Только выгл
ядело все очень уж нелепо и смехотворно. У Хульды вообще сложилось впеча
тление, что жалел он в первую очередь себя. И что бы ни делал, все оборачива
лось этаким спектаклем. Он рвал на себе волосы, заламывал руки, гримаснич
ал и кривлялся.
Вместо того чтобы, к примеру, спросить о ребенке Ц казалось бы, поступок в
полне естественный и разумный, Ц он ринулся в сад и разнес его в пух и пра
х. Метался как безумный, рубил деревья и кусты, вытаптывал грядки, крушил ц
ветники.
Уничтожил райский уголок, который сам же и создал. А потом посадил самые м
рачные хвойные деревья, какие сумел сыскать. По-своему увековечил памят
ь Сесилии. Превратил обитель радости и счастья в место вечной скорби. Поз
днее он оттуда уехал, да еще и балет на эту тему поставил. Говорят, с больши
м успехом.
Ц Словом, он горевал на свой лад, Ц тихо сказала Хульда. Ц А уж как там бы
ло на самом деле, я не знаю. Сыном он вовсе не интересовался. Забыл Мартина.

Ц Неужто ни разу не вспомнил?
Ц Нет, отгоревал и уехал из города. И вообще из страны. Начал все сначала г
де-то в Дании. Здесь его больше не видели.
Ц А Мартин?
Мартин оказался трудным ребенком. Никакого сладу с ним не было. Приемных
родителей, к которым он попал, упрекнуть решительно не в чем. Наоборот. Но
Мартин то и дело убегал. Связался с дурной компанией и совсем мальчишкой
подался в матросы. Позднее пробовал то одно, то другое, пописывал статейк
и, хотел стать журналистом, но толку из него так и не вышло. Одно время он да
же в артисты метил. А после запил, и в конце концов водка свела его в могилу.
Жил он последнее время в Стокгольме. Женат вроде не был. Но ребенка, говоря
т, завел где-то на стороне. Умер Мартин скоропостижно, в прошлом году, посл
е очередной попойки, как Хульда слыхала.
Ц Да, вот все, что я знаю про сына Сесилии…
И этот ребенок рос у чужих людей. Все повторяется, повторяется…
Ц А кто опекал Мартинова ребенка?
Тут Хульда ничего сказать не могла. Голос у нее был усталый и печальный. На
верно, его мать. Отец-то вряд ли им интересовался Ц что с него возьмешь, из
начально сдвинутый малость.
Ц Но Геро он все же пригрел, Ц неожиданно заметила Хульда.
Ц Геро? Ц изумилась Нора.
Ц Ну да, собаку. Балетчик-то собаку держал. Большущую черную овчарку, Сес
илия часто за ней присматривала. Красивый зверь, воспитанный, умный. Он бы
л при нас, когда Сесилия умерла. Уезжая в отпуск, хозяин всегда оставлял со
баку у нее. Геро очень переживал случившееся, по глазам было видно. Поздно
ночью, когда все кончилось, он вдруг подошел и положил голову мне на колен
и Ц утешал как мог.
Потом Геро вместе с Мартином перебрался в приемную семью. Балетчик не хо
тел больше держать его у себя. Дескать, пес слишком напоминает о счастлив
ых днях, при одном взгляде на него сразу наворачиваются слезы и все такое.

Словом, Мартин подрастал в компании Геро. И в детстве с ним не разлучался.
Пока Геро был жив, никаких проблем не возникало. Но собаки не бессмертны. И
век у них не очень-то долгий. Хотя Геро дожил до старости. Когда он умер, Ма
ртин, как слыхала Хульда, ужасно по нем убивался. А потом начались сложнос
ти, в мальчишку словно бес вселился, не мог он усидеть дома, так его и тянул
о бродяжить.
Хульда ощупью нашла руку Норы. Пальцы ее легонько дрожали.
