Концерт Листа, Эде Ремени и Ганса фон Бюлова в зале «Вигадо», с необычайно высокими по тому времени ценами на билеты. В программе - произ­ведения Листа.
Лист отдает свой доход от концерта на благотвори­тельные цели.
30 августа. Из письма Листа к Каролине Витген­штейн: «Итак, я подошёл к концу моих маленьких - очень забавных - пештских хлопот... Дважды исполненная „Елизавета", сопровождаемый восторженными апло­дисментами и требованиями повторить „Данте", во­сторженное почтение к моему имени и характеру со стороны всего населения - таковы снопы той жатвы, которые я могу предложить Вам с чувством благодар­ности и смирения».
2 сентября. В субботу, в 6 часов утра Лист, чета Бюлов, Ремени и Плотени выезжают в Сексард к барону Аугусу.
Восемнадцатилетняя дочь Аугуса Анна в дневнике, который она вела на французском языке, даёт следую­щее искреннее описание пребывания Листа и его спутни­ков в доме её отца: «... Вечером Лист с величайшей готовностью согласился сыграть в четыре руки с Плотени несколько частей из своей торжественной мессы. Надо было видеть прекрасную и одухотворенную голову Аббата, как хорошо сумел он выразить свою веру в „Cre­do".. . Его дочь Козима была постоянно возле него. Затем она поднялась в свою комнату, где писала письма и пила чай. Аббат также удалился, а мы поужинали в обще­стве Рошти, Ремени и Плотени. Так закончился этот счастливый первый день».
3 сентября. Воскресенье. «Аббат после 7 часов завтра­кал у себя в комнате. Так как наша комната находится напротив, мы слышали, как он играет на рояле. Козима спустилась к отцу только около 10 часов и завтракала у него... После обеда мы совершили экскурсию в неболь­шое село Деч, находящееся в часе езды от нас, чтобы полюбоваться на одетых в воскресные одежды селян... Прибыв в Деч, мы пошли на сельскую площадь. Сошедши­еся здесь крестьянки, взявшись за руки, образовали круг и, непрерывно кружась, танцевали и пели; все они красо­вались в чрезвычайно оригинальных нарядах».
Листа пригласили зайти в один из домов, где он смог ближе познакомиться с дечским народным искусством; вероятно, он слышал здесь и настоящие народные пес­ни, но не обратил на них внимания.
Продолжение отчета Анны об этой экскурсии: «За­тем мы поехали через Эчень. Здесь Аббат, ехавший с ма­тушкой, Козимой, Тони, Бюловым, Плотени и мною в большом рыдване, попросил остановиться перед груп­пой крестьян, танцевавших в сопровождении музыки... Вечером большую площадь перед нашим домом заполнили люди... Затем приблизилась вереница горящих факелов, извиваясь между деревьями площади. Под наши окна пришла депутация. Когда Аббат появился в окне салона, толпа приветствовала его знаками всеобщего восхище­ния...»
О дальнейшем из письма Листа: «Вместо того, что­бы обратиться к собравшимся с речью, я попросил подо­двинуть рояль к открытому окну, и мы с Ремени сыграли венгерскую рапсодию, а с Гансом - в четыре руки - „Ракоци-марш"».
4 сентября. Понедельник. (Из дневника Анны): «Ут­ром я слышала, что наш милый Аббат играет на рояле, затем он спустился в столовую, чтобы вместе с ма­тушкой составить следующее меню: (Суп), закуски: сардины, икра, дыня, рыба (судак). Говядина с капустой. Жаркое из зайца с салатом. Сладкое тесто. Дессерт. Ремени добавляет: скрипичные струны с пармезаном. Букеты цветов... Буря - приношений от Брейенейера... Вечером в салоне Аббат и Бюлов на двух роялях играли его замечательное произведение „Totentanz" („Dance ma­cabre"'). После ужина Бюлов исполнил его же действи­тельно превосходную испанскую рапсодию...»
5 сентября. Вторник. «Утром Козима, до сих пор не получившая никаких вестей о своих оставшихся в Мюн­хене трех маленьких дочерях (Даниэле, Блондине и Изольде), послала телеграмму Вагнеру. Перед обедом Аббат играл отрывки из своей „Missa solemnis". За обедом было сказано много тостов, что очень понрави­лось Козиме...»;
Фраза в дневнике Анны о том, что Козима телеграфи­ровала Вагнеру, служит признаком разрыва Козимы с Бюловым, но пока они оба ещё тщательно сохраняют видимость брака.
8 сентября. Пятница. «За обедом Аббат и очарова­тельная Козима были, как всегда, веселы и любезны. Бы­ло провозглашено много тостов... Достойный Аббат обещал, что в 1866 году проведет с нами в Сексарде два месяца. За ужином Ремени и Рошти вновь произносили тосты; эта последняя трапеза с нашими дорогими го­стями была для нас очень печальной, и мы находили утешение только в мысли об их возвращении. В честь нашего великого Листа перед нашим домом играли цыга­не».
9 сентября утром: «Наши дорогие гости покинули нас. Папа проводил Листа до самого Пешта, откуда тот через Венецию поехал в Рим...»
