Беда в том, что нас не собираются прощать только потому, что мы, типа, сожалеем.
— И что же тогда ты предлагаешь? Может, выстроим тут церковь и будем молиться, пока добрые ангелы не заберут нас обратно, в мир людей?
— Добрые ангелы попадают в преисподнюю только низвергнутыми. Добровольно они туда не спускаются, не дураки поди. Коли мы на самом деле в аду, то предстоит прожить тут целую вечность, прежде чем о нас кто-то вспомнит. Ну а если мы не в аду, значит, надо постараться в ближайшее время туда не загреметь. Значит надо выживать!
— Сами мы ни за что не догадались бы, — поморщился Стас. — Брось свои дурацкие рассуждения о преисподней. Мы стали жертвами кораблекрушения, оказались на странной земле и только. Таким как Марина в аду делать нечего, не заслужили.
Но ответ Марины огорошил парней.
— Мне есть за что гореть в аду.
Выдержали театральную паузу. Парни ждали, пока девушка сама всё расскажет. И она рассказала:
— Три года назад я влюбилась в одного мальчика. По-настоящему влюбилась. Но беда в том, что он был нужен не только мне одной, а еще одной девчонке, Насте. У нас шло долгое и почти безрезультатное соперничество, потому что мальчик, Сережа, не смел сделать выбор в пользу одной из нас, ведь мы обе были его подругами, у нас была одна и та же компания, одни и те же увлечения, интересы, одна жизнь. Тогда мы с Настей решили заключить пари: кто победит, тому будет принадлежать Сережа, а кто проиграет — отступит навсегда. Пари заключалось в опасном подъеме на крышу здания по его стенам (это называется паркуром, вы наверняка слышали о таком увлечении молодежи). Настя честно полезла, а я… поднялась на лифте и дождалась ее уже на крыше. А потом…
— Столкнула, — буркнул Стас. — Сбросила с крыши, и бедная Настя разбилась вдребезги. Зато ты получила себе бойфренда и зажила счастливо.
— Примерно так, — прошептала Марина. На ее глазах выступили слезы, но сейчас никто не хотел пожалеть ее, приободрить.
Игорь даже отсел подальше, стал внимательно изучать заросли из открытого входного люка.
— Ну точно — ад, — заключил Игорь. — В другое я уже не верю. Трое убийц — это не совпадение. Это судьба.
— А как ты оказалась на «Серенити»? — поинтересовался Стас.
— Недавно Сережу и остальных моих друзей вместе со мной поймали на крыше здания. Мы как раз забрались туда…
— Вы что, обезьяны? Или придурки? — подал голос Игорь со своего места. — Лазать по стенам зданий — занятие для бездельников и придурков высшей пробы, я так думаю.
— Мы… это увлечение такое, понимаешь? Ничем не хуже боевых единоборств или бальных танцев.
— Это маразм зажравшихся подростков и бизнес Джеки Чана, а не увлечение.
Марина не стала спорить. Она просто проигнорировала едкий комментарий, продолжив:
— В общем, нас всех поймали люди отца, его телохранители, помощники. Друзей посадили в фургон и куда-то увезли — куда, я не знаю. И никогда не узнала бы, потому что отец поместил меня под домашний арест, обрезал в доме все телефонные линии и Интернет, полностью лишил меня связи с внешним миром. Но однажды я случайно услышала, как он кричал на своего помощника, на Вано. Он обвинял того в какой-то страшной ошибке, говорил, что теперь могут появиться большие неприятности. Я подслушивала за дверью и узнала, что Вано сделал не так. — Лицо Марины исказилось, подбородок задрожал. Девушка плавно съезжала в истерику. — Вано случайно застрелил Сергея из пистолета, когда привез в дом отца. Случайно, понимаете! А потом… потом они решили пристрелить остальных — троих моих друзей! — чтобы устранить их как свидетелей!.. — Марина уронила голову, спрятала лицо и тихо завыла. Говорить дальше она уже не могла.
— Великолепно, — загробным голосом пробасил Игорь. — Кое-кто тут еще и за отцовские грехи расплачивается.
Стас вспомнил день суда. Приговор, вынесенный судьей, и волну вздохов на местах для зрителей. Вспомнил радостное, ликующее лицо Саимова. Нет, за его убийство он себя не винил. Коли была б возможность, он убил бы Саимова дважды, трижды, четырежды. Он воскресал бы его и снова убивал, пока не перепробовал все методы лишения человека жизни. А потом убил бы снова. Но Стас винил себя за три невинные жертвы, за их смерти. Он никогда не простит себе той бойни в больнице, вина всегда будет с ним, всегда будет лежать на плечах тяжкой ношей. Даже в аду. Тем более в аду.