Ц Тяжко все это вспоминать, Ц прошептала она. Ц Однако теперь, Нора, ты
знаешь об Агнесиной Сесилии ровно столько же, сколько знаю я. Ц Она помол
чала. Ц Я всю жизнь корила себя за то, что оставила ребенка Сесилии, и очен
ь жалела Мартина. Правда, наблюдала за ним издалека. Сил у меня недоставал
о на большее. Н-да, человек Ц странное существо. Ц Она опять задумчиво по
молчала. Ц Всего я, конечно, знать не могу.
Наверно, другие способны еще много чего рассказать. Но тут тебе, Нора, прид
ется самой наводить справки…
Хульда пожала Норину руку, Нора ответила тем же.
Ц Так я и сделаю, Хульда. Сдаваться не собираюсь. Я непременно должна узн
ать, чего от меня хочет Сесилия.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Нора долго ходила среди могил, искала.
По словам Хульды, Сесилия похоронена где-то здесь, на старом кладбище. Ран
ьше, до переезда в загородный приют, Хульда часто навещала ее могилу, но те
перь это ей не по силам, и она считала, что к Сесилии никто больше не ходит. Н
е осталось таких, кто ее знал.
Хульда попросила Нору положить от нее на могилу букетик фиалок. Сесилия
очень их любила. А сама Нора нарвала букет весенних цветов, потом села на а
втобус и поехала домой, в город.
В воздухе пахло весной, и ветерок был совершенно весенний, и солнце сияло
в небе среди летучих облаков. Повсюду сгребали прошлогодние листья. Вокр
уг звенели голоса, и птицы с песней взмывали в вышину. Сейчас мало что здес
ь напоминало о смерти и бренности. На кладбище был день живых.
В конце концов Нора нашла, что искала. Небольшую прямоугольную плиту сер
ого камня на зеленом холмике.
СЕСИЛИЯ БЬЁРКМАН
1906 12/7 Ц 1923 14/9
ХЕДВИГ БЬЁРКМАН
1886 7/3 Ц
Увидев на камне имя Хедвиг, Нора вздрогнула. Но тотчас сообразила, что там
указана только дата рождения. Хедвиг заранее решила, что похоронят ее им
енно здесь. Придет время Ц и останется лишь выбить дату смерти.
О похоронах Хульда рассказала немного. Из Стокгольма приехала Агнес, всп
лакнула и ближайшим поездом укатила обратно. Даже на поминки зайти после
похорон не нашла времени. Еще были ученики из балетной школы. Но без учите
ля. Он пока не вернулся. Приехал гораздо позже, посадил кипарисы и доиграл
до конца свою трагедийную роль.
Кипарисы на могиле не сохранились. Хедвиг их выкопала. Ни ей, ни Сесилии ки
парисы не нравились.
Да, эта могила Ц часть истории Сесилии. Потому Нора и хотела ее увидеть. З
десь, в этом забытом месте, под присмотром кладбищенской администрации,
история Сесилии завершилась. Могила была чистая, ухоженная.
Хотя, пожалуй, не вполне забытая!
В вазочке уже стоял яркий весенний букетик. Почти такой же, какой принесл
а сама Нора. Кто-то здесь побывал, причем совсем недавно. Цветы свежие, в ка
плях росы.
Интересно, кто же их принес?
Кладбищенский персонал вряд ли собирает весенние букеты и украшает ими
могилы. Выходит, есть кто-то еще, кому небезразлична Сесилия. Но Хульда ег
о не знает.
Нора принесла вазочки и поставила свой и Хульдин букеты по сторонам чужи
х цветов.
Потом она поспешила домой.
Дел-то по горло.
Завтра она съездит в Стокгольм, поговорит с бабушкой. Когда она позвонил
а спросить, можно ли их проведать, трубку снял дедушка. И в свою очередь по
интересовался, не хочет ли она поговорить и с ним тоже. Пошутил. Но она ска
зала, что дело важное и знает о нем прежде всего бабушка. Что за дело такое,
интересно? Ц в голосе дедушки сквозило любопытство. Нет, по телефону не р
асскажешь. Так или иначе, они очень рады повидать Нору, пускай приезжает п
ораньше, тогда весь день будет в их распоряжении.
