— Вы сказали, посол обратился с протестом еще до того, как их Министерство иностранных дел успело опубликовать заявление?— Да, Фоули действовал очень быстро и сумел опередить их.— При всем уважении к мистеру Фоули никто не может действовать настолько быстро, — заметил Райан. — Пресс-релиз должен был быть уже отпечатанным еще до ареста.— Ну и что? — поинтересовался адмирал Грир.Джек вернулся к месту, где сидели все трое.— А то, что министр иностранных дел — человек Нармонова, правда? И маршал Язов в Министерстве обороны тоже. Они не знали о происходящем, — пояснил Райан. — Происшедшее захватило их врасплох, так же как и нас.— Чепуха, — фыркнул Риттер. — Так у них не поступают.— Это вы так считаете, сэр. — Джек был уверен в своей правоте. — У вас есть доказательства, подтверждающие вашу точку зрения?Адмирал Грир улыбнулся.— В настоящее время таких доказательств у нас нет.— Черт побери, Джеймс, я не сомневаюсь, что он просто...— Продолжайте, доктор Райан, — произнес судья Мур.— Если два этих министра не знали, что происходит, происшедшее приобретает иную окраску, верно? — Джек сел на спинку кресла. — Хорошо, предположим, нам понятно, почему Язова не оповестили о предстоящем аресте: «Кардинал» — его ближайший помощник. Но зачем держать в неведении министра иностранных дел? В таких делах при подобных обстоятельствах нужно действовать быстро, сообщить в газеты о сенсационном происшествии — уж наверняка никто не пожелает, чтобы противная сторона первой оповестила мир о случившемся.— Как ты считаешь. Боб? — повернулся к Риттеру директор Центрального разведывательного управления.Заместитель директора ЦРУ по оперативной части никогда не испытывал к Райану теплых чувств — по его мнению, Джек продвинулся слишком высоко и слишком быстро, — однако, несмотря на все это, Боб Риттер был честным человеком. Он сел и отпил глоток кофе.— В том, что говорит этот молодой человек, есть зерно истины. Нам придется проверить кое-какие детали, но, если они подтвердятся... тогда все это не в меньшей степени политическая операция, чем просто расследование «Двойки».— Джеймс?Заместитель директора ЦРУ по разведке согласно кивнул.— Пугающие возможности открываются в этом случае, — заметил он.— Вполне вероятно, что речь идет не просто об утрате ценного агента, снабжавшего нас важной информацией, — продолжал Райан, обдумывая происшедшее. — КГБ, возможно, использует этот случай для достижения политических целей. Единственное, что мне непонятно, — на кого Герасимов рассчитывает опереться. У группы Александрова три надежных сторонника, тогда как Нармонов может теперь полагаться на поддержку четырех, включая этого нового члена Политбюро — Ванеева...— Черт побери! — выпалил Риттер. — Мы считали, что когда его дочь арестовали, то либо они не сумели расколоть ее — ведь говорят, что она выглядит нормально, — либо ее отец занимает слишком высокое положение, чтобы...— Шантаж. — Наступила очередь судьи Мура. — Ты был прав, Боб. А Нармонов даже не подозревает об этом. Нужно отдать должное Герасимову — этот сукин сын умеет смотреть на несколько ходов вперед... Если дело обстоит именно так, то фракция Нармонова в меньшинстве, и он не знает этого. — Мур сделал паузу и нахмурился. — Мы рассуждаем как дилетанты, вот что я вам скажу.— Зато у нас получился великолепный сценарий. — Райан едва не улыбнулся, придя к логическому выводу. — Может оказаться, что нам удалось свалить первое советское правительство, которое за последние тридцать лет попыталось либерализовать свою собственную страну. — Что станут писать обо всем этом газеты? — задал себе вопрос Джек. Можно не сомневаться, что нам не удастся сохранить это в тайне. Такая сенсация неминуемо просочится и станет достоянием общественности...— Мы знаем, чем вы занимаетесь, и нам известно, сколько времени вы были вовлечены в это. Вот доказательства. — Капитан бросил на стол пачку фотографий.— Хорошие снимки, — согласилась Мэри-Пэт. — А где представитель моего посольства?— Мы не обязаны позволять кому-либо разговарить с вами. Мы имеем право держать вас у себя столько, сколько пожелаем. Если понадобится, то годы, — зловеще добавил сотрудник КГБ.— Послушайте, мистер, я ведь американка, понимаете? Мой муж — дипломат. У него дипломатическая неприкосновенность, которая распространяется и на меня. Вы считаете меня пустоголовой домохозяйкой и потому рассчитываете, что со мной можно так бесцеремонно обращаться, что меня удастся запугать и заставить подписать это идиотское признание, будто я какая-то шпионка. Не надейтесь на это. Я не сомневаюсь, что правительство США защитит меня. Что касается этой бумажки, советую намазать на нее горчицу и съесть. Видит Бог — пища здесь настолько плохая, что немного протеина вам не повредит, — заметила она. — И вы еще смеете утверждать, что этот добрый пожилой мужчина, к которому я несла фотографию, тоже арестован? Тогда вы все здесь сошли с ума.