Енот поедал их с покорным видом существа, оказывающего обременительное одолжение другу. Когда они увидели нас, то улыбка Тома прорезала бороду белым всплеском, а Эрл начал стрекотать, трещать и скакать на плече хозяина. Том бросил нож для чистки картофеля и раскрыл объятия. Хилари бросилась к нему и уткнулась лицом в плечо мужчины. Том крепко прижал девочку и слегка покачивался вместе с ней. Эрл похлопал Хилари по черным волосам, а затем перекатился на ее узкое плечико.
– Я скучал без тебя, Принцесса, – произнес Том. – Мы все скучали. Эрл стал таким нервным, что мне пришлось пригрозить ему доктором, а Мисси почти зачахла; не желает есть ни кусочка. Может, ты ухитришься заставить ее пощипать немного травы.
Хилари отступила назад, изучая Тома.
– Ты выглядишь, как картинка в учебнике истории, – сказала она. – Хотя твоя борода царапается. А что, Мисси больна?
– Тогда прочь бороду сразу после праздника, – решил Том. – Я не царапаю леди. По крайней мере, умышленно. Не думаю, что Мисси заболела. Скретч ничего не обнаружил. Но она отказывается есть. Похудела. На самом деле я считаю, что она объявила голодовку до тех пор, пока ты не приедешь на ручей. Почему бы тебе не сбегать вниз и не посмотреть на нее? Угости ее этим клевером. Его принес Скретч.
Он вручил девочке корзинку со свежим ярко-красным клевером, достав ее из-за спины с террасы, и яркий голубой ветерок, в который превратилась Хил, в тихом желтом полдне помчался вниз к козьему сараю. Том посмотрел вслед девочке, затем перевел взгляд на меня.
– За один месяц она так выросла. И еще больше похорошела. Черт возьми, как я скучал без вас. И больше не хочу пропустить ни мгновения ее роста и взросления. И не хочу упустить ничего в тебе. Все. Точка.
– Я тоже.
– Тогда давай постараемся.
– Согласна.
Хилари возвратилась из козьего сарая. Шла она медленно. Маленькая козочка бежала за ней, блея и тычась в руки девочки хорошеньким черным ртом. Меня поразил вид Мисси. Она действительно казалась намного более худой, чем я ее помнила, серо-коричневая шнура была взлохмачена и не блестела. Дело не в том, что за ней не ухаживали, нет, маленькие черные копытца недавно аккуратно подравнивались, шерсть была вымыта и расчесана, но в поступи козочки чувствовались вялость и тяжесть, в то время как раньше ей были присущи воздушность и легкость, под стать походке Хилари.
– Том, ты уверен, что она не больна? – прошептала я. – Она выглядит по-настоящему плохо.
– Мне кажется, она просто скучала по Хилари, – ответил он. – Скретч разбирается в козах лучше любого ветеринара. Но он ничего не может найти. Или, по крайней мере, ничего, что он видел раньше, а он видел все известные болезни коз. Думаю, он прав. Сейчас она оживлена намного больше, чем в течение последних двух недель. Давай посмотрим, поела ли она. Как дела с клевером? – обратился он к Хилари.
– Она съела его весь и просила еще. Но, Том, от нее действительно остались кожа да кости.
– Теперь все будет хорошо – ведь ты здесь, – улыбнулся Том. – В кухне есть еще клевер. Мы дадим ей попозже. С Мисси будет все в порядке. Вот увидишь.
– Я больше никогда не оставлю ее, – сказала Хилари, горячо обнимая маленькую козу. – Никогда не покину ее ради той глупой лошади.
– Я наслышан о твоих великолепных успехах, – заметил Том. – Мне будет неприятно, если ты откажешься от этого, Хил. Если верить моим источникам, будущей весной ты с легкостью возьмешь приз.
– Мне это неинтересно. И глупо. Я делала это только для мамы и чтобы занять время до тех пор, пока мы не вернемся на ручей. Теперь я не хочу заниматься верховой ездой. Я хочу просто остаться здесь.
– А я всерьез хочу, чтобы ты продолжала брать уроки, – настаивал Том.
– Ни за что, – отрезала Хил. – Кстати, мне казалось, что ты не любишь лошадей.
– Не люблю. Но это не значит, что и тебе нужно их не любить. Слава Богу, мы не сиамские близнецы. Думаю, я очень бы любил лошадей, если бы достиг таких же успехов, как ты. Продолжай заниматься верховой ездой и привези домой все почетные голубые ленты, какие только сможешь получить. Они будут потрясающе смотреться на Мисси.
– Ты действительно этого хочешь? – спросила девочка.
– Да, действительно хочу, – серьезно произнес Том. – Тебе в течение многих и многих лет предстоит жить в обществе. Ты не можешь уединиться на Козьем ручье до тех пор, пока не станешь дамой преклонных лет, прожившей хорошую и полную событиями жизнь. Нельзя. Поэтому тебе нужно хорошо устроиться в обществе. В конечном итоге это сделает тебя намного счастливее, а вместе с тобой будем счастливы и мы – твоя мама и я.
