- Да, у некоторых. Когда солнце стояло высоко.
- А у Моната и Фригейта?
- Не помню, у кого смотрел в тот день... даже у тебя - не помню. Ведь
свет должен падать под определенным углом.
Из висевшей на плече сумки Бартон достал пачку бумаги из бамбука,
остро заточенную рыбью кость и деревянную бутылочку с чернилами. Он
взялся за руль, а Казз принялся рисовать знаки инопланетянина и
американца: три параллельные горизонтальные линии, пересеченные тремя
вертикалями; эта решетка была заключена в круг. Линии, тонкие и длинные,
имели на концах утолщения, причем в знаке Моната они расширялись справа, а
у Фригейта - слева.
- Ну, а мой знак?
Казз изобразил волнистые параллельные вертикали, подчеркнутые снизу
коротким тонким горизонтальным штрихом.
- Знаки Моната и Фригейта весьма похожи, - отметил Бартон.
По его просьбе Казз нарисовал ему символы всех членов команды. Больше
ни один не напоминал другой.
- А ты помнишь знак Льва Руаха?
Казз сделал рисунок и протянул его Бартону. Тот ощутил разочарование:
символ Руаха отличался от знаков Моната и Фригейта. Ничто не подтверждало
зародившихся в нем подозрений.
Шагая сейчас по палубе, Бартон размышлял, почему он надеялся, что эти
знаки будут похожи. Что-то мелькало у него в подсознании, неясное и
туманное; он никак не мог уловить смысла. Между этими тремя людьми
существовала связь, пока недоступная его пониманию.
Ладно, хватит размышлять, пора действовать!
У порога каюты валялся белый ворох одежд. Бартон перешагнул через
него, вошел и коснулся мускулистого плеча. Казз тотчас открыл глаза.
- Пора?
- Пора.
Казз вышел на палубу и помочился через борт. Бартон зажег фонарь. Они
спустились по сходням на причал и пошли вдоль берега к стоявшей неподалеку
пустой хижине. В темноте они пропустили ее, повернули обратно и сразу же
наткнулись на стену. Перешагнув порог, Бартон прикрыл за собой дверь.
Возле каменного очага лежали дрова и стружка, принесенные вчера Каззом.
Через минуту запылал огонь. Казз уселся рядом на плетеный бамбуковый стул
и закашлялся от дыма: тяга была слабой.
Погрузить Казза в гипнотический транс не составляло труда. Многие
годы неандерталец служил Бартону одним из подопытных объектов, на котором
временами он демонстрировал свои способности гипнотизера. При этом всегда
присутствовали Монат и Фригейт. Интересно, нервничали ли они? Если да, то
оба очень искусно скрывали свое волнение.
Бартон вернул Казза к тому моменту, когда за завтраком он объявил,
что у Спрюса на лбу нет метки; затем воспоминания неандертальца были
направлены на хижину Моната. Здесь Бартон наткнулся на первое
сопротивление.
- Ты сейчас в хижине?
Казалось, Казз обратил свой взгляд в прошлое.
- Я - в дверях.
- Входи!
Могучее тело едва дрогнуло.
- Не могу, Бартон-нак!
- Почему же?
- Не знаю.
- Тебя что-то пугает в хижине?
- Не знаю.
- Тебя предупредили, что в хижине опасность?
- Нет.
- Тогда ничего не бойся. Ты же храбрый человек, Казз, верно?
- Ты меня хорошо знаешь, Бартон-нак...
- Тогда почему ты не входишь?
Казз дернул головой.
- Я не понимаю, но что-то...
- Что же?
- Что-то.... что-то говорит мне.... не могу вспомнить.
Бартон прикусил губу. Горящие дрова зашипели и затрещали.
- Кто с тобой говорит - Монат? Фригейт?
- Не знаю.
- Думай.
Лоб Казза взмок. Пот ручьями лил по его лицу. Вновь затрещали дрова.
Бартон улыбнулся.
- Казз!
- Да?
- Казз, там в хижине Бест, она кричит. Слышишь?
Казз дернулся вперед, оглядываясь по сторонам, его глаза широко
раскрылись, ноздри трепетали, губы дрожали.
- Я слышу ее! Что случилось?
- Казз, в хижине медведь, он сейчас нападет на Бест! Хватай копье!
Убей его! Казз, спасай Бест!
Казз вскочил, его руки сжимали воображаемое копье, он прыгнул вперед.
Бартон еле успел ускользнуть в сторону. Неандерталец споткнулся о стул и
упал лицом вниз.
Бартон нахмурился, опасаясь, что от удара его подопечный может выйти
из транса.
- Казз! Ты в хижине! Здесь медведь! Убей его! Убей, Казз!
Со страшным рычанием Казз схватил обеими руками копье-призрак и
вонзил его во врага.
- Э-эй! Э-эй! - казавшийся бессвязным поток звуков рвался из его
глотки, но Бартон уже давно знал этот язык - хриплую нечленораздельную
речь, рожденную на заре времен.
- Я-Человек-Который-Убил-Длиннозубого! Умри-Спящий-Всю-Зиму! Умри, но
запомни меня! Умри!
Бартон громко крикнул:
- Казз! Он убежал! Медведь убежал из хижины! Бест спасена!
