной непринужденностью, хотя слова застревали у нее в горле.Какое-то время они помолчали, не зная, с чего начать. Обоим хотелось позабыть о былых обидах, но и тот, и другая понимали, что для начала необходимо объясниться.— Прости, что обманула твое доверие, — начала наконец Ребекка. — Я вовсе не хотела тебя обидеть.— Я вел себя крайне глупо, — мрачно признался Рэдд. — И просить прощения на самом деле следовало бы мне самому. Я был не прав, стараясь скрыть от тебя кое-что, но мне было страшно. Я относился к тебе как к родной дочери. И сама мысль о том, что ты можешь оказаться вовлечена в такое… — Его голос дрогнул. — Прошу прощения.— Но с тех пор произошло столько всего, — вздохнула Ребекка.— Да, я знаю, — перебил он девушку и уставился в потолок.— Но откуда?Теперь она совершенно растерялась.— Я видел сны, — ответил он, и его исхудалое лицо озарила слабая улыбка. — Хотя, возможно, это было нечто большее, чем всего лишь сны. Я разговаривал со своей женой. Она выглядела по-другому, но голос остался тем же самым. И я все еще любил ее — после всех этих лет.Теперь на глаза ему навернулись слезы. За спиной у Ребекки судорожно всхлипнула Эмер.— Значит, тебе известно, какое значение имеет эта книга? — спросила Ребекка.Со своими настырными расспросами она чувствовала себя бессердечной, но спросить и узнать было необходимо.— Эта чудовищная книга, — с гримасой на лице пробормотал Рэдд. — Как я ее ненавижу!— А где она сейчас? — выпалила Ребекка.Рэдд помедлил с ответом, говорить на эту тему ему по-прежнему не хотелось. Медленно и мучительно он поднял голову и посмотрел Ребекке прямо в глаза.— Ты прощаешь меня?Теперь он плакал, и его голос звучал еще тише, чем раньше.— От всего сердца.Ребекка и сама чуть было не расплакалась.— Пообещай мне кое-что.— Все, что хочешь.— Запомни, что предопределение — это не истина, — медленно произнес он. — Будущее всегда может оказаться и несколько иным.— Я запомню, — пообещала Ребекка.«Но где же книга?» — мысленно взмолилась она.Голова Рэдда вновь откинулась на подушку, закрыв глаза, он вот-вот должен был опять впасть в беспамятство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55