- Этому есть разумное объяснение?
Маленькой крепкой рукой Нур потер нос, потушил сигару о палубу и
бросил в воду. Он поднял лежащую рядом бамбуковую флейту, осмотрел ее, но
положил обратно.
- Всему свое время, - он взглянул на Фригейта. - Вы чувствуете себя
отвергнутым? Я знаю, вас это всегда серьезно ранит, и вы стараетесь
избегать подобных ситуаций. Разве не так? Скажем, когда вы стремились
попасть на наше судно и встретили отказ... - он погладил флейту и
задумчиво продолжал: - Пусть все идет своим чередом. Сегодня вам трудно
смириться с моими словами. Но попытайтесь еще раз. Вы сами поймете, когда
наступит час.
Фригейт отмолчался. Нур приложил к губам флейту, и в воздухе
задрожали печальные звуки, изменчивые, как взлеты и падения судьбы.
Отдыхая, Нур никогда не расставался с инструментом. Случалось, он
довольствовался короткими лирическими мелодиями. Иногда он часами не
прикасался к флейте; сидел, скрестив ноги и закрыв глаза. Никто не решался
обеспокоить его. Фригейт понимал, что маленький араб пребывает в некоем
трансе, но лишь однажды осмелился спросить его об этом.
- Вы не поймете... во всяком случае - пока.
Нур-эд-дин ибн Али эль-Халлаг (Свет веры, сын Али-цирюльника)
совершенно очаровал Фригейта. Он родился в 1164 году в Кордове,
принадлежавшей мусульманам с 711 года. В мавританской Иберии арабская
культура достигла невиданного расцвета. По сравнению с мусульманской
цивилизацией христианская Европа прозябала во мраке средневековья.
Расцветали искусство, наука, философия, медицина. Западные центры арабской
диаспоры - Кордова, Севилья, Гренада, как восточные - Багдад и Александрия
- не знали соперников в христианском мире; лишь в далекой Азии с ними
могли сравниться города Китая.
Богатые христиане посылали своих отпрысков получать образование в
иберийских университетах, а не в Лондон, Париж или Рим. Сыновья бедняков
тоже отправлялись туда и учились, перебиваясь милостыней.
Мавританская Иберия, великолепная страна, чуждая Европе, управлялась
различными людьми. Одни славились фанатизмом и жестокой непримиримостью к
иноверцам, других отличала определенная широта взглядов; эти эмиры были
достаточно терпимы к христианам и евреям, назначали их своими визирями.
Они приветливо встречали чужестранцев, приезжавших к ним в поисках
мудрости.
Отец Нура занимался своим ремеслом в громадном дворце городка
Медина-аз-Захра, неподалеку от Кордовы. В те времена дворец славился по
всей Европе; позже от него не осталось и следа. Нур родился там и
подростком постигал под наблюдением отца искусство цирюльника. Юноша был
очень смышлен, отличался склонностью к литературе, математике, алхимии,
теологии. Отец решил обратиться за помощью к своим богатым хозяевам. Нура
отправили в лучшую школу Кордовы. Здесь он общался с богатыми и бедными,
знатными и безродными, с христианами и черными нубийцами.
Среди других он встретил Мюида-эд-дина аль-Араби, молодого человека,
которому предстояло стать величайшим лирическим поэтом своего времени.
Отголоски его стихов обнаружат в поэзии трубадуров Прованса и
миннезингеров Германии. Богатому и красивому юноше пришелся по душе бедный
и некрасивый сын цирюльника, и в 1202 году он пригласил его в странствие к
Мекке. При переходе через северную Африку они повстречались с группой
персидских беженцев-суфиев. Нур уже кое-что знал о суфизме и, поговорив с
персами, решил стать их учеником. Но среди них он не нашел себе
наставника. Вместе с эль-Араби он продолжал путь до Египта. Там местные
фанатики обвинили их в ереси, и иберийцы едва не погибли.
После завершения хаджжа они отправились в Палестину, Сирию, Персию и
Индию; они странствовали четыре года, затем еще год добирались в родной
город. Какое-то время они провели в обители женщины-суфии Фатимы Валейи.
Суфизм полагал мужчин и женщин равными. Это возмущало правоверных
мусульман, считавших, что неравенство полов закреплено в Коране, и женщина
создана лишь для ублаготворения плоти.
Фатима послала Нура в Багдад, к знаменитому духовному наставнику.
Через несколько месяцев тот направил своего ученика в Кордову, к другому
великому суфию. Когда христиане, в результате жестокой войны, захватили
Кордову, Нур вместе с учителем бежал в Гранаду.
Через несколько лет он отправляется в новое странствие и получает
"лакаб" - прозвище эль-Музафир, то есть "Странник". После Рима, куда Нур
прибыл с рекомендательными письмами Фатимы и эль-Араби, он путешествует по
Греции, Персии, Афганистану, Индии, Цейлону, Индонезии, Китаю и Японии.
