«Камера имеет большой запас веществ, которые при своем смешении тотчас же образуют взрывчатую массу. Вещества эти, равномерно взрываясь в определенном месте, текут в виде горящих газов по расширяющимся к концу трубам вроде рупора… Они (газы), сильно разрядившись и охладившись, вырываются наружу с громадною… скоростью».
Учитель приподнял голову:
– Надеюсь, всем понятно, господа, что эти газы могут двигать снаряд-ракету?
– Понятно! Ясно! – послышались голоса.
– Далее господин Циолковский говорит о способах управления ракетой, о ее преимуществах, позволяющих постепенно увеличивать скорость, а также и гасить ее, что создает возможность полета на ней человека.
Он рассматривает полет ракеты в атмосфере и в безвоздушном пространстве и, исходя из закона сохранения количества движения для замкнутой системы, выводит формулу для наибольшей скорости.
Учитель встал, шагнул к доске и написал формулу.
– Господа, вот формула Циолковского! Можете ее переписать.
У самой двери снова раздался звонок.
– Простите, господа, – заговорил учитель взволнованно, – я едва ли смогу вторично вернуться к этому важному вопросу и потому прошу у вас позволения зачитать еще один абзац из статьи господина Циолковского.
Он поднялся на кафедру и взял журнал:
– «Эта моя работа далеко не исчерпывает всех сторон дела… Во многих случаях я принужден лишь гадать или предполагать… Моя цель возбудить к нему интерес, указав на великое значение его в будущем и на возможность его решения…» Вот и все, господа. Благодарю вас!
Учитель закрыл журнал и, поклонившись, сошел с кафедры.
Его проводили аплодисментами.
Но едва учитель скрылся за дверью, как в классе поднялся гвалт: реалисты, опережая друг друга, бросились в раздевалку.
Класс быстро опустел, только на третьей парте одиноко сидел белокурый юноша и сосредоточенно делал какие-то вычисления…
Скоро внизу смолкли последние возгласы. В класс вошел служитель в сером фартуке с ведром, совочком и щеткой на длинной палке.
– А вы почему здесь сидите?
– Решал задачу… Сейчас уйду.
Услышав голоса, в дверь заглянул инспектор, прозванный «Усачом».
– Цандер? Вы наказаны?
– Нет, я изучал формулу Циолковского, господин инспектор, – вскочив, ответил юноша.
– Циолковского? Не знаю такого математика, – нахмурясь, сказал Усач.
– О, вы еще о нем услышите, господин инспектор! – воскликнул Цандер и легкой походкой вышел из класса.
2
Был легкий мороз, и светило солнце. Цандер, выйдя на свет, на мгновенье зажмурился. От яркого солнца и свежего снега слепило глаза. Постояв немного, он перешел на другую сторону улицы и оказался в белом саду. После вчерашней оттепели деревья стояли в инее. От веток на чистый снег падали ажурные серовато-синие тени. Причудливая узорность белых кружев и темной вязи теней делала сад фантастическим.
Статный голубоглазый юноша, в длинной черной шинели, в фуражке с желтым кантом, шел не спеша, любуясь красотой закуржавелых деревьев, молодо вдыхал бодрящий морозный воздух. Мысли его витали в беспредельно далеких мирах. Он думал о фантастическом снаряде Циолковского, который мог умчать человека за пределы земного мира. Эти сладкие грезы наполняли его душу тихой радостью. Он не шел, он – парил…
Фридрих был младшим сыном старого доктора Артура Константиновича Цандера. В свое время у отца составилась большая практика, его знала вся Рига. Но после смерти жены он одряхлел, оставил медицину и перешел работать в зоологический музей.
Маленький Фридрих, рано лишившись матери, рос под наблюдением няни, сестер и старика отца.
Когда Фридрих немного подрос, отец стал чаще брать его в зоологический музей. В нем были отделы геологии, археологии, космографии. Даже имелась действующая модель Сатурна «Сатурнарий». Вращением деревянной ручки приводилась в движение планета Сатурн, ее кольцо и все спутники. Фридрих радовался, когда на темном фоне двигался светящийся шар Сатурна, охваченный мерцающим кольцом.
Рос он мальчиком тихим, мечтательным. Под впечатлением «Сатурнария» он всякий раз, как отец возвращался со службы, расспрашивал его о таинственной жизни Вселенной. К восьми годам Фридрих знал все планеты солнечной системы, многие созвездия и отдельные звезды… Когда Фридриха определили в приготовительные классы, он пристрастился к чтению и перечитал в библиотеке отца все книги по астрономии. У него в комнате появились вырезанные из журналов портреты Галилея, Коперника, Джордано Бруно и горячо любимого Жюля Верна. «Пять недель на воздушном шаре» и «С земли на Луну» Фридрих знал чуть ли не наизусть.
Поступив в реальное училище, Фридрих продолжал увлекаться научной фантастикой Жюля Верна и Фламмариона. Однако в последних классах его все больше тянуло к науке, к познанию тайн Вселенной, к воздухоплаванию.
