К этому времени тяжелый едкий дым марихуаны заглушил все остальные
запахи. Глаза миз, расширенные наркотиком, сверкали мрачным огнем. Ваш
корреспондент вновь почувствовал необходимость поддержать стремительно
убывающую отвагу еще одним глотком божественного напитка.
- Рассуждая логически и учитывая мои знания, опыт и способности, -
она заговорила медленно, но громко, - мне следует поручить все руководство
проектом. И я должна стать капитаном дирижабля! Мне удалось выяснить
квалификацию некоторых деятелей, связанных с проектом, и я ни минуты не
сомневаюсь, что превосхожу их по всем статьям. Но почему-то мне не
доверили руководство. Мою кандидатуру на пост капитана даже не
рассматривали! Почему?
- Не объясняйте мне, - прервал ее ваш неустрашимый. Возможно, он
слишком расхрабрился от жидкости, струившейся в его жилах и притупившей
свойственное ему чувство самосохранения. - Не объясняйте! Позвольте мне
отважиться на догадку. Я, кажется, нашел причину. Вероятно, она связана с
основной вашей позицией: все это происходит потому, что вы всего лишь
женщина.
Объект интервью одарил вашего корреспондента гипнотическим взглядом и
сделал еще одну затяжку, глубоко втянув дым в легкие и выпустив его через
ноздри. Мистеру Блаю эти зловещие манипуляции напомнили картину с
драконами, виденную им в земной жизни. Однако он не рискнул обратить
внимание собеседницы на сходство.
- Да, вы догадались правильно. Возможно, вы не такой идиот, как мне
показалось вначале.
Затем, ухватившись за край стола - так, что скрипнула дубовая доска -
она выпрямилась на стуле.
- Но что вы имели в виду, сказав "всего лишь женщина"?
- О, это только словесный оборот, - поспешил заверить ваш
корреспондент, внутренне содрогнувшись. - У меня, видите ли, иронический
склад ума и...
- Будь я мужчиной, - ответила миз, - от чего Господь меня уберег, то
в два счета стала бы первым номером... и вы, алкоголик вшивый, не посмели
надо мной насмехаться!
- О, вы ошибаетесь, - заявил ваш храбрец, - я совсем не смеюсь над
вами. Но есть один момент, который вы не приняли во внимание. Еще задолго
до постройки второго судна (первое захватил король Джон) было решено, что
во главе проекта встанет Файбрас. Нынешняя ситуация полностью
соответствует конституции Пароландо, которую вы должны знать, поскольку он
лично вам ее продекламировал. Вы ее усвоили и, дав клятву, приняли ее. Так
к чему же все это чириканье?
- Значит, вы, клоун несчастный, так ничего и не поняли! Суть в том,
что от вашей хартии разит мужским шовинизмом. Следовательно, она может
быть нарушена.
Ваш корреспондент еще раз хлебнул самую малость бодрящего напитка.
- Но ведь все не только уже решено, но и выполнено. Даже если некто,
столь опытный, как вы, и будет допущен к работам, то все равно он может
стать только вторым - помощником руководителя проекта капитана Файбраса и
первым членом экипажа. Но не больше.
- Но ни у кого из них нет опыта офицера с "Графа Цеппелина".
Послушайте, я сейчас вам все объясню...
- Здесь слишком жарко и накурено для научных дискуссий, - заметил ваш
корреспондент, вытирая пот со лба. - Я, собственно, хотел бы побольше
узнать о вашем происхождении и о некоторых подробностях прежней жизни. Вы
же представляете, что такое людское любопытство. Скажем, весьма интересно
выяснить ваше состояние после Дня Воскрешения, а также...
- Вы надеетесь, что ваше мужское обаяние заставит меня вывернуться
наизнанку? Может, вы еще хотите воспользоваться удобным случаем?
- Боже сохрани, - заверил мистер Блай, - это чисто профессиональный
интерес и...
- Та-ак! - Она сделала еще одну затяжку. - Кажется, я вас вспугнула!
Да, вы все одинаковы. Встретив женщину, у которой ума и воли побольше
ваших, вы сразу же выпускаете пары и превращаетесь в проколотый шар! Да, в
шар с дыркой!
- Истинная правда, миз Гилбора, - заспешил ваш бесстрашный, чувствуя,
как пылает его лицо.
- А теперь - вон отсюда, ничтожество!
Ваш корреспондент счел благоразумным подчиниться этому приказу. Так
прошло незавершенное интервью!"

12
Утром Джил вынула из газетного ящика вчерашний выпуск "Вестей".
По-видимому, кое-кто уже читал его и теперь вдоволь потешается над ней.
Она раздраженно развернула газету на странице "Новоприбывшие", подозревая,
что чтение не доставит ей радости.