На несколько лет Нур обосновался в священном Дамаске и зарабатывал
себе на жизнь как музыкант и тазавуф - учитель суфизма. Вскоре он снова
пустился в путь, добрался до Волги, повернул на запад, пересек Финляндию и
Швецию, перебрался через Балтийское море и попал в страну идолопоклонников
- диких пруссов... Там он чуть не погиб, его хотели принести в жертву
деревянному идолу, но, к счастью, ему удалось избежать опасности.
Дальнейший его путь лежал через Германию, северную Францию и Англию в
Ирландию.
В те времена королем Англии был Ричард Львиное Сердце. Когда этот
неистовый рыцарь был убит случайной стрелой во время осады французского
замка Шалю, на престол вступил его брат Джон. Позднее Нур удостоился
аудиенции у нового короля. Он нашел его весьма приятным и остроумным
человеком, живо интересовавшимся исламской культурой и суфизмом. Джона
очаровали рассказы Нура о далеких землях.
- Путешествия в вашу эпоху являлись делом весьма трудным и опасным, -
заметил Фригейт. - Их нельзя было назвать развлечением - повсюду царила
религиозная нетерпимость. Как же удавалось вам, мусульманину, без денег и
защиты пробираться по христианским землям, особенно в те годы крестовых
походов и вспышек религиозного фанатизма?
- Обычно мне оказывали покровительство сами церковные власти, а это
обеспечивало и гражданскую защиту. Князья церкви больше боролись с
собственными еретиками, чем с неверными. В некоторых случаях меня спасала
нищета - грабителям нечем было поживиться. Странствуя по деревням, я
зарабатывал игрой на флейте или представлениями; мне случалось бывать
жонглером, акробатом и заклинателем. У меня хорошие способности к языкам -
я быстро осваивал местный диалект и часто развлекал людей рассказами и
шутками... Чаще всего, меня встречали приветливо. Людей не интересовала
моя вера; главное - я сочувствовал их бедам и приносил им радость.
Вернувшись в Гранаду и обнаружив, что к суфиям там относятся с
предубеждением, Нур отправился в Хоросан, где несколько лет проповедовал,
а затем вновь совершил странствие в Мекку. Из южной Аравии на торговой
шхуне он перебрался к берегам Занзибара, а оттуда - в юго-восточную
Африку. Остаток дней своих он прожил в Багдаде, где и был убит в возрасте
девяноста четырех лет.
В тот год монголы, под предводительством внука Чингисхана Хулагу,
захватили Багдад, разграбили и потопили в крови прекрасный город. За сорок
дней сотни тысяч жителей были истреблены. Так погиб и Нур. Он сидел в
своей крошечной комнатушке и играл на флейте, когда туда ворвались
приземистые, раскосые, выпачканные кровью воины. Нур продолжал играть, и
тогда монгол мечом проткнул ему горло.
- Монголы завоевали весь Средний Восток, - пояснил Фригейт. - Во всей
истории не припомнить подобного молниеносного разорения земель. Они
разрушили все - от оросительных каналов до крестьянских хижин. Даже в мое
время, спустя семь столетий, эти места еще до конца не возродились.
- То было карой Аллаха, - кивнул головой Нур. - Но даже среди них
встречались добрые люди, и мужчины, и женщины.
Сейчас, сидя рядом с маленьким арабом и поглядывая на берег, Фригейт
размышлял о воле случая. Какая сила переплела пути американца из
двадцатого века и испанского мусульманина, родившегося в 1164 году?
Случайность ли это? На Земле подобное событие было бы невероятным; здесь -
стало осуществившейся реальностью.
После разговора с Нуром вечером все собрались в каюте капитана. Судно
стояло на якоре. Они играли в карты при свете лампы, заправленной рыбьим
жиром. Райдер сорвал первый же банк (ставка - сигареты), игра прервалась,
и завязалась оживленная беседа. Нур рассказал две истории о Ходже
Насреддине, персонаже мусульманского фольклора, дервише и чудаке. Притчи о
нем слыли уроками мудрости.
Нур хлебнул шотландского виски - он никогда не пил больше двух унций
в день - и начал:
- Капитан, вы рассказали мне как-то историю о Пэте и Майке. Занятная
побасенка и поучительная - в ней проявляется образ мышления людей Запада.
Позвольте представить вам восточную притчу...
Нур коснулся виска и начал:
"Однажды какой-то человек подошел к дому Ходжи Насреддина и увидел,
что тот бродит по двору, разбрасывая кусочки хлеба.
- Что вы делаете, мулла? - спросил он.
- Отпугиваю тигров.
- Но здесь же нет тигров!
- Да, правильно. Тогда это наверняка поможет".
