Это было новым, в Англии ничего такого
я от вас не слышал.
- Боже, о
чем мы говорим!..
- Вы правы, в
конце концов, это глупо.
Вы
тогда замкнулись и надолго перестали со мной разговаривать. Мы были рядом на
заднем сиденье; вы откинулись к открытому окну и зажмурились, подставляя лицо
ветру...
Дорога, к счастью,
оказалась длинной; спустя время мы разговаривали так, будто ничего не случилось. Вы
старались, чтобы было так. И лишь однажды снова взорвалось - но тут уж
не знаю, чему это и приписать... Дело в том, что вы обмолвились о смерти
вашей мамы.
Я не поверил своим
ушам. Я обмер и долго не мог собраться, чтобы вымолвить приличествующие случаю
слова соболезнования. Она стояла перед моими глазами такая, какой я покинул ее
в тот дождливый день на автобусной остановке в Кембридже: растерянная, смущенная моим
нежданным порывом благодарности, с блуждающей на губах детской улыбкой...
Мне казалось невозможным, чтобы что-то могло отнять такую крепкую жизнь,
и где - в надежной Англии!
-
Если бы я сумел рассказать вам, - начал я чужим, булькающим голосом, -
как много ваша мама для меня...
-
Да что вы все мне сочувствуете! - вдруг визгливо перебили вы. - Какое вам всем
дело до моей матери! Я прихожу в совершенно незнакомый дом, и мне тут же
начинают сочувствовать - все, кто и в глаза ее не видел! Вы правда так
сильно любите чужих матерей?
Я
готов был выскочить на ходу из машины - до того жутко стало мне от вашего крика.
Последняя фраза, впрочем, была произнесена спокойнее и даже с издевкой. Больше
я не решался издавать ни звука и забился в угол, вжался в сиденье. Мне
хотелось, чтобы вы меня не замечали, забыли о моем существовании.

Знаю, минуту спустя вы уже сожалели о своей
вспышке.
- Она спускалась по
лестнице с подносом, упала и ушибла голову, - рассказывали вы, как бы заглаживая свою
вину. - Ей удалось вызвать неотложку, но машины почему-то долго не было.
Она звонила мне в Оксфорд и спрашивала: почему не едет машина?.. У нас просто
ужасные врачи! Когда приехали, она была уже без сознания. Они не знали, что
с ней, стали делать разные уколы... Я рада, что все кончилось быстро. У
матери было кровоизлияние. Она все равно осталась бы инвалидом, прикованной к
постели. Моя мать была энергичным человеком, она не выдержала бы неподвижности...

Мы с вами так и не успели ни о чем толком поговорить. Хвата
последние убегающие минуты, я предложил - как в холодную воду бросился- познакомить вас
с Аней Вербиной, о которой много рассказывал еще в Англии. Свести вас с
ней было давней моей мечтой.
-
Нет, - сдержанно ответили вы. - Как-нибудь в другой раз.

Оказывается, вы послезавтра улетали назад.

- А я? У меня будет еще возможность повидать
вас?
- Боюсь, что нет.

- Я приеду в аэропорт, назовите время!

- Нет.
Последнее нет
прозвучало мягко, совсем не обидно.
-
Приезжайте в гости, - тепло сказали вы, прощаясь со мной у чужого подъезда.
- Буду вас ждать. - И вдруг (Боже, никогда еще вы этого не делали!) притянули мен
за руку, подставили щеку для поцелуя и сами меня поцеловали!..

