Но чтобы ни один солдат не прошел, ни живым, ни мертвым!
— Скорее мертвым! —молодецки крикнул Кадакас и полез. Огонь легкого миномета не давал поднять головы. Мины рвались
с резким, противным звуком справа и слева, впереди и сзади. По позиции роты велся беспорядочный огонь.
— Рота, слушай мою команду! Огонь отставить! — крикнул Яан.— Подпусти ближе! Стрелять только по команде!
Стрельба поредела, временами у кого-то все же не выдержали нервы или голос лейтенанта до всех не дошел. Было видно, как впереди перебежками по кюветам отходили бойцы боевого охранения, временами они задерживались и стреляли по приближавшимся немцам. Плотный огонь автоматов придвигался все ближе. Начали посвистывать отдельные пули, Яан лежал в чьей-то брошенной стрелковой ячейке и наблюдал через низкий бруствер за приближением немцев. Чуть правее от него в аккуратно отрытом пулеметном гнезде выжидал расчет «максима», первый номер вцепился в ручки, второй изготовился на подаче ленты. Время от времени наводчик бросал в сторону Яана умоляющие взгляды. Видимо, ему казалось, что лейтенант излишне медлит с командой.
Мина разорвалась совсем рядом, впереди и правее, Яан ощутил сильный удар в бедро. В блестящей коже планшета виднелась маленькая черная дырочка от осколка, выходного отверстия не было. Яан туг же забыл о ней. Теперь цепь немцев находилась приблизительно в двухстах метрах. Их было примерно два отделения, но шуму они производили много. Вероятнее всего, разведка боем, решил Яан и спустя мгновение скомандовал:
— Огонь!
Грянул довольно стройный залп, тут же застрочили два пулемета роты.
Немецкую цепь как будто сдули, одни попадали, другие бросились наземь Поле было совершенно открытое, даже лежа негде было укрыться. На ровном, постепенно снижавшемся к реке лугу не было кустов. Поэтому подошедший без опаски противник нес большие потери. Видимо, немцы никакого сопротивления сверх беспорядочной одиночной стрельбы не ожидали. Яан видел, как серые фигурки, умело укрываясь, начали отползать. На удивление много было неподвижных фигур.
В то же время на шоссе усилился шум моторов. Там друг за другом мчались танки. Яан удивился прежде всего тому, что они выглядят такими малюсенькими, чуть погодя он понял, что это танкетки. Строча наобум налево и направо из пулеметов, стальные коробки приближались к позициям роты. Рядом в окопе наводчик «максима» развернул пулемет в сторону шоссе, но Яан крикнул ему:
— Отставить! Или у тебя патронов навалом? Пулеметчик послушался.
Вдруг возле шоссе поднялась фигура. Яан успел увидеть, что боец был с непокрытой головой, его черные волосы блестели на солнце как смоль. Отведя далеко за спину руку, боец размахнулся, намереваясь бросить зажигательную бутылку в первую танкетку, находившуюся от него в десяти — пятнадцати метрах. Яан сообразил, что уже нет смысла запрещать. Теперь все решат секунды — к тому же боец его не услышал бы. Так и было. Боец бросил свою бутылку, в это время из танкетки ударил пулемет, и бойца словно надломили. Видимо, первая нуля попала в него раньше, чем он выпустил из рук бутылку, потому что она полетела как-то беспомощно, описала крутую дугу и упала перед танкеткой на дорогу. Боевая машина, грохоча гусеницами, промчалась мимо, за ней уже неслась другая, затем третья, четвертая. Они двигались быстро, словно легковые машины, в них непросто было угодить бутылкой.
И по другую сторону дороги солдаты пытались бутылками с горючей смесью поджечь танкетки, однако страх перед пулеметами и неопытность 'не позволили бойцам совершить ни одного удачного броска. Бутылки падали в кювет и на дорогу, две разбились при падении или были раздавлены гусеницами, и полоска гравия вспыхнула красноватым, дымящим керосиновым пламенем. Последние танкетки, не сбавляя скорости, проехали по этому низкому огню. Они палили из пулеметов во все стороны, стрельба была столь сильной, что нельзя было заставить себя поднять голову, но выпущенные наобум очереди не причинили укрывшимся в стрелковых ячейках бойцам вреда. Яан с удивлением понял никчемность такого сильного шума. Несколько минут спустя танкетки, все еще постреливая, исчезли за поворотом.
— Посмотрим, как вы назад будете возвращаться! — с мрачным злорадством произнес про себя Яан. Перед глазами его встала картина, которую он видел по дороге: расположившаяся по обе стороны дороги батарея полевых орудий. Однако насладиться этим он смог всего мгновение. Ход боя снова полностью завладел его вниманием.
