— Тут не видно,— словно извиняясь, сказал он Рудольфу.- Я без него словно голый.
Рудольф пожал плечами, но запрещать не стал. Сложилось так, они хоть и советовались друг с другом, но начальника у них в группе не было.
— Смотри, чтобы он тебя не подвел под монастырь,— только и сказал Рудольф.— В нынешние времена может так странно получиться, что и че знаешь, как вернее — взять или оставить.
— Ты спроси у Альмы побольше еды, столько, сколько унесешь, да она не пожалеет,— голодно добавил Мадис Каунре.
— Сам увидишь, как там и что спросить,— словно бы одернул Рудольф.— Запас, конечно, не лишний,— видимо, все же придется пробираться к Таллинну, к своим выходить.
Он стоял лицом к северу и прислушивался. Лес оставался безмолвным. Тишина простиралась во всех направлениях, будто неподвижный утренний туман. Это означало, что идти придется далеко, и по лицу Рудольфа скользнула легкая тень тревоги.
— Будет сделано,— пообещал Акерман, провел растопыренными пальцами по спутанным после сна волосам и .отправился в путь. И вскоре скрылся широким пружинистым шагом лыжника между деревьями. Через час он должен был вернуться, что бы ни случилось.
Дорогу на хутор Туулсе ему описали настолько досконально, что казалось, он дойдет и с закрытыми глазами. Поэтому он никак не мог взять в толк, где он сбился с пути. Но уже в тот миг, когда на его стук дверь открыла широколицая молодая женщина, а вовсе не Альма — человек пожилой,— он понял, что дал промашку. Женщина, казалось, была ошеломлена не меньше его самого. Но отступать уже было поздно, это бы сразу вызвало подозрение. Ханс Акерман вошел в переднюю, скромно встал возле двери и попросил у хозяйки еды. На всякий случай он говорил довольно тихо, чтобы не разбудить спящих домочадцев^
Широколицая крупная женщина принялась бесцельно суетиться, сперва сложила руки, затем спрятала их под передником, быстро семеня, подошла к столу, подвинула стул, разгладила клеенку. Ее полная беспомощность бросалась в глаза и вызывала чувство неловкости. До сих пор женщина не произнесла ни единого слова.
Молчание становилось гнетущим.
Какой-то шорох в задней комнате заставил Акермана насторожиться. Он решил быстро откланяться. Женщина его не знает, так пусть он и останется неизвестным. Он о себе ничего не скажет. Навряд ли кто станет предпринимать что-нибудь из-за незнакомого человека, мало ли их сейчас бродит по дорогам и лесам!
— Ну, если у хозяйки ничего не найдется, то я пошел дальше,— сказал он по возможности спокойным тоном.
Широколицая женщина и теперь не произнесла ни полслова, только метнула взгляд в сторону Акермана и выжидательно уставилась на дверь, ведущую в заднюю комнату.
В тот же миг от удара ногой дверь распахнулась. Грохот заставил Акермана вздрогнуть. Прежде чем он успел что-нибудь разглядеть, раздался грубый окрик:
— Руки вверх! Стреляю!
Из-за низкой двери, прямо из-под притолоки, на него уставилось дуло винтовки, за ней неясно виднелась крупная расплывчатая мужская фигура. Мужчина, казалось, сутулился, чтобы удобнее целиться.
Акерман поднял руки.
— Ну, ну, хозяин, я же не разбойник,— только и смог он выдавить из себя Противный холодок пробежал сверху вниз по спине.
— А вот мы сейчас проверим, что ты за человек,— пригрозил из задней комнаты грубый мужской голос.— Лейда, обыщи карманы!
Женщина подступила к Акерману и слегка дрожащими руками ощупала карманы его пиджака, затем брюк. Она не забыла ощупать и задний карман, при этом пальцы ее скользнули всего в нескольких сантиметрах от нагана, но на оружие она все-таки не наткнулась. Акерман весь напрягся. Он мгновенно решил, что, если только кончик пальца женщины коснется револьвера, у него останется единственный выход: толкнуть женщину между собой и вооруженным винтовкой мужчиной и выскочить за дверь. Хозяин побоится попасть в жену и не станет сразу, с ходу стрелять, а за то время, пока тот пробежит мимо жены, он, пожалуй, успеет скрыться за углом дома.
Правда, тут же пришло сомнение, а что, если мужчина с ружьем вовсе и не хозяин хутора, а прячется здесь просто так, и если он все же начнет стрелять, невзирая на женщину? Тогда на спасение надежды мало. С такого расстояния надо уметь не попасть из винтовки.
Женщина отступила и, повернувшись в сторону задней комнаты, развела руками
— Ничего нет,--сказала она глухим голосом.
-- Садись,— приказал мужчина из задней комнаты, не подходя ближе.— Садись там, в конце стола!
Акерман сел.
Рослый мужчина теперь слегка опустил винтовку и, согнувшись, переступил порог. Расставив ноги, он остановился в другом конце длинного стола, с винтовкой на изготовку, и принялся изучающе разглядывать Акермана.