В девятисотом году, узнав о полете первого цеппелина, Фридрих собрал все газеты на русском, немецком и латышском языках, где сообщались подробности. А когда огромный, сигароподобный цеппелин пролетал над Ригой, Фридрих убежал с уроков, чтоб увидеть его собственными глазами. Теперь, на последнем курсе, он внимательно следил за всеми новшествами в области воздухоплавания и нетерпеливо ждал того дня, когда появится в Риге самолет братьев Райт. Он мечтал познакомиться с изобретателями или хотя бы осмотреть их самолет. Ему казалось, что на основе самолета братьев Райт можно построить новую модель, которая будет летать дальше и выше. А если ее еще снабдить сильным двигателем и придать ей форму стрелы с конусообразными крыльями, она сможет достичь небывалой высоты. Он был глубоко убежден, что самолет усовершенствованной конструкции сможет пройти земную атмосферу. И вдруг сегодня статья Циолковского опрокинула все его понятия и представления о высотных полетах. Вначале он сидел в оцепенении и не верил тому, что слышал. Но потом, все более и более вникая в смысл статьи, понял, что Циолковский предлагал новый замечательный снаряд! Снаряд несравнимо лучший, более стремительный в полете и более надежный, чем самолет.
«Да, да, да! – шептал себе Фридрих. – Ракета, только ракета сможет поднять человека в космические выси! Однако возможно ли это? Не слишком ли я ослеплен статьей Циолковского? Вдруг это первое впечатление от прочитанного ошибочно? Не обуяли ли Циолковского фантастические идеи Жюля Верна? Надо самому проверить его расчеты. Самому!»
Фридрих был так поглощен этой мыслью, что не слышал, как прозвучал последний звонок, не видел, как уходили товарищи, – он решал формулу Циолковского.
Когда пришел служитель убирать класс, Фридрих уже заканчивал подсчеты. Выходило, что Циолковский прав! Но Фридрих понимал, что математика не дружит со спешкой. «Надо внимательно прочесть статью и проверить все вычисления». С этой мыслью Фридрих вышел из училища и был ослеплен солнцем, красотой заснеженного сада.
Лишь когда кончился сад, он вспомнил, что хотел достать журнал «Научное обозрение».
Зная, что поблизости есть книжная лавка, Фридрих свернул в переулок…
– «Научное обозрение» желаете? – спросил, разглядывая его сквозь очки, седой, интеллигентного вида старик. – Этот журнал уж полтора года как прикрыт!
– Прикрыт?
– Да-с… как я слышал, прикрыт по распоряжению Министра внутренних дел.
– Но ведь статья была напечатана… В ней ничего крамольного… Это о полетах в мировое пространство.
– А? Господина Циолковского? Помню. Май тысяча девятьсот третьего года… Идите в ратушу, молодой человек. Там, в публичной библиотеке, можете достать. И это, пожалуй, единственное место.
Цандер поблагодарил старика. До ратуши было – рукой подать.
3
Получив «Научное обозрение», Фридрих Цандер уселся у большого окна в дальнем углу, чтоб никто не мешал. Он расправил смявшуюся в кармане тетрадь, достал два хорошо очиненных карандаша и только после этого стал листать журнал. Статья занимала около тридцати страниц и была испещрена таблицами, формулами, расчетами.
– Ого! – удивленно прошептал Фридрих. – Над ней придется покорпеть… Козерог, видимо, познакомил нас лишь с основными положениями. Ну, что ж, тем увлекательней задача! Сегодня прочту бегло, а в следующий раз засяду за расчеты.
Фридрих расстегнул воротник тужурки, поудобней уселся. Повторяя уже прочитанное Козерогом, он как бы заново обдумывал высказанные мысли. Иногда он выписывал в тетрадь цитаты и формулы, чтобы над ними поразмыслить дома.
4
Сумерки сгущались, но так как выпал свежий снежок, было еще хорошо видно. Цандер, изрядно устав, решил пешком пройтись по тихим узким улицам до набережной и там сесть в трамвай, идущий в Задвинье. Он любил старую Ригу с величавым Домским собором, стройным, теряющимся в облаках шпилем церкви Петра, легкую готику церкви Яна, массивные крепостные башни, старинный замок и средневековые дома. Эти безмолвные свидетели древности умели молчаливо рассказывать о прошлом. Более всего удивлял и поражал Цандера Домский собор. Под его высочайшими сводами можно было парить на крыльях, даже летать на небольшом аэростате. «Как могли люди, жившие пять-шесть столетий назад, воздвигнуть сооружение, поражающее наших современников? – не раз спрашивал себя Цандер. – Ведь тогда все делали вручную…»
Он любил Домский собор. И не столько за его внутреннюю отделку, изумлявшую художественной резьбой, не столько за редкие по красоте и искусству исполнения жанровые цветные витражи в огромных окнах или несравненный орган, – он любил собор за величие и высоту сводов, от которых захватывало дух! И сегодня его снова потянуло взглянуть на Домский собор хоть мельком.