Идя через пустырь к далекому шоссе, я думал: отчего
и в самом деле не поехать? - продолжая машинально шевелить губами, все
шепча не высказанные вам слова моей любви. Вот устроюсь на денежную работу,
думал, скопим с женой к лету нужную сумму, а там и махнем вдвоем на недельку... Как
хочется повидать Оксфорд летом!
Но
вспомнил потную толпу у двери британского консульства. И горький прощальный смысл
нашей встречи и нашего расставания вдруг разом хлынул в сердце, выжига
его изнутри.
Мы люди, маленькие живые
тельца. Нам больно. Господи, прости нам все, что было и чего не было, забери эту
боль!
В тот день я слишком долго
был на ногах, болезнь снова причиняла мне ужасное страдание. Добравшись кое-как
до автобусной остановки, где стояла в ожидании толпа, я привалился к железной будке
и устало перебирал в уме каждое сказанное вами слово. В самом деле, что
уж мы так жалеем чужих матерей, когда рядом умирают без внимания и помощи
наши матери? Неужели все в той же рабской надежде заслужить благодарность, переменить с
вашей помощью страшную судьбу, неужели оттого, что продолжаем смотреть
на вас снизу вверх, как псы на своих хозяев? Если вы от нас отворачиваетесь, нам
уже кажется, что мы покинуты Богом и никому не нужны. Нам и в голову не приходит,
что мы можем еще пригодиться друг другу. Одна только Аня Вербина пытаетс
перевернуть этот поставленный с ног на голову мир. Да, ведь именно об этом
она мне говорила...
Уже
в автобусе я принял решение сейчас же ехать к маме и сестре. Что значит -
ничем не могу помочь? Надо просто находиться рядом с ними и жить: есть, спать,
болеть... Как мама.

Осталось досказать вам,
мой друг, совсем немного.
В
тот вечер я связался по телефону с сестрой и сказал ей, что хочу приехать.

- Если приедешь, я сразу уйду из дома, - ответила она.

Я ничего не понял. В трубке слышались треск
и отдаленные гудки.
- Что
ты сказала?
- Ты прекрасно слышал,
не притворяйся. Я сразу уйду. Лучше не начинай.

- Да о чем ты? Я сознаю, что мало чем смогу тебе помочь.
Ко мне вернулась болезнь. То же, что было в Англии. Понимаешь? И все-таки вдвоем...
втроем нам будет легче. Сейчас лучше быть вместе.

- Послушай, я же не дурочка. Я зарабатывала эту квартиру пятнадцать лет.
Конечно, тебе хочется прибрать ее к рукам, ведь у вас там, в Москве, никаких видов,
ха-ха-ха. Рассчитываешь, что мама скоро умрет? Может, поторопить ее хочешь?
Не дам, не надейся!
Мне
второй раз за день стало по-настоящему страшно. Я вспомнил ее странное
письмо полуторамесячной давности.
-
Милая, дружочек... Ладно, не будем об этом, я пока не приеду... Как мама?
Ты уверена, что справишься одна?..
-
Уверена! Во всем уверена! Но если увижу тебя здесь, так и знай: ни минуты не
останусь! У меня есть куда уйти!..
Климат делал
свое дело, пророчества сбывались.
Глядя на
исхудавшую и задерганную жену, я обреченно думал: с ней скоро будет то
же. Она уже и теперь, придя вечером с работы в изношенных промокших туфельках, о
чем-то глубоко задумывалась, уставившись неподвижным голубеющим взором
в далекую точку за окном и подолгу не слыша обращенных к ней слов... И
я действительно не в силах помочь. Я могу лишь избавить близких от бремени
моего присутствия, от дополнительных нервных и физических трат, со мной связанных.

Так я снова собрался в середине сентября в Солигалич.

Жену перед отъездом успокаивал: надо закончить мелкие
дела по дому, прибрать все на зиму; как вернусь, буду лечиться, буду работать, дам
ей немножко отдохнуть... Денег взял у нее в обрез, только на дорогу.