– Но ты-то живешь здесь все время, – не сдавалась Хил. – Ведь ты уединился здесь.
– Да, но я занимаюсь и многими другими вещами. А кроме того, я хозяин этих мест. Я могу делать, что хочу. Когда ты станешь хозяином, ты тоже сможешь так поступать.
– Ну ладно, когда я стану хозяином, я перестану ездить верхом.
– Разве тебе это так не нравится? Не понимаю, как можно достигнуть в каком-то деле успеха и не любить это дело.
– Думаю, все-таки мне нравится верховая езда, – в конце концов уступила Хилари.
– Тогда продолжай ею заниматься, – улыбнулся Том. – Разрешается любить несколько вещей одновременно. Всегда нужно быть всем, чем можешь быть.
– А Скретч здесь? – спросила девочка.
– Он на кухне. Варит самогон и дожидается тебя.
Хилари направилась в дом, но на первой же ступеньке повернулась и посмотрела на Тома:
– Вирбиуса нет в сарае. – Слова девочки не были вопросом.
– Нет, – согласился Том.
– Он умер?
– Да.
– Его время настало?
– Да, настало. Он прожил великолепную жизнь. И принес славу себе и нам. Для лесов он сделал великое дело.
Голубые глаза моей дочери встретились с такими же голубыми глазами моего возлюбленного. Хилари и Том долго смотрели друг на друга. Я подумала, что между ними возникло какое-то молчаливое понимание. Что касается меня, то по моей спине прошел озноб. Мысленно я представила эту картину: ночь, костер, бесконечная тьма вокруг, царственный, сверкающий козел, выведенный на свет огня, и, как завершение всего, – серебряный блеск ножа…"
На секунду я закрыла глаза и глотнула воздух. Я сознавала, что мне необходимо найти способ, чтобы не страдать, не мучиться, принять все это так же естественно, как приняла Хилари. Иначе в один прекрасный день мне опять придется уйти прочь из лесов. Я не могла принять только какую-то часть Тома.
– Хорошо, – подытожила Хилари и вошла в дом. Том посмотрел на меня.
– Ты хочешь поговорить об этом?
– Нет. Не теперь. Я хочу пойти повидать Скретча, и мне бы очень хотелось выпить, если у тебя есть что-нибудь не елизаветинское и не слишком вычурное.
– Есть джин. Даже есть маслины. Пойдем, я сделаю „сильвер булит". Ни один вампир во всей округе не приблизится к тебе после пары порций.
Скретч помешивал в котле нечто, чудесно пахнущее специями и травами. Рядом с ним стояла кружка, над которой вился пар, старик время от времени потягивал из нее. Он сидел на табуретке и, несмотря на жар, идущий от плиты, кутался в большой толстый зимний свитер Тома. Хилари устроилась у него на коленях. В тусклом свете голова Скретча напоминала голый череп, она слегка тряслась, так же как и его старые руки, похожие на осыпанный белой пылью пергамент.
Недоброе предчувствие кольнуло мне сердце. Конечно, это была болезнь. В темном бодром лице можно было прочесть ожидание смерти.
Скретч улыбнулся нам поверх головы девочки.
– Раздобыл себе очень даже приятную поклажу на колени, – просипел он.
– Между прочим, слишком большую, – заметила я, думая о нынешнем весе дочери и старческих ногах Скретча, таких слабых, что ему требовался стул. – Ну-ка, Хил, слезай, Скретч не может готовить, держа тебя на коленях.
– Оставьте как есть, – отозвался старик. – Она как раз там, где мне хочется.
У кухонного стола Мартин Лонгстрит, выглядевший величественно в таком же костюме, как и Том, только несколькими размерами больше, укладывал яблоко в рот поросенка. На поросенке не было щетины, ножа отливала ужасным серовато-розовым цветом, а глаза были зловеще пустыми. На голой голове красовался венок из жимолости. На мою гримасу Мартин рассмеялся:
– И люди еще удивляются, почему все великие повара – мужчины. Не беспокойтесь, мисс Диана, через несколько минут он отправится прямо на вертел и к полуночи станет очень вкусным. Во всяком случае, при жизни он был настоящим негодяем. Скретч раздобыл его в верховьях болот. Этот мерзавец неделями воровал детенышей у черепах.
– Для тех, кто не может есть то, что все еще на них смотрит, включая и меня самого, имеется индейка из магазина, – донесся голос с потолка. Я подняла голову и в сумерках увидела Риза Кармоди, стоящего на лестнице и развешивающего яркие геральдические знамена по стенам. На темных бревнах в тусклом свете они выглядели таинственными, величественными и какими-то средневековыми. Я сказала об этом.
– Не тот период, но эффект что нужно, – усмехнулся Том. – Мы решили не быть пуристами в данном случае. Вечер в некоторой степени охватывает диапазон от „Беовульфа" до Венеции восемнадцатого века. И к нам прибудут множество средневековых монахов и монахинь. Не у всех ноги так идеально подходят для камзолов и рейтуз, как у меня и у Мартина.