— Кто ты такой, что колобродишь по ночам? — спросил он.— Почему не на своих хлебах?
— Я из Ляянемаа, из Велизе,— простодушно ответил Акерман.— Ушел от мобилизации в лес, далеко ушел, чтобы не поймали, теперь вот потихоньку иду себе домой, но далеко ли не евши пройдешь?
— А вдруг ты вовсе из истребительного батальона? —допытывался хозяин и зорко уставился на Акермана.— Мало ли их еще по лесу бродит.
Акерман почувствовал, как у него дернулось в затылке.
— От кого же я тогда в лес удрал? У нас в Ляянемаа этот истребительный батальон ох как наседал, от Лихуда до Марьямаа гнались по следу, как борзые, поэтому я и ушел оттуда. Интересно, немцы-то уже далеко зашли?
— Немцы зашли далеко,— неопределенно протянул хозяин.-- Скоро и ваш уезд займут, под Марьямаа уже шли бои. Ты один, что ли?
В голове Акермана молниеносно пронеслось несколько мыслей. Он остановился на одной.
— Да нет. Со мной еще два нашенских мужика. Остались ждать, раздобуду что пожев
— Какого же черта вы боитесь, коли настоящие эстонцы? —спросил человек с винтовкой.
— А откуда нам знать, кто сейчас в деревне верх держит? —спросил Акерман.— Один день Омакайтсе, на другой день опять истребительный батальон — так и влетишь волку в пасть!
Теперь хозяин уверенно поставил винтовку к ноге.
— Ну нет, черт побери, больше об истребительном батальоне и духу не слышно. Драпанули с русскими так, что пятки засверкали! — сказал он весомо.— Теперь можете выходить из леса. Найдем вам и еду, и крышу над головой, и работу в Омакайтсе, если вы мужики настоящие. Переждете недельку-другую, пока и в Ляянемаа воздух чистым станет.
— А почему бы и нет, если у хозяина будет власть определить нас к месту,— сразу же согласился Акерман.
— Да уж найдется,— обронил тот и вдруг переменил разговор.— Хутор-то большой у тебя?
— Чуть больше двадцати гектаров,— быстро ответил Акерман.
— Маленький...— снисходительно протянул тот.— Ну да, это же Ляянемаа. У меня пятьдесят два. Но с меньшим одно время опять же было проще, никто не лез отрезать. У меня сейчас черт-те что с этими новобез-земельцами, поля чересполосицей испоганили и посевы перемешали, сам черт не разберет. Ну ничего, будущей весной опять все исправлю, запущу плуг из конца в конец.
Он вдруг принял решение и поднялся.
— Идем. Отведешь меня к своим мужикам.
Акерман тоже поднялся. В дверях хозяин вдруг остановился и с вновь проснувшимся недоверием взглянул на него.
— А в лесу у вас оружие есть? — спросил он требовательно.
— Какое там у нас оружие! — ответил Акерман и махнул рукой.— Ружья под кустами не валяются. Мы всё поглядывали, чтобы самим никому на глаза не попасться.
— Ну и отлично,— успокоился хозяин.— Оружие получите в Омакайтсе. Давай шагай и показывай дорогу.
Сам он взял винтовку под мышку и пошел следом. Последнее, что Акерман увидел в комнате, было белевшее в глубине помещения скуластое лицо хозяйки.
— Юриааду! — с робостью человека, привыкшего к послушанию, проговорила хозяйка.— Юриааду, ты не надолго?
У нее был странный, тусклый и невыразительный голос. Акерман не слышал, что ответил жене хозяин и ответил ли тот вообще, он быстро вышел на крыльцо и вдохнул полной грудью свежего воздуха. Успокаивающая прохлада потекла по горлу в легкие. Вдруг ему показалось, что он больше и минуты бы не вынес затхлого духа жилья Юриааду.
По дороге в лес Юриааду разговорился:
— А у нас тут прямо бои шли. У меня у самого на позапрошлой неделе отец накрылся. Нагнали в волостную управу проклятых латышей-милиционеров, мы и знать не знали, нарвались, будто стадо баранов, на их пулемет. Старик хотел шарахнуть гранатой, не знаю, как она у него с руки сорвалась, что самою садануло... Схоронили по-тихому, нельзя было ни настоящих похорон, ни поминок устроить. У нас тут был партийным начальством Рууди Орг, въедливая такая вонючка, на всех глаз держал, хуже милиционера, да он до того им и был. Сцапали! Я хотел на месте прикончить, да офицеры не дали, отправили в уезд. Чего его туда зазря возить, ума не приложу. Своей бы рукой оно вернее было. Но за неделю до этого мы уже разок волостную управу взяли. Староста ихний, красный, Мустассаар нам и попался, шлепнула, но еще дышал, когда мы зашли. Ах ты стервец, вот где мне кровь в голову ударила, он, чертов кочегар с маслобойки, чумазый черт, тоже шишкой заделался, шушукался с землемерами и наушничал красным, кого сослать, иудино отродье! Я схватил камень и так двинул ему, что дух вон,— пули жалко было тратить... Ах ты подлая гнида, тоже в господа захотелось! Получил теперь на кладбище землю, прямо досыта.