10 сентября. Вагнер, разлученный с Козимой, прямо-таки бушует от ревности к Листу. В предназначенном для Козимы дневнике, так называемой «Коричневой книге» он пишет: «Жизнь твоего отца для меня соот­ветствует вариационной форме. В ней ничего не происхо­дит, только вновь и вновь повторяется тема, слегка измененная, украшенная, затейливо отделанная; то вир­туозная, то дипломатическая, то воинственная, то церковная, она всегда артистична, всегда достойна люб­ви; всегда Он сам, в основе своей несравненный, и потому предстающий перед миром всегда только в вариационной форме; на переднем плане всегда его личность, всегда в выгодной для него позе, и хоть под увеличительным стеклом - всегда неповторимый, всегда заново изумляю­щий, но всегда тот же, и - после каждой вариации, само собой разумеется, аплодисменты. Затем следует речь, апофеоз - кода вариаций».
12 сентября. С прекрасными воспоминаниями о сво­ём пребывании в Венгрии Лист возвращается в Рим, где продолжает работу над ораторией «Христос».

29 сентября. Из Ватикана Лист пишет известному венгерскому пианисту, музыкальному организатору концертов Яношу Н. Дунклю о своих сомнениях в связи с планируемым в Вене исполнением «Легенды о святой Елизавете»: «Вопрос в том, будет ли это произведение иметь в Вене успех? Я со своей стороны, дожжен беречь своих друзей и не подвергать их неприятным испытани­ям. Речь идёт не о музыкальных испытаниях и не об испытаниях огнем. Если бы дело шло только в этом, все шло бы гладко. Но, к сожалению, при исполнении моих произведений могут играть роль и иные, менее возвышен­ные моменты, которых следует избегать. Совершенно не испытывая обиды, я все же должен признаться, что после оказанного в Берлине недостойного приема хорам из „Прометея", я считаю более целесообразным в подоб­ных условиях отказаться от дальнейших попыток. Как известно, в Дрездене и Лейпциге хоры из „Прометея" имели лучшую долю, хотя и в этих городах - как и почти повсюду - в карантине, созданном критиками, имя мое как композитора было оклеветано и умалено. А потому оставим пока „Елизавету" отдыхать в Пеште, скажем, до следующего лета, когда она, по всей вероятности, отправится с паломничеством в Тюрингию».
1866
4 января. В Риме состоялось первое исполнение нового законченного эпизода оратории «Христос» («Stabat ma­ter specioza»).
6 февраля. От воспаления легких умирает мать Листа.
В этот же день Лист просит Яноша X. Дункля послать переложение «Эстергомской мессы» для рояля в четыре руки в Париж, где готовятся к исполнению этого произ­ведения.
24 февраля. Первое исполнение «Легенды о святой Елизавете» в Германии, в Мюнхене, под управлением Бюлова.
26 февраля и 3 марта в Риме по случаю торжественно­го открытия Зала Данте исполняют симфонию «Данте» Листа. Дирижирует Джованни Сгамбати. Как замечает Фердинанд Грегоровиус, Лист «... и в сане аббата вы­звал новый поток поклонений».
6 марта. Лист прибывает в Париж, чтобы присут­ствовать на исполнении «Эстергомской мессы». Одоле­ваемый дурными предчувствиями, он пишет Агнессе Стрит: «В свои пятьдесят шесть лет я не могу причис­лять себя к молодым композиторам, но я ещё недоста­точно мертв для того, чтобы в Париже серьезно зани­мались моим творчеством».
15 марта. Исполнение «Эстергомской мессы» в па­рижской церкви св. Евстахия. Из-за плохого исполне­ния - весьма умеренный успех. Мнение критиков отри­цательное. «На чем основывают надежду, что месса Листа - шедевр? - спрашивает критик „Л'Ар Мюзикаль". - Лист всего лишь великий исполнитель, будущие поколения, наверняка, не причислят его к композито­рам... Гигантский талант Листа заключен, скорее, в его пальцах, чем в голове». В «Журналь де Деба» рецензию вместо Берлиоза пишет д'Ортиг: «...Бог свидетель, как много я страдал и как все ещё страдаю от того, что не могу восхищаться этим произведением, автор которого великий артист, гениальный пианист...». Благоприят­ным был отзыв одного только австрийского музыкове­да И. Вебера, опубликованный в «Ла Сезон Мюзикаль»: «Мелодии просты, и ясно чувствуются ритмы... гармонизация, какими бы смелыми часто ни были модуляции, иная, чем в оперной музыке... Это модернизированный Палестрина».
30 марта. В Цирке Наполеона под управлением Жюля Паделу вновь было исполнено «Кредо» («Credo») из «Эстергомской мессы». Лист пишет Каролине, что «...исполнение „Credo" в страстную пятницу было сла­бым и бестолковым: солисты были простужены, хор неуверенным и т. п...»
В Париже Лист встречается с Мари д'Агу, которая сообщает ему, что намерена опубликовать свои мемуа­ры, против чего Лист решительно возражает. Это было их последнее свидание.
