.. Франц представился, сел ря­дом со мной и со смелой любезностью принялся говорить со мной столь доверительно, словно мы были с ним давно знакомы... Говорил он быстро и горячо, со страстью развивал свои идеи и высказывал суждения, которые мне казались странными, ибо они не совпадали с привычными мне, повседневными взглядами. Сверкающий взор, же­сты, улыбка выражали то глубокую и бесконечную лю­безность, то насмешку и, казалось, стремились вызвать меня или на возражение, или на согласие. И я, поражен­ная бурностью этого необычного знакомства, колеба­лась между тем и другим и едва отвечала».
После этой встречи Лист все чаще посещает дом д'Агу, причем не только званые вечера, когда там быва­ло много народу. Он приходит и в неприемные часы и часто сопровождает Мари на прогулках. Молодой женщине импонирует презрение Листа к королю Луи-Филиппу и его режиму, его высказывания о свободе и равноправии.
В письмах Листа к Мари, летом переселившейся в Круасси, уже видны признаки расцветающей любви.
«Наконец-то письмо от Baс.. Слава богу! Я уже по­чти что впал в отчаяние!.. Напишите мне поскорее... Образ моей жизни, пожалуй, столь же странен, как Ваш. Я совсем одинок, но не в шести милях от Парижа, а в самом Париже, в центре Парижа. С пятницы я не видел ни души, за исключением моей матушки. Нужно ли говорить Вам, что я испытываю ту же отдаленность, то же чувство недоверия, о которых говорите Вы...»
«Очень хотелось бы полчаса поболтать с Вами; быть может, нам улыбнется чуточка счастья. Будем наде­яться».
«Мадам, Вы опять очень долго не подавали вестей о себе; ни одного поручения, ни одной скромной весточки, ни покупок, ни книг, ни пакетов, ни музыкальных произве­дений ... быть может, Вы нездоровы, больны?.. Но нет, я слишком самоуверен, Вы просто забыли меня, вместе со множеством всего другого предали забвению и меня... Концерт Берлиоза в Итальянском театре окончательно объявлен на воскресенье 10-е ноября (через неделю)... Я подумал, что Вы (после одиннадцати месяцев) охотно послушали бы вновь „Фантастическую симфонию", ко­торую будут исполнять сто музыкантов, и потому про­стите мне капельку эгоизма: в данном случае присут­ствует и частица моего честолюбия... Сегодня утром я заказал четырехместную ложу, билеты, если Вы того пожелаете, пошлю в Круасси или просто на Рю де Бон... Вы знаете, что я навечно Ваш, даже в могиле. Прошу Вас, ответьте в нескольких словах, чтобы я точно знал, ждать ли мне Вас в воскресенье вечером? Вы ответите обязательно, не правда ли? Ибо я так жду вестей от Вас. Тысяча и тысяча сердечных и почтительных приве­тов... Я был бы чрезвычайно благодарен, если Вы при случае могли бы послать мне обратно его „Вертера" и, главным образом, мои маленькие, без тональности и метра, ламартинские гармонии (речь идет о ранней пьесе, внушенной „Поэтическими и религиозными разду­мьями"). Я очень привязан к этим нескольким страни­цам. Они живо напоминают мне часы страдания и во­сторга...»
Лист пишет переложение для фортепьяно или, как он это называл, «фортепьянную партитуру» (partition de piano) «Фантастической симфонии» Берлиоза. Выявляя у фортепьяно новые, ранее никем не обнаруженные воз­можности, он гениально передает звучание, краски ор­кестра. Сам он впоследствии писал: «Если не ошибаюсь, то в фортепьянной партитуре „Фантастической сим­фонии" я первым подал идею нового вида переложения. С мучительной добросовестностью, как если бы дело шло о переводе священного текста, старался я перело­жить для фортепьяно не только музыкальную структуру симфонии, но и все многочисленные детали, все много­образие гармонии и ритма». Позже Лист написал на главную тему «Фантастической симфонии» неболь­шую пьесу «Idee fixe» («Навязчивая идея»), а еще не­сколько позднее подобным же образом переложил для фортепьяно берлиозовские симфонию «Гарольд в Ита­лии» и увертюру «Король Лир».
15 декабря. Лист, Шопен и Хиллер публично исполня­ют «Концерт для трех клавиров» Баха.
1834
Между январем и апрелем. Из письма Листа к Мари: «Итак, я не видел Вас вчера и не увижу сегодня. Сегодня, когда все благоденствуют и едят сладости, я кашляю и пью ячменный отвар. Что предсказывает это на 1834 год? Напишите мне хоть словечко. Во всем мире жизнь означаете для меня только Вы; я безутешен только оттого, что не вижу Вас. Расскажите мне о вчерашнем дне, о сегодняшней ночи. Как Вы были причесаны? Кашля­ли ли? Вальсировали ли? Расскажите мне обо всем... Сегодня утром мне лучше. Завтра я хотел бы пойти в Итальянский театр. Другими словами, я хотел бы видеть Вас. Когда я Вас увижу? Проклятая простуда... Было время, когда я был бы счастлив, если бы небольшая лихорадка избавила меня от жизни. Теперь же смерть привела бы меня в отчаяние. Почему? Потому, что я люблю. Потому, что хотел бы еще и еще видеть Ваши белокурые волосы и синие глаза, слышать Ваши речи; и потому, что я люблю, я буду читать. Я хочу жить. Я люблю. Вы должны видеть: я буду жить потому, что люблю. Болезни следует страшиться лишь тогда, когда она захватывает именно в такой момент, и это должно случиться со мной? Но прощайте, модного человека останавливает приступ кашля. Прощайте и напишите мне пару слов».