– Согласен, – отозвался Риз с высоты. Он был в плотницком комбинезоне поверх атласной, с пышными рукавами, сорочки изумрудного цвета. – Скретч вообще не желает надевать какой-либо костюм.
– Не собираюсь я разодеваться, как какой-нибудь иностранный готтентот, – спокойно произнес Скретч. – Сдается мне, белые люди все хотят быть кем-то еще. Мне и без того было трудно оставаться все время самим собой.
Я рассмеялась и обняла старика. Под пальцами я ощутила его птичьи ребра, дыхание Скретча было кислым и густым, как воздух в комнате больного.
– Позаботься о себе, – попросила я. – Ты единственный из этой банды, у кого есть какой-то рассудок… Господи, Скретч, я слышу твое дыхание и хрип.
– Обычная простуда, – ответил он. – Подхватил в верховьях, когда рыбу ловил.
– Рада слышать, что ты только этим занимался. Я думала, все вы некоторое время тому назад развлекались независимым шпионажем в верховьях реки.
– Ого, мисс Энди, какое у вас богатое воображение, – крикнул Риз со своего насеста.
– Значит, ты думала, что мы собирались взорвать завод, так? – немного позже спросил Том. Мы находились в спальне, и он закреплял у меня на плечах пурпурный атласный плащ на ярко-алой подкладке. На голове у меня красовалась ослепительная диадема из серебряной бумаги и горного хрусталя. Маленький плащ и диадема, предназначенные для Хилари, лежали на огромной кровати.
– Да, такая мысль приходила мне в голову, – ответила я. – В конце концов, ты же не представлял собой образец здравомыслия в тот день в лесу. Что вы делали в верховьях, Том? Или мне не стоит об этом спрашивать?
– Ну что ты. Имеешь на это полное право. Итак, первое, что мы сделали, это поручили Ризу проверить все анализы почвы и воды на тот день на каждой станции вокруг болота и на реке. На протяжении многих миль ниже опасной зоны они не показали абсолютно ничего необычного. Но мы все равно произвели очистку. Это было необходимо после оленихи… Эта очистка была самая большая и изнурительная из всех, что мы производили раньше. Заняла она три дня. И почти прикончила Скретча. Но его невозможно было заставить воздержаться от участия. Старик отлеживался в течение нескольких дней после этого. Господи, она была тяжела для всех нас…
– А Вирбиус… – подсказала я.
– Да, – произнес Том и задумался. – Энди, это не всегда является необходимостью. Фактически очень редко. Но… загрязнение было очень серьезным. После убиения мы пропели в его честь самые лучшие песни.
– Уверена, что Вирбиус оценил это, – заметила я, но тут же пожалела о своем сарказме. – Ты считаешь, что теперь все очищено?
– Думаю, что да. Скретч говорит, все в порядке, если это было единственным случаем. Если же нет – тогда ничего не закончилось.
– Ты говорил, что вы следите за анализами каждый день…
– Да. Это так. Вода такая же чистая, как и всегда. Наверно, я сорвался тогда, не разобравшись во всем до конца. Но было полное ощущение, что в лесах что-то не в порядке. Все остальные думают, что все хорошо. Это было очень сильное очищение.
– Теперь ты можешь оставить все в покое?
– Так я и поступил. Мы сделали все, что могли. Раньше этого было достаточно.
Около семи часов начали прибывать гости. Как и говорил Том, их было около пятидесяти. Большинство приезжали парами, все в костюмах, которые больше свидетельствовали об энтузиазме, нежели об исторической точности. Всех этих людей я знала – они давали вечера, которые мы с Картером посещали во время праздничного сезона, им принадлежали очаровательные дома рядом с грунтовыми дорожками или огромные раскинувшиеся коттеджи, они давали балы, устраивали ужины, коктейли, чай и охотничьи завтраки. Я встречала этих людей на концертах, в магазинах и кинотеатрах, на тренировочных треках, в клубе, косметическом салоне и у дантиста. Теперь, к счастью или к несчастью, они были близкими мне людьми. Они приветствовали меня, когда я была с Картером, а позднее передавали сплетни о нас с Томом и Хилари. Но сегодня вечером были только улыбки, поздравления с днем рождения и смех над костюмами друг друга. Я почувствовала, как остатки моей сдержанности и враждебности по отношению к жителям Пэмбертона ускользают прочь в волшебный вечер, созданный Томом Дэбни. Как я могла винить этих людей за то, что они слушали измышления Пэт? Любой бы прислушался, если бы ему описали все в таком чудовищном свете. Но, наверное, они все же не поверили сплетням, иначе не приехали бы сегодня, чтобы поздравить Хилари и меня с днем рождения. Очевидно, те, кто поверил, не присутствовали или вовсе не были приглашены. Не было никого из членов клуба пэмбертонских дам, за исключением Гвен Каррингтон и Тиш, чья веснушчатая грудь высоко вздымалась из зашнурованного атласного лифа платья („Я заказала это чудо в костюмерном магазине Атланты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82