Трясущимися руками Джил быстро листала страницы. Еще во время прежней
жизни ей следовало привыкнуть к мысли, что люди типа Бегга способны
печатать всякую чушь, но это интервью было просто омерзительным! Чего же
иного можно было ждать от издателя грязного желтого листка из аризонского
захолустья? Файбрас кое-что о нем порассказал.
Больше всего ее возмутила фотография. Она и не подозревала, что ее
успели сфотографировать в то первое утро в Пароландо. Объектив увековечил
ее в глупой, почти непристойной позе. Совершенно нагая, Джил сушила свою
одежду, согнувшись так, что ее груди свисали словно коровье вымя, руки
были растопырены и на каждой развевалось по длинному полотнищу. Она
уставилась куда-то вверх, из разинутого рта торчали огромные зубы.
Конечно, фотограф сделал несколько снимков, но Бегг выбрал именно
этот, чтобы сделать из нее посмешище.
Джил пришла в такую ярость, что чуть не забыла захватить свой
цилиндр. Она повесила его на руку, словно оружие, которым собиралась
раскроить голову Беггу, в другой зажала газету - тоже пригодится, как
кляп, - и устремилась на штурм редакции. Однако, подойдя к двери сего
почтенного заведения, она опомнилась и замерла у порога.
"Приди в себя, Джил! - подумала она. - Ты делаешь сейчас как раз то,
на что рассчитывает он и вся эта грязная компания. Спокойней, думай
головой, а не кулаками. Конечно, отхлестать его по щекам прямо в редакции
было бы огромным удовольствием. Но тогда все задуманное рухнет. Нужно
смириться. Нужно вытерпеть все".
Держа в руке чашу, Джил медленно побрела домой и по пути дочитала
газету. Оказывается, Бегг злословил, клеветал и порочил не только ее. Сам
Файбрас, весьма благородно отозвавшийся о ней, тоже подвергся нападкам - и
издателя, и читателей. Страничка "Вокс попули" была заполнена их письмами,
критикующими политику главы государства.
Джил уже миновала лощинку меж двух возвышенностей и поднималась
извилистой дорожкой на следующий холм, когда сзади послышался чей-то
голос. Обернувшись, она увидела Пискатора. Широко улыбаясь, японец догонял
ее. Он заговорил на превосходном английском, как истый питомец Оксфорда.
- Добрый вечер, гражданка. Позвольте мне сопутствовать вам.
Совместный путь будет короче и приятнее, не так ли?
Джил натянуто улыбнулась. Он говорил очень серьезно, с изысканной
вежливостью семнадцатого столетия. Водруженный на голове цилиндр из рыбьей
кожи с загнутыми вверх полями, похожий на убор пилигрима из Новой Англии,
довершал общее впечатление старомодности. На полях шляпы светлыми мушками
сверкали ряды мелких алюминиевых фигурок. С плеч Пискатора спускалась
черная закрытая блуза, темно-серый кильт и красные сандалии завершали его
туалет. На плече он нес бамбуковую удочку, в руке держал цилиндр-кормушку,
прижимая локтем к боку несколько свернутых в трубку газет.
Для японца он был довольно высокого роста - его макушка доставала
почти до носа Джил. Правильные и тонкие черты лица напоминали скорее
европейца, чем азиата.
- Полагаю, вы уже прочитали газету? - спросила Джил.
- К сожалению, целых три. Но ничуть не удручен. Как предупреждал
Соломон в Притче ХХ14-9: "То - мерзость человеческая!"
- Я бы предпочла сказать - людская, - заметила она.
Он посмотрел на нее с недоумением.
- Но ведь?.. Ах, да, понимаю. Вы, очевидно, подразумеваете под
человеком мужчину. Но это слово обозначает и мужчин, и женщин, и детей.
- Да, я знаю, - она стояла на своем. - Я знаю. Тем не менее,
говорящие всегда относят его к особам мужского пола. А когда речь идет о
людях, то действительно имеют в виду и женщин, и мужчин.
Пискатор глубоко вздохнул. Джил ожидала нейтральное - "Ах, так!", но
вместо этого он неожиданно сказал:
- У меня в сумке три отличные рыбины. Не знаю, как они называются
здесь, но по виду очень напоминают земных линей. Правда, те не так вкусны,
как хариусы. Водятся они в быстрых речках, очень верткие и сильные рыбки.
Джил заподозрила, что английский он изучал по "Руководству для
рыболовов".
- У вас нет желания разделить со мной трапезу? К закату я приготовлю
рыбу, и мы съедим ее прямо с пылу, с жару. А к ней у меня найдется
бутылка-другая скулблума.
Так называлось местное вино, приготовленное из растущего на склонах
гор лишайника. Его заливали водой в пропорции один к трем, добавляли
высушенные и измельченные цветы железного дерева и все это перемешивали.
Смесь настаивалась несколько дней, приобретая пурпурный оттенок; тогда
вино считалось готовым.