«Может, и для меня немножко времени выкроишь», Ц сказал дедушка.
Вообще-то Нора толком не представляла себе, что скажет бабушке. Надо все х
орошенько продумать.
Войдя к себе в комнату, она заметила, что дверца платяного шкафа приоткры
та. Заходил, что ли, кто-то? Она закрыла шкаф и достала из ниши Сесилию. Не ме
шает поговорить друг с дружкой: может, тогда Нора уяснит себе, о чем спроси
ть бабушку.
Она устроилась с куклой за письменным столом.
И тут заметила, что дверца шкафа опять открылась.
Вот те раз! Нора встала, закрыла шкаф. Но едва успела дойти до стола, как две
рца опять открылась.
Оставить ее открытой Нора не могла Ц действует на нервы! Ц и в третий ра
з пошла закрывать. Увы, упрямая дверца сию же минуту снова отворилась, вот
тут-то Нора и почувствовала там какую-то помеху. Будто внутри кто-то сопр
отивляется, не дает закрыть шкаф. Но этого не может быть. Она всем телом на
валилась на дверцу и прижала ее, однако едва лишь отступила назад, как шка
ф немедля открылся.
Что такое? Новые странности?
Впрочем, при ближайшем рассмотрении ничего странного не обнаружилось. Т
ам действительно кое-что мешало. Коробка на полу шкафа. Нора нагнулась и з
адвинула ее поглубже, но свалила крышку Ц коробка была переполнена. При
шлось вытащить ее: надо уложить все как следует, тогда крышка слетать не б
удет.
Откуда она взялась, эта старая коробка, набитая лоскутками?
А-а, ну да, ее ведь тоже нашли здесь, на верхотуре, в заколоченном стенном шк
афу, когда Андерс делал ремонт. Нора воздрузила коробку на письменный ст
ол и, случайно бросив взгляд на Сесилию, заметила, что на лице у куклы, прис
лонившейся к стопке книг, читается напряженное ожидание. Когда Нора пост
авила коробку на стол, Сесилия словно подалась вперед, заглядывая внутрь
и одной рукой на что-то указывая.
Нора принялась лихорадочно рыться в лоскутьях.
Желтая матерчатая роза. Удивительно! Где она ее раньше видела? Голубая ше
лковая лента. Ой! Просто не верится! Кусочек материи, из которой сшиты плат
ье и шапочка Сесилии. И обрезки тех кружев, что у нее на рукавах и вокруг во
рота.
Нора опустошала коробку, раскладывая содержимое на столе. Многое было ей
незнакомо, но матерчатую розу и голубую шелковую ленту она видела Ц ког
да Сесилия танцевала по комнате. А иные лоскутки живо напомнили ей темно
е платье, которые было на Сесилии, когда она с зонтиком в руке вошла в сад.

На самом дне лежал пожелтевший конверт. Без надписи, незаклеенный. С зами
ранием сердца Нора заглянула внутрь. Карандашный рисунок, тщательно вып
олненный мужской портрет. И так и не отправленное письмо. Неведомо кому а
дресованное. Только все равно кажется, будто суешь нос в чужие секреты. Он
а уже хотела положить конверт на старое место, но, посмотрев на Сесилию, ув
идела на ее лице все то же напряженное ожидание. Кукла не запрещала ей чит
ать письмо, скорее наоборот, просила об этом.
Нора вытащила из конверта рисунок, положила перед собой на стол, присмот
релась. «X. Б., 1922 г.» Ц стояло внизу. Значит, рисунок сделала Хедвиг.
Мужчине, изображенному на портрете, было лет сорок, может, чуть больше. Стр
анно тревожное лицо, высокий крутой лоб, вьющиеся волосы, бакенбарды, мал
енькая эспаньолка. Нос довольно крупный, а вот рот незначительный, вялый,
глаза большие, на редкость светлые. Чуть усталые и несчастные.
