смеситель для раковины grohe 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Школу строили на казенные деньги, и злые языки утверждали, что их хватило и на доходный дом волостного старосты. Прошлой осенью, правда, дом у Роодмаа отобрали, но теперь он, видимо, надеется вернуть его, иначе зачем бы ему приходить с предостережением.
Пусть себе надеется, заметил Тоомас, когда Астрид вечером рассказала ему об этом. Смотри-ка, вылез из своей щели! Да наплевать на его мечты. Собственно, особой разницы для них не составляло, кому платить за жилье, только разве что плата у Роодмаа была вдвое выше против нынешней.
Тоомасу легко сохранять уверенность в себе, он руководит большим цехом, и у него под началом много людей, там его слово имеет весомую силу. Это придает твердость. Астрид прежде всего ощущала обычную женскую тревогу за ют маленький обособленный мир, в котором они еще так мало успели прожить. До рождения Рээт она никогда не беспокоилась о жилье — много ли им вдвоем с Тоомасом надо? Хотя волостной староста в свое время сам и по доброй воле сдал им внаем квартиру, визит его предвещал недоброе. Тоомаса все это не заботило. По его мнению, не имело никакого значения, кто что говорил,— значат только дела.
Астрид посмеялась над собой. Видно, она просто глупая. Сидит дома, обабилась! Чего бояться и слушать, откуда теперь свалится на голову беда! У Рууди вон нет и тени сомнения, что скоро немцев погонят из Латвии и войне конец. Наслушалась тут всяких пересудов у деревенских баб, которые в каждом событии видят грозные предзнаменования и верещат об ужасах.
Острая тоска, будто пронзительный звук, кольнула Астрид. Как хорошо все же было на маслобойне — все девушки в красивых белоснежных халатах, весь день хорошее настроение, шутки и смех, работа совершенно не утомляла. И это удивительное чувство, что ты к чему-то причастна, что ты нужна.
В соседней комнате проснулась Рээт и захныкала. Астрид поспешила к ребенку, забыв про свои тревоги.
После обеда к Астрид наведалась Хельга, жена двоюродного брата Ильмара. Поставила велосипед возле двери и, как свой человек, поднялась по лестнице. Хельге надо было отвести душу.
— Ильмар в последнее время просто изводит! — в сердцах возмущалась Хельга.— Без конца лается да винит, будто я и в том и в другом виновата. Ужасно по машине убивается, даже на меня, бывает, волком смотрит. Будто мне самой не жалко — большая и дорогая вещь, сколько денег положили. Только я разве виновата, что мой брат парторгом стал.
— А что, он так и говорит? — удивилась Астрид.— Рууди такой хороший человек.
— Да что там говорит, больше подразумевает. Я уже просила Рууди, пусть лучше сейчас без дела к нам, в Ванатоа, не наведывается, потом одни неприятности, чего только выслушивать не приходится.
— Как там хоть кончились у него эти шашни с Сентой? — поинтересовалась Астрид.
Хельга махнула рукой и отвела платок с левой щеки.
— Вот они, следы последнего разговора!
Астрид с возмущением смотрела на большой желтовато-зеленый кровоподтек, который начинался от угла левого глаза и кончался у волос. Астрид было трудно представить, чтобы нечто подобное мог совершить ее муж. Тоомас? Смешно, Тоомас ни в жизнь не поднял бы на нее руку, какая бы там размолвка ни была!
— Чего же это он так? — растерянно спросила Астрид.
— Да ему и самому небось тошно, что бегает за юбкой и удержаться не может. Впору хоть выкладывать, как жеребца,— думаешь, он сам этого не понимает? Растравит себя и на мне зло срывает. Не сходят с языка эти семьдесят тысяч, которые он за мной недополучил. Знаешь, такое зло берет, прямо хоть в шлюхи подавайся, чтобы ему эти деньги выложить! Другой раз думаю, что вот на это и всю жизнь положишь. Но взять неоткуда. Вескимяэ — хутор маленький, да и не было у отца таких денег, куражился под пьяную руку, чтобы только люди сказали: ты смотри, до чего крепкий мужик этот вескимяэский Март, дает за Хельгой семьдесят тысяч! Будто я без того малость чокнутая или подпорченная! Теперь, когда хозяйство ведет Михкель, чего ради ему отрывать кусок от себя и выплачивать Ильмару? Сама знаешь, Яан сразу после гимназии пошел на военную службу, Рууди подыскал работу в поселке — что мне, у них клянчить? Да и нет у них...
— Так Ильмар что, не понимает разве? Не дурак же он!
— Понимает там или не понимает — страсть к деньгам у него выше разума. Я уже сколько раз слышала, какую бы он вместо меня мог в волости найти невесту и с гораздо большим приданым. Послушать его, так в Виймаствере все наследницы только его и дожидались, это я ему помешала выбрать товар получше, да и обманула в придачу. Но когда спрашиваю, чем же это я плоха или чем обделена, то в рот воды набирает. Тогда сказать нечего!