— Нам известно, что вы встречались с ним много раз.— Два раза. Я видела его однажды во время матча в прошлом году — впрочем, нет, мы встречались на дипломатическом приеме несколько недель назад. Значит, три раза, и всякий раз беседовали о хоккее. Именно поэтому я и несла ему фотографию. Мальчишки в команде моего сына считают, что он приносит им удачу, — спросите их, все они расписались на фотографии, видите? Каждый раз, когда он приходил J.a матч, мы одерживали важные победы и мой сын забивал шайбы. Вы считаете его шпионом только потому, что он посещал матчи детских команд? Боже мой, да вы видите американских шпионов под каждой кроватью!Разговор с сотрудником КГБ даже доставлял Мэри-Пэт удовольствие. Обращались с ней хорошо — по-видимому, причиной тому была притворная беременность. Она нарушила еще одно освященное временем правило в профессии разведчиков — как можно меньше говорить. Вместо этого Мэри-Пэт не переставала болтать подобно любому рассерженному частному лицу — находящемуся под прикрытием дипломатической неприкосновенности, разумеется, — возмущаясь поразительной глупостью русских. Она внимательно следила за реакцией офицера, который вел допрос. Больше всего русские ненавидели снисходительно-презрительное общение, особенно со стороны американцев, по отношению к которым русские испытывали прямо-таки невероятный комплекс неполноценности.— Мне всегда казалось, что сотрудники службы безопасности в нашем посольстве стараются раздражать нас как можно больше, — произнесла Мэри-Пэт недовольным голосом. — Не делайте того, не делайте этого, будьте осторожны, когда фотографируете. Но я не фотографировала, я несла ему уже готовую фотографию! Да и мальчишки на ней — русские, за исключением Эдди. — Она отвернулась и посмотрела в зеркало. Мэри-Пэт старалась догадаться, придумали ли этот фокус с зеркалом, из-за которого за ней следят, сами русские или скопировали идею из американского полицейского фильма.— Тот, кто готовил ее, — настоящий профессионал, — заметил Ватутин, наблюдая за сценой допроса из соседней комнаты. — Она знает, что мы смотрим на нее, но не подает виду. Когда мы собираемся ее выпустить?— Ближе к вечеру, — ответил начальник Второго главного управления. — Держать ее дольше не имеет смысла. Ее муж уже собирает вещи. Жаль, что вы поторопились — следовало подождать несколько секунд, — прибавил генерал.— Я знаю. — Объяснять, что причиной был плохо сработанный засов, не имело смысла. В КГБ не любят оправданий, даже от полковников. Да и в любом случае это не имело значения — как Ватутин, так и его начальник понимали это. Они сумели поймать Филитова — не совсем в момент передачи, но все-таки им это удалось. Такой была поставленная перед ними задача. Оба понимали, что в этом деле существуют и другие аспекты, но делали вид, что это к ним не имеет отношения. И для генерала, и для полковника такое поведение являлось самым разумным.— Где мой помощник? — потребовал ответа Язов.— В Лефортовской тюрьме, разумеется, — отозвался Герасимов.— Я хочу немедленно встретиться с ним. — Министр обороны даже не пожелал снять фуражку. Он стоял перед председателем КГБ — в своей длинной шинели, его щеки пылали от холодного февральского ветра — а может быть. и от гнева, подумал Герасимов. Или даже от страха...— Это не то место, где можно требовать, Дмитрий Тимофеевич. Я тоже член Политбюро и тоже заседаю в Совете обороны. Кроме того, нельзя исключить, что и вы замешаны в этом расследовании. — Пальцы Герасимова постукивали по папке, лежащей на его столе.Лицо Язова от этих слов изменилось. Он побледнел, но определенно не от страха. Герасимова удивило, что маршал не потерял самообладания, вместо этого он справился со своими чувствами и произнес, словно обращаясь к новобранцу:— Немедленно предъявите доказательства — если у вас хватит смелости!— Раз вы настаиваете — пожалуйста. — Председатель КГБ открыл папку, достал несколько фотографий и передал их министру обороны.— Вы следили за мной? За МНОЙ?— Нет, наблюдение велось за Филитовым. Вы случайно оказались в кадре.Язов презрительно бросил фотографии на стол Герасимова.