В Солигаличе открылись без меня два новых ларька. В
них продавали жидкие импортные ликеры, просроченные шоколадки да гниловатый лук
с местных полей. Дом стоял на столбах, открытый снизу всем ветрам. В комнаты надувало
холоду, протопить их уже в те дни было невозможно. Крыша текла по-прежнему, а
возле моей кровати торчал шершавый столб.
Ольга Степановна готовила
на зиму запасы. Год был урожайный. Когда я к ней заглядывал, стол оказывался много
разнообразнее, чем весной и в начале лета: к традиционной картошке добавились жареные
грибы, огурчики свежего посола, пироги с капустой, с грибами, сладкие;
к чаю - два или три сорта варенья. Жаль, что теперь на многое мне оставалось только
смотреть: после соленого и острого кровь лилась ручьем... Я старался не
злоупотреблять ее гостеприимством. Раз или два, впрочем, Ольга Степановна пожаловалась, что
все в эти трудные годы бросают и забывают друг друга: родственники перестали слать
к праздникам открытки (да и праздников-то осталось - раз-два и обчелся:
старые отменили, к новым, особенно религиозным, никак не привыкнуть), по
многу лет не навещают. Знакомых тоже не дозовешься в гости. Шумных семейных застолий, какие
устраивали по всякому поводу еще недавно, теперь во всем городе не слыхать.

Старый телевизор Ольги Степановны показывал инфантильные лица
комментаторов, заинтересованно говоривших о каких-то глупых вещах. Тут
кого-то из больших начальников не пустили на собственную дачу. Там отобрали у
кого-то положенный ему по рангу мерседес и заменили его Волгой... Кто
не пустил и отобрал, зачем, в чем тайный смысл этих странных пустяков и
еще более странных громких пересудов о них на всю страну? Ответов не было.
В верхах шла такая же по-детски бессмысленная и жестокая возня, какими были
лица на экране. Я слушал все это довольно равнодушно. И только раз пониже
нагнул голову, чтобы не выдать себя и избежать лишних расспросов, когда
выступавшая по телевизору Варзикова (она вела теперь свою еженедельную программу) сказала
мимоходом о путанице, которую вносила в умы сограждан ныне покойная Анна
Вербина. Именно так я узнал, что Ани больше нет.

С того раза мне совсем расхотелось бывать у
Ольги Степановны. Давняя цель подчинила все мое существо. Я шел к ней быстро
и спокойно, без истерики. Ведь меня уже ничто не держало здесь и не привязывало. Вечерами
при тусклом электрическом свете заканчивал свое письмо к вам. Перечитывая старое,
утешался тем, что никакого другого выхода не маячило на горизонте и полгода,
и год назад, хоть тогда я и не сознавал этого вполне, пытаясь отчаянной риторикой заговорить смерть.
На днях, засидевшись допоздна над описанием последней встречи с вами в
Москве (щемило сердце и слезы застилали глаза, давно уже мне не было так
больно, как при этом воспоминании), нечаянно глянул в старое зеркало в
темной деревянной раме на стене напротив, и вдруг почудилось, что рука
тетки ласково дернула сзади за полу детской вельветовой курточки:

- Ты что тут делаешь?

А сегодня, прогуливаясь тихим и морозным, как в Оксфорде, утром
не по историческим плитам - по комковатому стылому огороду, ждущему снега, взошел
на горбатый мостик (ему-то ничего не сделалось) и явственно услышал сдвоенный рассыпчатый телефонный звонок,
какой заливается по утрам в вашей спаленке, когда вы, моя дорогая, отлучаетесь ненадолго в
свой крошечный сад, чтобы полить розы... И с облегчением почувствовал: это
меня.
Октябрь 1993 - ноябрь
1994.

1 Инструкция гласит:
Первая помощь. В случае попадания мыла в пищеварительный тракт используйте молоко
или воду для его растворения. Не вызывайте рвоту.

2 Обеденный стол для наиболее важных персон, в
данном случае преподавателей и гостей колледжа (англ.).

3 Ухмылка без кота (англ.). Образ
из книги Л. Кэрролла Алиса в стране чудес.

4 Как, в самом деле? (англ.)

5 Герой Записок из подполья Ф. М.
Достоевского.
6 Pedigree
Pal- Породистый друг (англ.). Так называется сухой
корм для собак, разрекламированный в России.


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25