Лист много читает и занимается самообразованием. Мари помогает ему советами.
Он знакомится и сближается с французским поэтом Альфонсом Ламартином (1790-1860), произведения ко­торого уже с 1820-х годов оказывают на Листа большое влияние.
С глубокой привязанностью относился Лист к аббату и писателю Фелисите де Ламенне (1782-1854), который был для него «добрым, словно отец, другом и благоде­телем». Учение Ламенне, его идеи утопического социа­лизма оказали на Листа огромное влияние. Он с радо­стью принимает приглашение аббата погостить в его имении Лашене в Бретани. Эта поездка отчасти была и бегством от любви к Мари д'Агу.
С дороги, в почтовом отделении в Ренне он пишет Мари прощальное письмо: «Понедельник вечером... В сердце моем всегда только одно-единственное жела­ние: умереть, умереть. В душе моей постоянно лишь одна мысль: умереть, умереть. Ничего, кроме одного воспоминания, ничего, кроме одной надежды, одного же­лания: умереть, умереть, умереть... О, как еще жарок, как еще горяч твой последний поцелуй! Твой небесный, божественный вздох у меня на груди... Да, всё тебе, любовь моего сердца, всё ради тебя... Но давай погово­рим, или лучше разреши, чтобы я набросал несколько очень беглых замечаний о моей несчастной поездке. В субботу, в пять часов - отъезд из Парижа (неопреде­ленная, довольно спокойная печаль; странно, но уже не­которое время все мое беспокойство исчезло). Матушка нежно обнимает меня. Дилижанс идет по Рю де Майн, мимо церкви Пети-Пер (первое причастие), по Рю де Пети-Шан, совсем близко к Крысиной норе, затем по Вандомской Площади (воспоминания детства, обучение игре на фортепьяно), затем мимо моста Людовика XVI (маркиза, Круасси, дурачества, необдуманные поступ­ки!). Все эти воспоминания, словно любимые фантомы, вновь виделись мне у ворот домов... Небо было спокой­ным, прозрачным и гладким. С тех пор не было ни одного облачка. Я глубоко замечтался. Затем принялся читать „Орфея" Балланша; сегодня вечером я его закончу. Книга прекрасная, она оказала большую поддержку моему бед­ному сердцу, в течение всей этой поездки столь встрево­женному и подавленному. Около половины десятого я впал в тяжелый и беспокойный сон. На другой день (воскресенье) утром, когда я проснулся, меня прежде всего наполнило чинное спокойствие праздника Тела гос­подня, религиозная просветленность. Прибыв в Сан-Мориц (около половины десятого), я пошел помолиться в церковь. Рядом с нею было кладбище. На какое-то время я остался там. Затем я начал расхаживать взад и вперед и вновь перечитал „Орфея"... Разрешите ска­зать Вам, что я испытываю чрезвычайно острую по­требность получить несколько слов от Вас. Напишите мне тотчас же, умоляю Вас, ожидание и тоска убива­ют меня. Вы находитесь в Круасси не из-за меня?.. Иног­да я спокоен, но знаю, что, когда Вас нет со мной, в этом спокойствии заключен яд. По крайней мере, пишите... Я беспокоен, измучен, сто тысяч раз счастлив и несча­стен. Не жалейте меня. Я могу тебя полюбить. - Про­щай».
В доме Ламеннё велись серьезные философские и ли­тературные беседы, существенно способствовавшие духовному обогащению Листа. Здесь Лист пишет свою первую музыкально-критическую статью «О будущем церковной музыки». Рассуждения о церковной музыке он начинает с того времени, когда богослужение удовлет­воряло все духовные потребности народа, было утеше­нием для души и взора, алтарем и театром. «Но сего­дня, - пишет он, - когда алтарь качается и шатается, когда кафедра проповедника и религиозные церемонии служат мишенью для насмехающихся и сомневающихся, искусство должно покинуть внутренность храмов и, разливаясь, искать места для своих превосходных выра­жений во внешнем мире».
Пример, приводимый Листом в качестве образца но­вой музыки, весьма характерен - «Марсельеза»! Его видение ближайшего будущего сходно с представления­ми Ламеннё: «Вскоре мы услышим, как на полях, в ле­сах, селах и на окраинах городов, в местах работы и в больших городах зазвучат национальные, мораль­ные, политические и религиозные псалмы, песнопения и гимны, которые будут созданы для народа, будут учить народ и которые народ будет действительно петь; которые будут петь работники, поденщики, ремеслен­ники, сыновья и дочери народа, мужчины и женщины!»