Ленка бросила меня, потому что не могла больше быть со мной. Дело не в том, что она работала в эскорт-услугах, а я не знал этого. Дело в том, что я был опасен для нее, и Ленка чувствовала это. Я после стрельбы в дурдоме сошел с ума, но долго не хотел признаваться в этом. Я стал маньяком, тихим и опасным, готовым в любой момент сорваться и вытворить нечто страшное. Люди чувствовали это, все окружающие меня люди…
Человек попадает в ад не после смерти, а до нее. Когда на его совести появляются черные пятна большой вины, тяжкого греха, человек уже сползает в ад. Он перестает быть человеком, он перестает ощущать себя человеком, и это является начальной стадией великого процесса восстановления справедливости, названного «расплатой за грехи». Человек будто сгнивает изнутри, сгорает. Его начинают мучить бессонница и жуткие кошмары в минуты сна. Его вдруг начинают посещать необъяснимые видения наяву, галлюцинации, не дает успокоиться хронический страх. Человек боится разоблачения, мести, кары. Он сходит с ума медленно, но верно, растворяясь сначала душой, потом — разумом, а в конце — телом. Он превращается в то, что обитает в преисподней — в демона.
И умирая, летит туда, где единственно обитают все демоны вселенной — в ад. Стас только теперь понял, как жил последние три года, как превращался в тварь, места которой нет на планете. И как мог бы жить, не совершая преступление…
— Нет, не ад это, — вдруг сказал Игорь. — Такое чудесное место не может быть адом. Неважно, что тут бродят вурдалаки.
— Что тогда здесь?
— Чистилище, — уверенно ответил Игорь. — Место, где Господь решает, грешен ли человек или же нет, а если грешен, то способна ли его душа очиститься от грязи, или уже не способна. Это преддверие ада и рая, кровожадные вы други мои. И нам дан шанс доказать, что мы не превратились в чертей, в свиней и подонков самой последней стадии. Нам дан шанс доказать, что мы раскаиваемся, что мы ДЕЙСТВИТЕЛЬНО раскаиваемся за все свои преступления против Бога и человека. И если мы докажем сие, то обретем спасение.
— А если нет?
— То попадет в настоящий ад, чистилище по сравнению с которым — дом родной.
Марина все еще всхлипывала и не поднимала лица, чтобы взглянуть на собеседников. Так, глухо и почти неслышно, она спросила:
— Как же мы должны доказать свое раскаяние?
Игорь закусил нижнюю губу, думая над ответом. Конечно, знать наверняка он ничего не мог. Но предполагать — запросто. Потому он, наконец, ответил:
— Мы должны выжить. Выжить и добраться до большой земли. Это и будет нашим спасением.
— Думаешь, к тому времени мы раскаемся и заслужим прощения?
— Иначе быть не может, джедай. Иначе мы умрем…
ДЕНЬ СЕДЬМОЙ. ГОРЫ

Трое
«Мы пойдем в горы» — заявил Игорь, когда тревожная ночь, полная страхов и тяжелых мыслей, окончилась солнечным утром. Настал седьмой день пребывания на проклятом острове, день, когда троица несчастных бедолаг знала друг о друге уже слишком много, чтобы отношения, сложившиеся несколько дней назад, оставались прежними. Люди стали опасаться один другого, в глазах сквозило недоверие и молчаливый упрек. Трое убийц, совершивших убийства по разным причинам, больше всего на свете не желали сейчас быть вместе, в одной команде.
Каждый пытался в глубине души отыскать оправдание своему поступку, но вряд ли кто-то мог найти такое оправдание. Девушка Марина стала убийцей своей подруги, так как не желала разделять с нею внимание парня. Затем прихоть ее отца стала причиной смерти еще четверых подростков. Стас, ступив на тропу мстителя, лишил жизни убийцу своей сестры, но попутно пристрелил троих невинных. Игорь, всю жизнь преступно зарабатывавший на жизнь, убил троих в желании отомстить за друзей, которых расстреляли из-за героина. Каждый надеялся, что оправдание есть. Но его не могло быть.
Они шли в горы. Хотя оставаться в самолете было безопаснее, все же решили рискнуть и покинуть джунгли, обосновавшись на крутых скалистых склонах этого острова. Причин для того нашлось несколько. Прежде всего, сохранялась опасность того, что самолет рухнет с деревьев, и даже если бомбы в его нутре не взорвутся от удара, он сомнет своим весом всех находящихся внутри. Вторая причина ухода в горы — неугасаемая надежда обнаружить с запада острова землю, населенную людьми. Да и остров ли сейчас раскинулся зелеными зарослями вокруг? Может, это побережье материка? Предстояло прояснить этот вопрос и дать однозначный ответ, получить который немаловажно. Третья причина — опасность встречи с зомби, как решили называть бешеных людей, на пляже. О постройке плота или оснащении найденной шлюпки парусом пришлось забыть, ведь эта работа требует не только много времени и сил, но и инструменов, которых у робинзонов не было в наличии. Но не плот тянул их на пляж, а необходимость разводить костер, подавать знак возможным судам в море и самолетам в небе. Знак, что на острове бедствуют выжившие.