— А я думала, вы по любви сошлись,— проговорила Астрид с некоторой укоризной.
Хельга замолчала, какие-то теплые воспоминания нахлынули на нее, решительное выражение лица смягчилось, и ее большие серые глаза засияли.
— Да уж без этого, конечно бы, не пошла, по себе знаешь,— сказала она, и добрая улыбка коснулась ее губ. — Когда эти смутные времена наконец кончатся, может, он и переменится. Ильмар страшно вспыльчивый, если что не по нем, сразу взбрыкивает. После того как пришли к власти красные, особенно после истории с этой несчастной машиной, он стал сам не свой. Снова повадился к Сенте, а так не бывал у нее уже несколько лет. Будто находит там облегченье. Дома покрикивает и все старается задеть. Все будто ждет какого-то переворота, только я думаю, пусть уж будет как есть, лишь бы хуже не было!
В голове у Астрид промелькнула упрямая мысль, что если они с Тоомасом когда-нибудь проживут вместо полутора лет вместе все девять, как Хельга и Ильмар, то и это ничего не изменит. Все равно останутся друг для друга Парнем и Кузнечиком — такими уж они созданы, что их любовь становится все сильнее. С высоты этого собственного превосходства ей вдруг стало жаль Хельгу.
— Позавчера встретила Рууди,—сказала она.— Был в хорошем настроении, обещал скоро прогнать немцев из Латвии и навести дома порядок. Посулил, что и мне работу подыщет, когда Рээт чуть подрастет.
— Для Рууди все ясно,— отозвалась Хельга.— Будь его воля, может, и навел бы порядок. Знаешь, это просто ужасно, когда одни уводят других, а третьи крадутся с ружьями в кустах. Хоть бы наконец спокойно стало!
— У нас в поселке все спокойно,— бодро заявила Астрид.— Только на Тоомаса наваливают столько работы, что вкалывает от петухов до полночи, мне едва удается на него взглянуть.
Хельга вздохнула.
— Ильмар по хозяйству себя не очень-то утруждает. Помахает немного косой — и опять пропал. Все какими-то своими делами занимается, и не спроси. Пару дней назад ушел ночью, слова не сказал, вернулся лишь на второй день к вечеру. У меня уж сердце переболело, что с ним стряслось! И словом не обмолвился. Страх берет, все думаю, когда только кончится война эта проклятая и мужики прежними станут. Мне все-таки муж, а детям отец нужен. Тебе-то что, у тебя все в порядке. Если муж держится жены, все одолеть можно. Только вот что я тебе скажу: от Сенты я его все-таки отважу, ни за что не отступлюсь!
Астрид задумалась. Она ощущала голод по общению с людьми. Заботиться только о маленькой Рээт и дожидаться с работы Тоомаса — какая мизерная обязанность. В то же время Хельга считает, что все нормально. Где же тут истина? В одном Хельга безусловно права: война все изменила, оторвала мужиков от дома, подействовала на них отчуждающе, но в этой отстраненности нет будоражащей таинственности, скорее в ней присутствует частичка серого равнодушия. В жизнь мужчин вдруг вошло нечто большое и властное, что отодвигает на задний план жен и подавляет любовь. Сознание этого было горьким и унижающим. Рождалось упрямое желание покрепче привязать к себе мужа.
Астрид принялась торопливо объяснять Хельге, что именно задерживает Тоомаса на работе. Она словно оправдывала мужа и вдруг до боли ощутила, насколько ей дорог Тоомас Речь ее стала торопливой и сбивчивой. Разгружают склады. И по узкоколейке, и на автомашинах отправляют в Таллинн мясо, ветчину и колбасы. Зачастую зеленые обозные повозки стоят рядами у ворот, дожидаясь своей очереди на получение мяса для воинской части. А Тоомас знай распределяет, отдает приказы и распоряжения до поздней ночи.
— Чего уж он так приказы да распоряжения отдает? — удивилась Хельга.— Поди, не один он там на всю бойню!
Не один? А много ли их осталось? Сколько народу оставило работу, все кинулись устраивать на случай всевозможных неожиданностей свои семейные дела либо мотались по уезду с истребительным батальоном. Убойный цех закрыт, никто уже не приводит на бойню скот. Опыт прошлых трудных времен учит: свинья в загородке назавтра может оказаться куда большей ценностью, чем кипа ассигнаций. Хуторянин склонен выждать, пока не прояснится, как оно все еще повернется.
Директор скотобойни Кивиранд уехал в Таллинн выяснить в наркомате, что делать дальше. Ждать? Или начинать демонтировать оборудование? О положении на фронте ходили противоречивые слухи, официальные сообщения были столь скудными, что не способны были даже опровергнуть сенсационные вести о том, будто немцы чуть ли уже не в Риге. С телефоном происходили странные вещи. То в конторе начинали разом трезвонить все аппараты и на каждом висел какой-нибудь начальник из уезда или Таллинна, который о чем-то спрашивал, что-то требовал или приказывал. И тут же, через каких-нибудь пять минут, все линии разом умолкали, разговор обрывался на полуслове, и можно было полдня бесполезно крутить ручку и не дозвониться. Из уездного комитета повторяли одно и то же: продолжайте работу. Но было невозможно продолжать то, чего просто не было.