Нора догадывалась, кто это. Вероятно, танцовщик. Письмо наверняка даст то
чный ответ. Она развернула листок и прочитала:

«Любимый!
Уже девятнадцать дней прошло с тех пор, как ты уехал, и сколько их еще мину
ет, пока ты вернешься из отпуска. Я много думала и писала тебе множество пи
сем, но сразу же их рвала, потому что не знала, правда ли то, что я написала. Я
не хочу, чтобы ты слышал от меня что-либо, кроме правды.
Моя жизнь действительно переменилась.
Нынче я весь день провела с малышкой Ингой, Хульда ходила к Вестинам глад
ить белье. Позднее, за ужином, я постоянно чувствовала на себе Хульдин взг
ляд. Она говорит, что вид у меня усталый и нездоровый, но ни о чем не подозре
вает, и я не хочу ее беспокоить. Вообще-то по мне ничего не заметно. И я этим
горжусь. Незачем расползаться, бесформенно пухнуть, хотя ем я достаточно
, чтобы не навредить ребенку.
Хульда так много для меня сделала. На этот раз я хочу сама найти выход. Но п
ока что ничего придумать не могу. Только чувствую себя совершенно одинок
ой, как была одинока всегда, во всех других обстоятельствах, и меня снова о
долевают давние горькие воспоминания.
В этой горькой тоске мне хочется думать, что тоскую я по тебе. И в письмах я
тоже писала, что тоскую по тебе (и очень скучаю). Потому я их и не отправила.
Ведь знаю теперь, что это неправда.
Ах, неизбывное одиночество моей души, никто его не развеет! Даже ты. Теперь
я понимаю. Мое одиночество происходит оттого, что с самого начала у меня о
тняли то, на что я имела полное право.
Твоя долгая отлучка, которой я так страшилась, поскольку она лишала меня
возможности провести с тобой два важных месяца, Ц твоя отлучка оказала
сь полезной, так как убедила меня в том, во что я иначе никогда бы не пожела
ла поверить.
Моя печаль, моя тоска не имеют к тебе отношения. Последние несколько дней
я почти совсем о тебе не думала, ну, разве только когда пыталась найти спос
об сказать тебе об этом.
О, правда Ц штука опасная! Не знаю, кто страдает больше Ц я, вынужденная с
ейчас написать, что в моем сердце уже нет чувства к тебе, или ты, которому п
ридется прочитать эти строки. Я знаю только, что должна произнести эти сл
ова, сколь они ни жестоки.
Заплакать бы, но я не могу.
Пишу и чувствую у себя на ногах голову Геро. Тепло, защищенность. Я помню, к
ак Геро впервые появился у тебя, помню, как ты радовался, какой заботой и в
ниманием окружал его. Но лишь на первых порах, потом ты потерял интерес, и
заботиться о нем стала я. Геро загрустил. А я все думала тогда, какой ты на с
амом деле. Со мной ты так не обращался, нет-нет, со мной ты всегда был нежен
и ласков, грех жаловаться.
Но при мысли о ребенке, который скоро родится, о твоем ребенке, я сразу всп
оминаю, что ты его не хотел.
Часто ли ты думаешь об этом ребенке сейчас, в отпуске? Ц спрашиваю я себя.
И отвечаю: никогда. В письмах ты справляешься о моем здоровье, но о ребенке
не вспоминаешь.
Поэтому ребенок будет моим, и я никогда его не брошу, как в детстве бросили
меня. Я намерена посвятить ему свою жизнь, и все во мне ликует при мысли, чт
о наконец-то в моих объятиях окажется крохотное существо, которое нужда
ется во мне точно так же, как я в нем.
Впервые в жизни рядом со мной будет человек безусловно равноправный и бл
изкий. Вот почему я все сделаю, чтобы ребенок тоже это почувствовал. Тогда
мне кажется, я и сама избавлюсь от вечного ощущения одиночества.
Да, мы будем очень счастливы вдвоем, я и мой ребенок.
С этим письмом посылаю тебе рисунок Хедвиг, твой портрет, сделанный прош
лой весной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28