Немцы больше не стреляли, они в отдалении отступали перебежками.. Ротные пулеметы сопровождали их редким прицельным огнем. Но вдруг усилился огонь минометов. Взрывы шли прямо по полю к позициям роты, словно сверкавший и грохотавший огненный каток, от которого нельзя было найти спасения. Уже вскрикнул кто-то возле шоссе. И тут же слева стали звать санитара.
Яан с неожиданной даже для себя быстротой принял решение.
— Рота, слушай мою команду! — крикнул он так, чтобы все обязательно обратили на него внимание.— Справа и слева по двое, перебежками, вперед — марш!
Бойцы пришли в движение. Эта команда так хорошо отвечала затаенному стремлению каждого скорее вырваться из-под огня. Вперед так вперед — лишь бы не лежать неподвижно и не ждать огненного вала, который накатывается на тебя! Наступление роты оказалось столь стремительным, что за несколько минут минометный огонь остался позади. На прежних позициях передвигались лишь санитары, помогавшие раненым.
Яан бежал вместе с бойцами. Рядом с ним тащили свой «максим» пулеметчики. Было приятно наблюдать слаженное продвижение хорошо натренированного расчета. Это поднимало настроение и внушало веру в успех.
— В атаку, вперед, ура-а! — крикнул Яан, и избавившаяся от гнета минометного огня рота разом вскочила и, крича и стреляя, бросилась вслед за отступающими немцами. С той стороны доносились отдельные выстрелы и автоматные очереди, сопротивление было несущественным. Противник, решивший малыми силами прощупать оборону, быстро откатывался назад.
В заречной части города Порхова, вблизи развалин взорванного моста, Яан со своими бойцами встретился с начальником политотдела.
— Ты, лейтенант, не ту должность занимаешь,— с похвалой сказал Прейман.— Я вынужден буду доложить начдиву. Ну что ты за незаменимый офицер связи. Тебе дай роту — ты и пошел поле боронить.
— Да вы ведь тоже не зевали,— ответил Яан и расстегнул воротник. Только теперь он ощутил, что весь вспотел, а в коленях стоит легкая дрожь от напряжения.
— А что мне осталось? — развел руками Прейман.— Когда ты со своими ребятами заорал «ура» — что же мне, все так и утыкаться носом в землю? Я, знаешь, как старая строевая лошадь. Как только заслышу трубу, сразу навостряю уши и начинаю копытом землю рыть!
Бегом из-за угла серого сарая выскочил запыхавшийся рядовой Вяйно Кадакас. В руках у него была винтовка, на плече висели два немецких автомата.
— Товарищ лейтенант! — крикнул он весело.— Принимайте первые трофеи!
Он протянул Яану автомат и вытащил из кармана два рожка.
— Патронов, жаль, больше нет, я разделил пополам, потом еще добудем,— заявил он и с вызовом задрал подбородок.
Немцы поспешно переправлялись на больших черных резиновых лодках на западный берег, их сопровождал плотный винтовочный огонь. Одна лодка получила пробоину и с бульканьем пошла ко дну, немецкие солдаты отчаянно барахтались посреди реки, стараясь вплавь достичь берега.
Яан прислушивался. Откуда-то с северной стороны, чуть вниз по реке, до слуха его донеслись уханье тяжелых орудий и разрывы, В груди еще немного жгло, словно после долгого и напряженного бега, но на душе было легко.
После того как командующий 56 немецким моторизованным корпусом генерал Манштейн направил свою 8 танковую дивизию на помощь 3 моторизованной дивизии, которая достигла некоторого успеха на направлении шоссе Остров — Порхов, немецкие войска 10 июля к вечеру захватили западную часть Порхова и продолжали дальнейшее продвижение главными силами по шоссе Псков — Новгород. 12 июля наступление немцев в направлении Ленинграда было остановлено под Лугой, однако их продвцжение к Новгороду продолжалось вдоль левого берега реки Шелонь. 13 июля немецкие войска захватили Сольцы и приблизились к Шимску. В этой обстановке советское командование решило нанести контрудар по глубоко вклинившемуся в направлении Новгорода 56 немецкому моторизованному корпусу.
Одновременно с главным ударом, который преследовал цель перерезать тылы немецкого корпуса и окружить войска Манштейна, часть сил 22 территориального корпуса должна была ударить по Порхову, захватить город и нарушить коммуникации немецких войск. Эту задачу поставили перед 182 стрелковой дивизией.
После того как части дивизии по разным дорогам и с большими потерями отошли на восточный берег Шелони из района шоссе Остров — Порхов командование сменило руководство дивизии.