Джил была в нерешительности. Обычно она предпочитала одиночество и, в
отличие от своих современниц, полагалась лишь на собственные силы. Но
сейчас ей пришлось вкусить уединения с избытком - ее одинокое путешествие
по Реке заняло четыреста двадцать дней. Лишь вечерами она ужинала и
разговаривала с случайными, совершенно чужими людьми. На берегах, мимо
которых шел ее путь, обитали десятки миллионов - но она не увидела ни
одного знакомого лица. Ни одного!
Правда, в течение дня она редко приставала к берегу и рассматривала
людей лишь издалека. Вечерние контакты также были весьма ограниченными. В
том состоянии душевного смятения, что терзало ее, она могла так легко
пропустить, не заметить людей, которых любила или отличала на Земле. А кое
с кем Джил была бы не прочь здесь встретиться.
Больше всего она тосковала по Марии. Что чувствовала девушка, узнав о
смерти Джил - своей любовницы (любовника?) - вызванной ее беспричинной
ревностью? Не привело ли Марию ощущение вины к собственной гибели? Она
была подвержена мании самоубийства и неоднократно угрожала покончить с
собой, принимала какие-то пилюли, но каждый раз ухитрялась вовремя
получить врачебную помощь. За их совместную жизнь она трижды была близка к
смерти.
Нет, скорбь и самобичевание вряд ли тянулись у нее дольше трех дней.
В последний раз она проглотила таблеток двадцать барбитурата и тут же
вызвала к себе одного из близких друзей (Джил полагала - любовника). У нее
мучительно сдавило сердце - вот сучка! Тот отправил ее в больницу, ей
сделали промывание желудка, дали противоядие. Джил часами дежурила у
постели что-то бессвязно бормотавшей Марии; девушка казалась одурманенной
лекарствами - и, тем не менее, обдуманно манипулировала чувствами своей
подруги. Никакой благодарности к Джил она, конечно, не испытывала. Эта
сучка-садистка не раз позволяла себе оскорбительные выпады, а потом
клялась, что ничего не помнит.
После больницы Джил решилась забрать ее к себе, даже не подозревая,
чем это кончится. Она нежно ухаживала за ней, а потом... Разве она могла
это вообразить! Сейчас Джил лишь посмеивалась над собой, хотя и не без
горечи. Тогда же, тридцать один год назад, после жесточайшей ссоры, она в
ярости выскочила из дома, села в машину и помчалась по дороге, не обращая
внимания на красный свет. И вдруг... слепящие огни, пронзительный гудок
огромного грузовика - и ее "Мерседес-Бенц" отброшен на обочину шоссе. Она
ощутила жгучую, невыносимую боль, чудовищные силы смяли и сокрушили ее.
Потом... Потом она проснулась обнаженной на берегу Реки среди
множества других людей. Ее тело тридцатилетней женщины было юным, как у
девушки, без всяких следов ранений. И начался кошмар. Кошмар в раю? Но
существует ли этот рай, если люди сделали все, чтобы превратить его в ад?
Тридцать один год. Время смягчило все горести, но не эту. До сих пор
воспоминания о Марии вызывают странную смесь тоски, гнева и печали. Пора
бы относиться к прошлому более объективно. Разве Мария заслужила добрую
память о себе? Тем не менее, она продолжала существовать в сердце Джил.
Внезапно она почувствовала взгляд Пискатора. Очевидно, он ждал
ответа.
- Извините, - вздохнула она, - иногда меня уносит в прошлое.
- Нет, это я должен просить прощения. Но послушайте... Чтобы
избавиться от тяжелых воспоминаний, люди прибегают к наркотикам, и это
кончается гибелью. Есть другие пути...
- Нет, нет, - Джил старалась сдержать охватившее ее раздражение. -
Просто я слишком долго жила одна и приобрела привычку часто уходить в
себя. Во время путешествия по Реке случалось так, что я теряла
представление о времени и расстоянии. Проплыву миль десять и не могу
вспомнить, что за места остались позади... все изменилось. Но работа
требует постоянной сосредоточенности, тут нельзя зевать.
Она добавила последнюю фразу на всякий случай. Что, если Пискатор
передаст ее слова Файбрасу? Рассеянность недопустима для пилота дирижабля.
- Не сомневаюсь в этом, - Пискатор улыбнулся. - Что же касается меня,
то вы можете не опасаться соперничества. Амбиций я лишен начисто и вполне
доволен своим положением, так как трезво оцениваю и мои знания, и
способности. А Файбрас - человек справедливый. Меня значительно больше
занимают мысли о цели нашего будущем полета - Таинственной Башне или
Большой Чаше, как ее еще именуют. Я хочу отправиться туда и приобщиться к
тайнам этого мира. Да, я не прочь пуститься в дорогу, но не горю желанием
командовать. Мне не важно, в каком качестве я там окажусь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60