Из Парижа Лист едет в Амстердам, оттуда - по при­глашению голландской королевы - в Гаагу.
В мае Лист возвращается в Париж, где устраивает авторский вечер. Однако холодное отношение публики к его музыке не меняется.
С конца мая Лист снова находится в Риме.
В июне после того, как герцог Гогенлоэ, возведенный папой в кардиналы, покидает Ватикан, Лист вновь пере­селяется в монастырь Мадонна дель Розарио на Монте Марио. Полное одиночество позволяет ему целиком погрузиться в творческую деятельность.
Летом князь-примас Венгрии Янош Сцитовски пору­чает Листу написать мессу по случаю коронования ав­стрийского императора венгерским королем.
29 сентября. Лист завершает ораторию «Христос» и тотчас же приступает к сочинению «Коронационной мессы».
22 ноября. Лист переселяется в монастырь Санта Франческа Романа, расположенный между базиликой Константина и триумфальной аркой Тита. Из окон его комнат открывается прекрасный вид на Форум, здесь он принимает посетителей и учеников.
Здесь посетила его русская писательница Александра Толиверова, которая следующим образом описывает обстановку, в которой жил Лист в конце 1860-х годов: «Лист жил совсем за городом. Его квартира находилась при церкви Santa Francesca Romana. И его ближайшими соседями были: слева бани Каракалы, справа дворец цеза­рей, окруженный темными кипарисами и пальмами, а немного далее стоял величественный Колизей. Дорога к нему шла через Капитолий и Форум-Романум. По этой дороге под вечер я часто встречала его едущим в малень­кой каретке в одну лошадь. Против его сидения внутри кареты была приделана клавиатура, по которой он изред­ка пробегал пальцами, Внутри кареты всегда горел ма­ленький фонарик. Раз я видела его что-то наскоро запи­сывающим.
В1896 году, перед моим отъездом из Рима я отправи­лась к нему вместе с г-жой Шварц. Из довольно большой полусветлой прихожей виднелись две узкие, но довольно длинные комнаты с окнами довольно высокими и широки­ми, но только с одной правой стороны. Убранство первой комнаты было очень просто. Темные обои, простые, но изящные стулья, в углу роскошный, с резными ножками рояль. Над роялем два прекрасно написанных, в золотых овальных рамах, женских портрета. Когда мы вошли в прихожую, Лист был в последней комнате, в высшей степени мрачной, и его фигура у стола черного дерева была ярко освещена светом из бокового окна. Его каби­нет напоминал отчасти кабинет Фауста, каким мы привыкли видеть его на сцене. Очень скорыми, но мелки­ми шагами он вышел нам навстречу и, ведя нас за руки к себе в кабинет, по дороге указал мне на два женских портрета и сказал: „Это мои дочери"».
В ноябре Лист пишет на обложке «Трех траурных од»: «Если на моих похоронах будет звучать музыка, то я хотел бы, чтобы выбор пал на вторую из этих траур­ных од („Ночь". По Микеланджело), из-за венгерской по стилю каденций на 3-й, 4-й, 5-й и 6-й страницах партиту­ры».
Над этими тактами в венгерском духе с указанием «sempre lento» (все время медленно) Лист ставит цитату из «Энеиды» Вергилия, указывая тем самым на свои чувства, на свою принадлежность к Венгрии: «Dulces moriens reminiscitur Argos» («Умирающий вспоминает о милом Аргосе»). В жизни стареющего, не находящего понимания в Риме, становящегося все более одиноким Листа «Аргос» означает Пешт, т. е. родину.
В декабре в письме к венгерскому композитору Шан­дору Берта вновь появляется скорбная фраза: «Пятьде­сят пять лет сделали меня стариком, и музыка моя одинока».
1867
В начале года новый князь-примас Венгрии Янош Шимор через Антала Аугуса спрашивает Листа, по-прежне­му ли согласен он написать коронационную мессу.
14 марта Лист в ответном письме сообщает Аугусу, что он начал работу над мессой ещё при жизни Сцитовски.
Закончив «Венгерскую коронационную мессу», Лист посылает её партитуру для переписки в Пешт, Мошони.
В апреле, несмотря на рапространяющиеся слухи, что на коронационных торжествах месса Листа не будет исполнена, в Пеште приступают к репетициям. Венские придворные круги считали, что на столь больших госу­дарственных торжествах следует исполнить произведе­ние музыкального директора венской придворной Опе­ры, играть должен оперный оркестр под управлением самого музыкального директора. А потому и речи быть не может о мессе Листа, о том, чтобы на торжествах играл пештский оркестр и дирижировал бы им Лист.
Это известие вызывает в Венгрии возмущение и недо­вольство.
Будайское музыкальное общество подает министру просвещения Йожефу Этвёшу прошение: «...Ваше пре­восходительство, добейтесь у Его императорского и ко­ролевского Величества того, чтобы на приближающем­ся национальном празднике была бы милостиво обеспече­на демонстрация отечественного искусства, и мы перед лицом всего нашего отечества могли бы преподнести его апостольскому королевскому Величеству как знак почи­тания со стороны всего венгерского искусства коронаци­онную мессу Листа».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34