Приказу нового командира дивизии подразделения ее 14 июля, одновременно с ударом в районе Сольцы, начали наступление на Порхов. К вечеру того же дня им удалось захватить восточную часть Порхова и отбить контратаку немецких войск. Вместе с передовыми частями в атаку здесь пошел также начальник политотдела дивизии старший батальонный комиссар Карл Прейман, который личным примером воодушевлял бойцов, чтобы восстановить в бою добрую славу дивизии. Как ветеран гражданской войны и политработник, К- Прейман принял очень близко к сердцу отстранение от командования руководства дивизии, усмотрев в этом оценку деятельности всего войскового соединения.
После того как дивизия овладела восточной частью города Порхова, немецкие войска сосредоточили по нему с западного берега реки Шелонь огонь всей имеющейся в наличии артиллерии и минометов, нанеся наступавшим войскам большие потери. От близкого разрыва артиллерийского снаряда погиб также старший батальонный комиссар Прейман. Вновь овладеть Порховом не удалось вследствие недостаточности сил у наступавших и медленного выдвижения войск на исходные рубежи атаки.
Погибший старший батальонный комиссар Карл Прейман, 43 лет, женатый, отец взрослого сына, родился на Кубани, в эстонском поселении Ливония. Вступив добровольцем в 1918 году в Красную Армию, принимал участие в боях под Петроградом в 1918 г. и затем на Южном фронте. Позднее учился в Ленинграде в Интернациональном военном училище и служил в Красной Армии до 1937 года, когда без объяснение причин был уволен в запас. Вновь был призван на службу летом 1940 года и после прохождения кршкосрочных курсов поли^рабо/никое был назначен на должность, в которой пребывал до самой смерти.
В 22 стрелковом корпусе К. Прейман завоевал среди сослуживцев уважение как уравновешенный и прямой человек, требовательный как к себе, так и к подчиненным. Особую тактичность проявлял он в разрешении сложных национальных вопросов, которые вставали на повестке дня в процессе формирования и комплектации корпуса. Единственный упрек ему со стороны начальства, перед тем как разразилась война, состоял в том, что начальник политотдела больше находился в подразделениях, чем в штабе.
В штаб дивизии поступило помеченное 13 июля донесение начальника политотдела, старшего батальонного комиссара К. Преймана, в котором содержалось ходатайство о представлении офицера связи, лейтенанта Яана Орга, за проявленное мужество и умелое руководство боем к награждению орденом Красной Звезды. Из-за смены руководства предложение начальника политотдела вместе со всеми другими подобными представлениями осталось на первых порах неоформленным. По мнению нового командира дивизии, общий неуспех соединения в недавних боях не позволял представлять к награждению никого из бойцов и командиров.
20
Эрвин Аруссаар вернулся в дивизион в горький час. Ребята собрались за деревней на косогоре. Хоронили старого сослуживца Атса Бломберга, одного из немногих приятелей, перешедших из бывшей противовоздушной группы. Все толпились вокруг могилы, будто взаимная близость могла оттеснить горе.
Ночью дивизион в ближнем лесу вел бой с немецким парашютным десантом. После двухчасового прочесывания и множества внезапно возникающих и затухающих спорадических перестрелок немцы потеряли четырех человек, двое попали в плен. Оставшимся удалось под покровом темноты ускользнуть. Потери самого дивизиона составили кроме одного убитого еще трое раненых, среди них был также комиссар Потапенко, которому пуля угодила в плечо, он дал перевязать рану, но остался в строю. Сейчас комиссар стоял над могилой Атса Бломберга, держа руку на перевязи.
Атса скосила ударившая почти в упор в грудь автоматная очередь. Когда его утром нашли, он уже успел окоченеть. На его лице с выцветшими бровями застыло улыбчиво-недоуменное выражение, будто его удивила какая-то хорошая шутка.
Могилу вырыли за деревней на косогоре, под двумя высокими березами. Деревня называлась Столовичи. Эрвин подумал, что у Атса, видимо, до вчерашнего дня и понятия не было о том, что на свете существует такая деревушка Столовичи, может, он так и не услышал ее имени, а теперь останется навечно связанным с этой горсткой затерянных среди лесов изб. Останется тут вместо того, чтобы прожить долгую жизнь, произвести на свет кучу белобрысых поморских детишек и, когда придет на то свой срок, дать гихо к достойно снести себя к родителям на старое кладбище в Сутлепа, на моряцкую сторону.
Эрвин вдруг так живо представил себе оставшуюся непрожитой жизнь Атса Бломберга во всех ее деталях и красках, что у него перехватило дыхание. Пока Атс был в живых, ни разу не приходило в голову попристальнее задуматься о том, как тот жил до службы в армии или как станет жить, когда освободится от нее. Вроде бы не было причины, у каждого своя жизнь. Теперь все иначе. Живые сами могут думать о себе, за мертвых это должны делать другие.
Ребята вокруг могилы стояли серьезные, даже скорбные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62