— Ну и что? Михаил Семенович пригласил меня на хоккейный матч. Я поехал вместе с ним. Игра была интересной — В одной из команд играет американский мальчик — я познакомился с его матерью на каком-то приеме, — да, это было в Георгиевском зале, когда в Москву для участия в переговорах приезжали американцы. Она тоже присутствовала на хоккейном матче, и мы подошли, чтобы поздороваться с ней. Приятная женщина, только в голове у нее ветер. На следующее утро я написал отчет о контакте с иностранным гражданином. И Михаил Семенович тоже.— Если у нее ветер в голове, зачем трудились? — спросил Герасимов.— Потому что она американка, а муж у нее какой-то дипломат, да и к тому же я допустил глупость и позволил ей коснуться меня. Отчет о контакте сдан в спецотдел. Я пошлю вам копию моего отчета и отчета Михаила Семеновича. — Теперь Язов говорил более уверенно. Герасимов допустил небольшой промах.— Эта женщина — агент американского ЦРУ.— В таком случае я уверен, что социализм восторжествует во всем мире, Николай Борисович. Я не знал, что у вас работают такие дураки — до сегодняшнего дня.Министр обороны Язов заставил себя успокоиться. Несмотря на то что в Москве он появился недавно — до последнего времени маршал командовал Дальневосточным военным округом и там попал в поле зрения Нармонова, — но уже понял, в чем заключается причина разногласий: борьба за власть. Он не верил, не мог верить, что Филитов — предатель; не верил потому, что был знаком с биографией старого полковника, а не мог, не хотел верить по той причине, что подобный скандал положит конец одной из самых тщательно подготовленных карьер профессионального военного в Советской Армии — его собственной.— Если у вас есть настоящие доказательства предательства моего помощника, пусть с ними познакомится моя служба безопасности. Вы, Николай Борисович, затеяли политические игры и вовлекаете в них мое министерство. Я не потерплю, чтобы КГБ вмешивался в дела армии. Сегодня во второй половине дня сюда приедет представитель ГРУ. Надеюсь, ваши люди согласятся работать с ним — в противном случае я сам обращусь в Политбюро.Лицо Герасимова оставалось бесстрастным, пока министр обороны не вышел из его кабинета — Он понял, что допустил ошибку при разговоре с Язовым, Он показал ему все свои козыри — вернее, показал их на день раньше, чем следовало. Герасимов рассчитывал, что Язов поддастся давлению, отступит перед предъявленным обвинением и примет предложение, которое еще даже не было сделано.А все потому, что этот кретин Ватутин не сумел получить убедительных доказательств. Ну почему он не подождал еще пару секунд!Ничего не поделаешь, остается лишь одно — получить полное признание от Филитова.Колин Маклинток официально числился сотрудником коммерческого отдела посольства Ее Величества Королевы Великобритании, расположенного на противоположном Кремлю берегу Москва-реки. Особняк достался посольству еще до революции, и это обстоятельство изрядно раздражало советское руководство со времен Сталина. Но и Колин принимал участие в Большой Игре. Он был, по правде говоря, тем сотрудником английской спецслужбы, который поддерживал контакт со Светланой Ванеевой и затем передал ее московскому резиденту ЦРУ для целей, так ему и не объясненных. Однако он подчинился приказу, поступившему непосредственно из Сенчури-Хауса, штаб-квартиры английской секретной службы в Лондоне. Сейчас Колин Маклинток сопровождал группу английских бизнесменов при посещении ими Госплана. Здесь он знакомил их с советскими чиновниками, с которыми англичанам придется вести переговоры о контрактах, касающихся продажи товаров местным варварам. Сам Маклинток был «островитянином» с Уэлсея, у берегов Шотландии, и считал всех живущих к югу от Абердина варварами, хотя и служил в английской секретной службе. Говоря по-английски, он прибегал к певучему акценту и пользовался словами, понятными одним жителям Северной Шотландии. Он говорил и по-русски, правда, понять его было непросто. Впрочем, это являлось для него прекрасным прикрытием. Маклинток мог легко говорить и без акцента — словно щелкал переключателем, а для его слуха акцента не существовало совсем. Обычно считают, что человек, с трудом говорящий на каком-то языке, и понимает его с неменьшим трудом. Маклинток всячески поддерживал это мнение.Это он встретил Светлану, сообщил в Лондон о ней как о возможном кандидате на вербовку, и высокопоставленный представитель секретной службы завербовал ее в ресторане «Лангэнс Брассе-ри» на втором этаже здания на Страттон-стрит. С тех пор Маклинток встречался с ней лишь по делам, в присутствии других англичан и русских. Сбором информации Светланы Ванеевой, которую она оставляла в тайных «почтовых ящиках», занимались другие сотрудники английской секретной службы в Москве, хотя руководил ее деятельностью все-таки Маклинток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96