На фоне меркнущего, холодного неба собор возвышался темной громадой, возле которой сновали крохотные люди. И опять Цандеру явилась старая мысль: «Люди, маленькие люди способны создавать великое!.. Способны вершить чудеса!»
От этой мысли идея Циолковского о постройке грандиозной ракеты вдруг показалась реальной, осуществимой в ближайшие десятилетия. На душе стало радостно и безмятежно. Радостно от того, что есть на свете человек, который, как и он, мечтает о полете во Вселенную. И главное – этот человек знает, как такой полет осуществить…
Цандер вдохнул морозный воздух и пошел, насвистывая, к плавучему мосту. Падал редкий, мелкий снежок. Было тихо, безветренно, пустынно. Слышались лишь собственные шаги да отдаленные звонки трамваев. Цандер любил эту тишину узеньких улиц Старого города. В ней хорошо думалось.
Когда он свернул на Дворянскую, со стороны Двины многоголосо и гулко нахлынула песня. Пели по-русски и по-латышски. Слов разобрать было нельзя, но живой призывный мотив заставлял идти чеканным шагом. «Может, солдаты поют?» – подумал Цандер, но, дойдя до переулка, отчетливо услышал:
Вышли мы все из народа,
Дети семьи трудовой.
«Это демонстрация!» – догадался он и пошел еще быстрей. Послышались какие-то слова команды, но песня грянула сильней и заглушила их.
– Пли! – услыхал он истошный крик совсем близко, и по улицам Старого города прогрохотал залп. Песня оборвалась, послышались крики, стоны, топот. Усилилась беспорядочная стрельба…
Цандер, подсунув под ремень полы длинной шинели, держа связку книг в левой руке, побежал к набережной. Выскочил из-за домов и остолбенел: у железнодорожного моста метались и падали люди, по которым в упор стреляли солдаты. Над толпой взвилось красное знамя и снова исчезло.
– Пли! Пли! – истошно командовал офицер.
Ружейная стрельба, рев толпы, стенания умирающих сливались в дикий гул.
Цандера кто-то схватил за воротник:
– Куда? Убьют! Марш назад!
Он увидел усатое лицо городового и отлетел в снег. Мимо, с винтовками наизготовку, пробежали солдаты.
Цандер поднялся. По спине хлестко ударила казацкая плетка.
– Пошел! Пошел, покуда цел! – Снежною пылью из-под копыт хлестнуло в глаза.
Цандер бросился в переулок, свернул под арку ворот, прижался к цоколю дома. Мимо бежали перепуганные люди, скакали лошади, слышались дикие крики, стрельба…
Когда наступило минутное затишье, он перебежал на другую сторону, проходным двором вышел на знакомую улицу и остановился в раздумье: «Пустят ли или не пустят?»
За углом опять зацокали копыта. Он бросился в подъезд и мигом взлетел на четвертый этаж, дернул ручку звонка.
– Кто там? – спросил тревожный женский голос по-латышски.
– Товарищ Яниса, Цандер… Помните, занимался с ним летом по математике.
– Вы один?
– Один! – выдохнул Цандер.
Щелкнул засов, и дверь приоткрылась:
– Входите быстрей!
Цандер вошел в полумрак передней, остановился.
– Проходите в кухню, мы спасаемся там.
– Спасибо! – прошептал Фридрих и, не раздеваясь, на цыпочках прошел в кухню, где у толстой стены на полу сидели Янис, Пауль и их сестренка Марта, худенькая, голенастая, с огромными синими глазами.
– Ты был там? Все видел? – вскочил навстречу высокий Янис.
– Да, видел… – Цандер сел на табуретку к плите и закрыл лицо руками. Ему не хотелось, чтоб Янис и другие видели, что по его щекам текут слезы…
5
Скоро стрельба стихла, и Янис, попросив Фридриха раздеться, отвел его в столовую. Разбитое пулей окно заткнули подушкой. Сидели молча. Фридрих механически листал какой-то журнал, Янис сжимал и разжимал большие руки и угрюмо смотрел в темное окно. Ждал отца. Отец служил на железной дороге паровозным машинистом и эту неделю приходил домой к шести. Теперь уже шел восьмой час… Мать, брат Пауль и сестренка сидели на кухне. Они тоже боялись за отца, и при каждом звуке на лестнице кто-нибудь бросался к двери.
Фридрих знал, что о нем так же тревожатся дома, понимал, что надо идти, но не мог успокоиться: перед глазами неотступно вставали лошадиные морды и страшные картины расстрела людей.
Молчанье становилось тягостным, и он заговорил первый:
– Янис, мы друзья и не должны чуждаться друг друга.
– Да, не должны…
– Ты боишься за отца?
– Боюсь.
– Думаешь, он мог быть там?
– Да, мог… В девяносто девятом, когда был бунт, он работал на фабрике «Феникс» и участвовал в демонстрации… Тогда убили его лучшего друга… Он горяч и мог опять ввязаться в драку…
Вдруг раздался звонок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80