Возможность разводить большой костер сохранялась в горах. Хотя там, скорее всего, было не менее опасно, чем на пляже, все-таки горы есть горы, укрыться в них проще, чем на берегу океана. Сами горы возвышались над лесом километрах в пяти от берега, а может и чуть дальше. Вернее, в пяти километрах начинался подъем к высоким скалистым пикам, закрывшим всю западную часть горизонта. Там, где склоны были более пологими, произрастали в большом количестве деревья, на скалистых же откосах росла трава и кустарники, а иногда пятнами светлели голые каменные стены.
С неудовольствием отметив, что чем дальше в лес, тем больше комаров, слепней и черт знает каких еще кусающихся тварей, путники страдали от их бесконечных нападений и периодически кто-то предлагал вернуться. Но все же группа шла вперед, медленно и опасливо, пробираясь через бурелом, через совершенно неприступные заросли.
К полудню Марина повалилась в мягкую невысокую траву и простонала, что дальше идти не может. Злой и опухший от многочисленных укусов Игорь даже не остановился, продолжил движение вперед. К девушке подошел Стас.
— Вставай. К вечеру мы должны быть в горах. Нам еще привал искать надо.
— Я не могу, — ныла Марина. — Я не чувствую своих ступней.
Стас стянул с девушки миниатюрные мокасины и увидел стертые пальцы, местами начавшие кровоточить. Некоторые раны успели уже зажить, но теперь вновь вскрылись, что говорило: девушка стерла себе ноги не сегодня.
— Что же ты не сказала, что не можешь идти?
— А что я только что сказала? — плаксиво взъелась Марина. — У тебя вон, ботинки военные, в таких вся американская армия ходит и в ус не дует. У того, — Марина кивнула в сторону, где за кустами скрылся Игорь, — тоже ботинки. Снял с Джона, стервятник.
— Замолчи, — посоветовал Стас, не желая слушать причитания малолетней убийцы. — Дай, я посмотрю, что можно сделать.
Вернулся-таки Игорь. Недовольный внеплановым привалом, он бросил рюкзак в тень, уселся сам. За прошедшую неделю оба парня обзавелись густой щетиной, кроме того, все трое обгорели на солнце до красных ожогов и даже пузырей. В аптечках американских летчиков была какая-то мазь, немного снимавшая боль от ожогов, но не было во всем самолете так нужных в данной местности солнцезащитных очков. Днем на ярко освещенном пляже глаза начинали болеть и слезиться уже после пяти минут пребывания на солнце, и даже в джунглях отраженный деревьями солнечный свет не давал покоя. Пару дней назад Игорь смастерил себе нечто для защиты глаз. Это нечто являлось полоской парашютной ткани шириной десять сантиметров, с прорезями для глаз. Повязку Игорь обмазал золой, так что влияние излучения на глаза уменьшилось, однако темная ткань в джунглях привлекала москитов, потому импровизированные солнцезащитные очки пришлось выкинуть.
— У тебя мокрые ноги, — констатировал Стас. — Разве ты не знаешь, что ходить с мокрыми ногами опасно?
— Я не виновата, что мы идем по болоту, — насупилась Марина.
Они действительно двигались по заболоченной местности уже часа два или три. Игорь опасался, что если так будет и дальше, группа выйдет к непроходимой местности у подножья гор, сильно заболоченной после дождей. Придется двигаться в обход, тратя время и силы, а ночевать — в лесу. Никто не противился бы такой ночевке, кабы по острову не сновали зомби с черными глазами и лютым голодом.
Стас вытряхнул кроссовки девушки и повесил их на ветвях для просушивания. Затем достал из аптечки порошок перманганата калия, развел во фляжке (благо, воды здесь хватало, достаточно было для ее добычи найти ближайшее углубление и немного надавить на растительный покров — она проступала тут же), протер руки сухими листьями, затем достал нож и его кончиком за неимением иглы проткнул все волдыри. Марина при этом морщилась, но стонать перестала. Стас выдавил всю жидкость из пузырей, обработал ступни раствором марганцовки и обмотал бинтами. Он мог бы дать девушке свои носки, но не стал этого делать. Зато смастерил для нее замену носков из полиэтиленовых пакетиков, оставшихся после потрошения аптечки. Поверх пакетиков он намотал еще один слой бинтов.
— Ну-ка, попробуй надеть свою обувь.
Девушка выполнила просьбу и кое-как напялила мокрые кроссовки.
— Первое время можешь не бояться влаги. Только не наступай в лужи. — Стас повернулся к Игорю. — Давай мне рюкзак. Ты же обгорел.
— Потерплю.
Тогда Стас завернул в бинт побольше ваты и предложил Игорю.
— Спасибо, у меня нет менструальных циклов.
— Подложи под лямку рюкзака, дурак.
Игорь нехотя принял ватную подушечку и сделал, как велел Стас, едва они тронулись дальше. Затем то ли в шутку, то ли серьезно спросил:
— Ты уже начинаешь искупать свою вину?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55