— Пусть лучше пригоняют ко мне за ворота свиней да бычков, чем попросту приказы повторять! — сердился директор Кивиранд.
Перед отъездом директор вызвал к себе Тоомаса и объявил, что назначает его до возвращения из Таллинна своим заместителем.
— Ты вправе, конечно, спросить, почему я не назначаю Эринурма, его убойный цех полностью остановился, делать ему, собственно, нечего,— говорил директор Кивиранд.— Видишь ли, Пярнапуу, дело в том, что тебе я доверяю как самому себе. Для тебя не существует ни друзей, ни приятелей, когда дело касается работы. А у нас на складах еще остаются тонны мяса и колбас, которые необходимо выдать правильно и точно. Так что не спорь, давай принимай ключи и печать!
Когда Тоомас рассказывал об этом дома, Астрид ощутила и гордость и страх. Время от времени накатывала такая слабость, что холодели руки. Стоило только себе представить, что вся огромная скотобойня и все склады до последнего находятся на попечении и ответственности Тоомаса, как голова становилась гулкой и все внутри обрывалось, так что и ноги уже не держали как следует. В то же время она была убеждена, что Тоомас конечно же со всем справится, и ее охватил порыв нежности к мужу.
Хельга и Астрид некоторое время сидели молча. Чувство общности вселяло в них известную долю уверенности.
— Как думаешь справиться с Ильмаром? — наконец сочувственно спросила Астрид.
Хельга упрямо мотнула головой:
— Другого мужа у меня нет и не будет, значит, нужно удержать этого Время сейчас такое бешеное, голову ему задарило, потому и закусил удила. Вот появись у него иногда желание взять в руки гармонь, может, отошли бы и страх и злоба, я жду не дождусь этого. Знаешь, как он детей бережет? Да и на этот раз ударил-то со страху, когда я пообещала, что заберу ребятишек и уйду...
— Так говоришь, что любит?
— Мы уже столько лет вместе прожили,— обошла Хельга вопрос. Ей было неловко признаваться Астрид в своей привязанности.
И все же по голосу Хельги можно было кое о чем догадываться. Судя по всему, Хельга собралась уходить. Астрид чуточку поколебалась, но не смогла все же умолчать об одной истории, которая вот уже второй день как тревожила ее.
— До чего же люди странными стали,— проговорила она со вздохом,— Тоомас вчера рассказывал, что заведующий убойным цехом Эринурм совсем свихнулся. Раньше были все же как приятели или хотя бы сослуживцы, Тоомас никогда ничего плохого ему не сделал и не сказал,— а теперь постоянно норовит поддеть. Встречаются утром во дворе, еще издали низко кланяется и орет во все горло: «Доброе утро, товарищ директор!» Вчера пообещал, что Тоомасу непременно дадут орден Ленина, если будет и впредь как следует выслуживаться перед начальством. Будто кто волен пойти против приказа. Ну ты скажи, что же это такое?
— Да просто завидует, вот и все,— умудренно сказала Хельга.— Не иначе, сам в заместители метил. Мало ли их, кому чужие успехи что нож острый — до кости сечет! Не обращай внимания, на каждый роток не накинешь платок. Так ведь ерунда все это. Пусть себе несет чушь, пока не надоест.
Астрид возмущенно морщила лоб.
Взяв возле двери корзину, Хельга достала оттуда большой кусок синего в белую крапинку хозяйственного мыла и отдала его Астрид.
— На, возьми для гостинца. У меня тут целый воз, как у базарной торговки, облегчи хоть немного ношу. А то свекровь погнала в лавку, чтобы притащить побольше соли, мыла да спичек,— мол, эти товары во время войны непременно исчезнут. Все она ноет, ничего никуда не пропало. Другие живут как люди, только у нас в Ванатоа бесконечные дрязги да придирки. По-моему, свекровей следовало бы устранять законом.
Перелистывая назад книгу времени, можно прочесть следующее:
13 января 1940 года в 14.45 по местному времени возле Вельтси совершил вынужденную посадку советский военный самолет, двухмоторный бомбардировщик СБ-1, возвращавшийся с боевого задания из района радиостанции Лахти в Финляндии. Самолет не дотянул 28,5 км до аэродрома, арендованного властями СССР согласно заключенному между Советским Союзом и Эстонской республикой так называемому договору о базах
Причиной вынужденной посадки явились повреждения в одном моторе, причиненные зенитным Ъгнем, и возникшие на последнем этапе полета перебои в системе питания второго мотора. Во время боевого вылета над территорией противника стрелок-радист был ранен в голову и в правую руку осколками разорвавшегося поблизости зенитного снаряда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62


А-П

П-Я