Они посмеялись, а Фригейт спросил:
- Это очень старая притча?
- Не меньше двух тысяч лет. Она возникла в среде суфиев. А почему вы
спросили?
- Да потому, что я слышал нечто подобное, но в слегка измененном
варианте в пятидесятых годах двадцатого века. Только там действовал
англичанин: он стоял посреди улицы на коленях и очерчивал мелом круг.
Подошедший к нему приятель спросил, чем он занимается.
"Отгоняю львов.
- В Англии же нет львов!
- Неужели?"
Вмешался Фарингтон.
- Господи, да я ее слышал еще мальчишкой во Фриско. Только героем был
ирландец.
- Большинство поучительных историй о Насреддине стали позднее просто
анекдотами; - пояснил Нур. - Их начали рассказывать ради забавы, но
первоначальный смысл этих басен весьма серьезен. Ну, а теперь другая
притча.
"Множество раз Насреддин пересекал границу между Персией и Индией. Из
Персии осел тащил на себе огромные мешки. Когда же Насреддин возвращался
обратно, при нем не было ни клади, ни осла. Стражник всегда обыскивал
Насреддина, но никогда не мог обнаружить контрабанды. Он спрашивал его,
что тот везет, и неизменно получал ответ: "Контрабанду".
Через много лет Насреддин возвращался из Египта. Стражник спросил
его:
- Скажи мне, Насреддин, какую ты провозил тогда контрабанду? Сейчас
тебе уже нечего опасаться.
- Ослов".
Все снова засмеялись, а Фригейт сказал:
- Я эту историю слышал в Аризоне. Только контрабандиста звали Панно,
а переходил он границу между Мексикой и Соединенными Штатами.
- По-моему, все анекдоты возникли в глубокой древности, - предположил
Том Райдер, - и исходят они от пещерного человека.
- Все может быть, - отозвался Нур. - Но принято считать, что эти
сказания созданы суфиями задолго до рождения Магомета. Они хотели научить
людей мыслить не по шаблонам. К тому же притчи еще и забавны. Обычно ими
пользовались на начальных ступенях обучения. Со временем эти истории
распространились и на востоке, и на западе. Меня очень позабавило, когда я
столкнулся с некоторыми видоизмененными вариантами в Ирландии, где их
рассказывали на гэльском наречии. За много веков великое множество людей
передавало от Персии до Иберии сказания о Насреддине.
- Если суфизм возник еще до Магомета, - сказал Фригейт, - то суфии
должны быть последователями Заратустры.
- Суфизм не является монополией ислама, хотя в современном виде был
создан мусульманами, - возразил Нур. - Каждый верующий в Бога может стать
суфием. Это гибкое учение, оно меняет доктрину, приспосабливаясь к
определенной культуре. То, что воздействует на персидского мусульманина в
Хоросане, не имеет успеха в Судане. Цель и приемы наставника-суфи
определяются местом и временем.
Позже Нур и Фригейт спустились на берег и подошли к огромному костру,
окруженному веселящимися дравидами.
- Скажите, - спросил Фригейт, - каким образом удастся приспособить
здесь ваш иберийско-мавританский метод? Народ на Реке - смесь разных эпох
и стран. Здесь нет монолитной культуры.
- Я об этом сейчас размышляю, - ответил Нур.
- Значит, одна из причин, по которой я не принят учеником, состоит в
том, что вы сами к этому не готовы?
- Ну, что же, - улыбнулся Нур, - пусть эта мысль утешит вас. Однако
вы назвали лишь одну из причин. Учитель должен учиться всегда.

49
Серые клубы тумана окутали судно, пропитав насквозь каждую каюту и
коридор.
Сэм Клеменс громко произнес: "Господи, только не это!" - почему, он
не знал сам. Туман скользил по переборкам, насыщая все, что было способно
впитывать влагу. Белесые пары проникали в его горло, обволакивали сердце.
Вода сочилась, капала в желудок, стекала в пах, по ногам к коленям.
Его охватил страх - животный ужас, пришедший из прошлого.
Он был один в рубке. И один на всем судне. Он стоял у приборной
панели, всматриваясь в ветровое стекло, затянутое туманом, и мог
разглядеть что-либо лишь на расстоянии вытянутой руки, однако каким-то
образом знал, что на берегах Реки нет жизни. Там - никого, и здесь, на
огромном судне - ни души. И он тут не нужен; корабль шел в автоматическом
режиме. Когда судно достигнет истоков Реки, он не сможет его остановить, и
нет никого в мире, кто сумел бы помочь ему.
Сэм повернулся и начал ходить взад-вперед. Долго ли еще продлится это
путешествие? Рассеется ли туман, засветит ли когда-нибудь солнце и
покажутся ли горы, окружающие полярное море? Услышит ли он еще
человеческий голос?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60