Юриааду так вошел в раж от собственных слов, что напрочь позабыл о недавних опасениях. Бахвальство настолько распалило его, что собеседник становился как бы сообщником, хотя в действительности Акерман ничем не выказывал своего отношения к услышанному. Юриааду хватало его собственных слов. Когда он слушал себя, его самоуверенность неимоверно возрастала. Уже на полдороге к лесу он закинул винтовку за плечо.
Акерман подумал, что случай играет ему на руку. Он был плохим актером. Если бы Юриааду во время своих разглагольствований увидел лицо спутника, он наверняка прочел бы на нем нечто возбуждающее подозрение. Сейчас Акерман, ни разу не обернувшись, шел широким шагом впереди, и хриплые возгласы Юриааду словно камни ударяли его по затылку. Выносить это было тяжело, но посмотреть как ни в чем не бывало в лицо Юриааду Акерман в тот момент и вовсе бы не смог.
Однако настроение Юриааду тут же переменилось. Недавний гонор улетучился, будто роса на солнце, а на смену ему довольно неожиданно пришло нечто тоскливое.
— Никак в толк не возьму, что это мужикам втемяшилось,— рассуждал Юриааду.— Мы с 'этим самым Рууди Оргом сколько ходили вместе на гулянки, какие коленца выкидывали. Вроде был всегда честным парнем, никогда не ходил компанией бить кого-то одного, как иные. Вот бы и теперь тоже так, чтобы мужик против мужика, и посмотрим, за кого стоят в деревне люди. Если деревня Курни прокатит меня на вороных — ну и бери тогда мой хутор Румба и дели его целиком между своими батраками и безземельными. А прокатят тебя — утрись и не лезь ко мне со своим коммунизмом, я и сам кумекаю. А он зовет себе на помощь русских и латышей, ведь хорошо знает, что деревня не за него стоит. Того и гляди, завтра бы китайцев приволок, если б только где вынюхал! Разве это по-честному? Пусть каждый человек и каждый народ на своей земле хозяином остается, пусть никто ему силком не навязывает царство небесное. Иначе что из этого получится? А получится, что, у кого сила, тот и прав, не так ли? От этого и жить не захочешь. Думаешь, мы потехи ради отыскали ружья на чердаках и стрелять начали? Но если тебя больше государство и власть не защищают, то приходится в беде самому. И мой старик жить да жить, как и другие мужик: кого за это время в землю закопали...
Он надолго замолчал, грузно шагая следом за Акерманом.
— Послушай, а как тебя звать? — спросил наконец Юриааду, чуточку запыхавшись от быстрой ходьбы.
—-Ангс,— бросил в ответ Акерман, запнулся на миг и добавил: — Антс Ибрус.
— Ирмус 1, говоришь! — весело засмеялся Юриааду, и тоска как будто схлынула с него.-- Антс Ирмус — это подходящее имя для эстонца в нынешнее трудное время...
Достигнув леса, Акерман дал Юриааду понемногу догнать себя, затем они пошли рядом. Юриааду, казалось, был доволен тем, что спутник замедлил шаг, ему было гораздо труднее так быстро передвигать свое большое грузное тело, чем худому жилистому Акерману.
Ханс Акерман уже почти не слушал болтовни своего спутника. У него не было для этого времени. Мысль его работала с полной нагрузкой. Напряжение все возрастало. Уже мелькнула впереди между деревьями знакомая чаща с буреломом, где его дожидались Рууди Орг и Каунре. Они, наверное, ведут наблюдение и уже заметили. Так, по всей вероятности, оно и есть. Или же ему следует, приблизившись на несколько шагов, на всякий случай подать голос — крикнуть или, по крайней мере, покашлять? На тот случай, если они почему-то не окажутся бдительными... Не спугнет ли Юриааду этот знак? Надо сделать так, чтобы не спугнул. Оставалось еще полтораста шагов, но мужики очень хорошо замаскировались, пока еще ни малейшего признака присутствия людей. Можно усомниться, то ли это место. Юриааду отдувался рядом, на полшага позади и правее его. Если сейчас вдруг резко остановиться, то в следующий момент Юриааду окажется уже на полшага впереди. Именно то, что надо!
С каждым шагом Акерман ощущал все большую тяжесть на спине за поясом, наган будто прибавлял в весе, металл начал обжигать. Он попытался представить себе то, что он сделает, что ему придется сделать через несколько мгновений, и, хотя сознание подсказывало все наперед до последней мелочи, воображение отказывало. Так близко, всего на расстоянии вытянутой руки, он еще никогда не стрелял в человека. Возможно ли это вообще сделать? На миг мелькнула надежда: может, Юриааду и не станет сопротивляться, просто поднимет руки? Но и она тут же исчезла. Небольшая отсрочка, не более, может быть, тогда уж лучше сразу.
Небо перед самым восходом солнца было совершенно бесцветным, лес был подернут серой пеленой. Акерман не знал, то ли утренний рассвет был виноват в том, что все краски померкли, или же безумное напряжение нервов окрасило все перед его глазами в черно-серое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62