Тогда же Лист пишет смелую композицию для форте­пьяно и оркестра «Harmonies poetiques et religieuses» («Поэтические и религиозные гармонии») и предпосыла­ет ей предисловие, взятое из одноименного поэтическо­го цикла Ламартина. (Позже он переработал это произ­ведение и в 1853 году включил в цикл «Поэтические и религиозные гармонии» под названием «Pensees des morts» - («Размышления о смерти».) В этой своеобраз­ной пьесе Лист передает типично романтические чув­ства в поразительно современной форме. В пьесе нет ни тональности, ни метрики! Автор сам указывает, что все идет «Senza tempo!» (Без темпа). Написанный примерно тогда же цикл «Apparitions» («Видения»), хотя название его совпадает с названием книги стихов Ламартина, создан по образцу состоящего из трех стихотворений произведения Кристиана Урана «Auditions». В Лашене Лист пишет и фортепьянную пьесу «Лион», эпиграфом к которой ставит лозунг лионских ткачей: «Жить рабо­тая, или умереть сражаясь». О восстании лионских тка­чей Лист узнал, вероятно, от аббата Ламеннё. Впервые эта пьеса была опубликована только в 1840 году, затем в 1842 году Лист включил ее первой в цикл «Album d'un voyageur» («Альбом путешественника»); в более по­здний вариант его, цикл «Annees de Pelerinage» («Годы паломничества») она уже не вошла.
Характерная стилевая черта всех этих ранних форте­пьянных произведений Листа - импровизационная тех­ника.
Сближение Листа с аббатом Ламеннё временно за­держало развитие его романа с Мари д'Агу, но не внес­ло в их отношения существенных изменений. Их взаим­ная любовь крепла с каждым днем. Мари страстно во­сторгалась Листом, а, кроме того, ей импонировало положение, в котором она оказалась: она всегда мечта­ла играть необычную роль, выделяться.
Лист решает вернуться в Париж. Перед отъездом из Лашене он посылает Мари еще одно письмо: «Прежде чем вернуться в Париж, я отправляюсь в Сен-Мало и, быть может, в Мон-Сен-Мишел. Затем я остановлюсь и в Лавале: там есть монастырь траппистов, который я хочу посетить. Недели через две мы снова будем вме­сте...»
В конце года Лист знакомится с Жорж Санд (1804-1876). Под этим именем жила и писала Люсиль-Аврора Дюпен, разведенная жена барона Дюдевана. К этому времени уже вышли ее книги на социальные темы («Индиана», «Лелия»), написанные в романтиче­ском стиле, она уже вернулась из поездки по Италии, которую совершила вместе с Альфредом де Мюссе. Между нею и Мари д'Агу завязывается тесная дружба.
Из письма Листа Жорж Санд: «... если бы мысль, что я могу помешать Вам или явиться не вовремя, не оста­навливала бы меня на полпути, Вас чаще бы постигала неприятность слушать мои фортепьянные импровиза­ции. Могу ли я надеяться, что по возвращении Вы вновь будете считать меня в числе тех пяти или шести чело­век, которых вы охотно видите в дождливые дни?..»
25 декабря. На музыкальном утреннике в зале «Плейель» Лист и Шопен играют в четыре руки одну из пьес Мошелеса и сделанное Листом переложение для форте­пьяно одной из песен Мендельсона.
1835
В начале года любовь Мари д'Агу и Листа усиливается. После смерти шестилетней дочери графини, влюблен­ные, несмотря на все попытки аббата Ламеннё отгово­рить их от этого шага, решают бежать.
9 апреля. Лист выступает на концерте Берлиоза в Па­риже. Он исполняет свою фантазию на темы берлиозовского «Лелио», концертную пьесу на темы «Песен без слов» Мендельсона и вариации на «Марш Александра» Мошелеса.
Мари д'Агу с матерью уезжают в Швейцарию. Лист вскоре следует за ней.
Так начались годы его странствий и одновременно мировой славы.
Лист и Мари встречаются в Базеле. «.. .Вчера поздним утром мы прибыли в Базель, - пишет Лист матери. - Мои ящики, чемоданы, саквояжи в порядке; по дороге я не бросался деньгами, и потому мой кошелек еще полон. Лонгинус (интимное прозвище Мари) с матерью уже здесь. Я не знаю ничего определенного, но, может быть, через 4-5 дней мы вместе с ее камеристкой уедем отсю­да. Мы оба в хорошем настроении и совершенно не соби­раемся быть несчастными. Я здоров, швейцарский воз­дух усиливает мой аппетит...» Вскоре после этого мать Мари возвращается во Францию, наверняка, она счита­ет все свои попытки безнадежными: «рок» свершился. Мари порвала все нити с «обществом», - а этого «обще­ство» не прощает.
Из позднейших «Мемуаров» Мари: «Мы не строили никаких планов, не составляли дорожных маршрутов. Случай привел нас в Швейцарию. Правда, нам было все равно, куда ехать. Мы не желали ничего иного, как быть вместе и одни, выкопать глубокий ров между нами и на­шим прошлым. Мы хотели изменить свою жизнь, подоб­но тому, как изменился мир вокруг нас;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34