Неандерталец остановился, сжимая свое копье. Он стоял прямо,
оглядываясь по сторонам.
- Казз, прошло несколько минут. Бест уже ушла. Ты снова в хижине.
Тебе нечего бояться. Ты вошел, и здесь нет ничего страшного. Кто тут с
тобой?
Лицо неандертальца успокаивалось, свирепое выражение исчезло. Он тупо
уставился на Бартона.
- Кто? Ну, конечно, - Монат и Пит.
- Очень хорошо. Кто с тобой заговорил первым?
- Монат.
- Повтори мне, что он сказал... что он говорит.
- Монат говорит: "Казз, забудь все, что было в этой хижине. Мы
немного побеседуем, потом уйдем, и ты забудешь, что был здесь и о чем мы
говорили. Если кто-нибудь тебя об этом спросит, ты ответишь, что не
запомнил ничего. И ты не солжешь, потому что все, о чем мы сейчас говорим,
уйдет из твоей памяти. Понял, Казз?"
Неандерталец кивнул.
- "Ты забудешь, Казз, еще об одном. О том дне, когда ты первый раз
заметил, что у меня и Фригейта нет знаков. Ты еще помнишь это?"
Неандерталец покачал головой.
- "Нет, Монат".
Потом он облегченно вздохнул.
- Кто вздохнул? - спросил Бартон. - Ты?
- Фригейт.
Да, несомненно, это был вздох облегчения.
- Что еще говорит Монат?
- "Казз, ты помнишь, я велел передавать мне все, что рассказывает
Бартон о встрече с таинственным человеком, этиком?"
- А-а-а! - протянул Бартон.
- "Ты помнишь об этом, Казз?"
- "Нет".
- "Правильно. Потом я велел тебе забыть об этом приказе. А сейчас
вспомни! Ты помнишь, Казз?"
На несколько минут воцарилось молчание. Затем неандерталец вздохнул.
- "Да, сейчас помню".
- "А теперь скажи, Казз, говорил ли тебе Бартон об этом этике? Или о
ком-нибудь еще - мужчине или женщине, кто утверждает, что он - один из
вернувших нас к жизни?"
- "Нет, никогда Бартон-нак ни о чем подобном не говорил".
- "Если когда-нибудь он заговорит об этом, ты должен прийти ко мне и
все рассказать. Ты понял меня?"
- "Да, Монат".
- "Если тебе не удастся увидеться со мной, если я вдруг умру или
отправлюсь путешествовать, ты должен все рассказать Фригейту или Льву
Руаху. Понял меня?"
- Руаху тоже! - еле выдохнул Бартон.
- "Да, понял. Вместо тебя передам Питеру Фригейту и Льву Руаху".
- "Рассказывать можно лишь тогда, когда никого нет рядом. Никто не
должен подслушать. Понял?"
- "Да".
- "Прекрасно, Казз! Замечательно! Сейчас мы выйдем отсюда, и когда я
дважды щелкну пальцами, ты забудешь об этом разговоре".
- "Я понял".
- "Казз, и еще ты... О-о! Нас кто-то зовет. Времени не осталось,
пошли!"
Бартон прекрасно понял подоплеку оборванной фразы. Монат собирался
внушить Каззу другую версию событий в хижине на случай расспросов. Но, к
счастью для Бартона, его прервали - ведь если бы у Казза была
правдоподобная история, то не возникло бы никаких подозрений.

26
- Сядь, Казз, - приказал Бартон. - Устраивайся поудобней и немного
подожди. Сейчас я уйду, и придет Монат. Он с тобой поговорит.
- Хорошо.
Бартон вышел из хижины и несколько минут постоял у двери. Сейчас он
вновь приступит к сеансу, выдав себя за Моната. Таким образом ему удастся
быстрее преодолеть сопротивление Казза, не прибегая к трюку с медведем и
Бест.
Он вновь вошел в хижину.
- Привет, Казз. Как поживаешь?
- Прекрасно, Монат. А ты?
- Великолепно. Так вот, Казз, начнем с того, на чем остановился наш
друг Бартон. Вернемся к тому моменту, когда ты заметил, что у меня и
Фригейта нет знаков на лбу. Сейчас ты это вспомнишь. Я, Монат, приказываю
тебе вспомнить.
- Да.
- Где мы тогда находились с тобой и Фригейтом?
- Возле грейлстоуна.
- В какой день это произошло?
- Не понял.
- Я имею в виду, на какой день после Воскрешения?
- На третий.
- Расскажи мне, что произошло, когда ты дал понять, что не видишь
знаков?
Монотонным голосом Казз излагал события. Монат и Фригейт сказали, что
хотели бы поговорить с ним с глазу на глаз. Они пошли через долину к
холмам. Там, возле огромного грейлстоуна, Монат вперил свой взгляд в
зрачки Казза. Не прибегая ни к жестам, ни к словам, он мгновенно
загипнотизировал неандертальца.
- От него исходило что-то темное и давящее.
Бартон кивнул головой. Ему приходилось наблюдать проявление
внутренней силы Моната - то, что в его времена называли "животным
магнетизмом". Гипнотические способности инопланетянина были сильнее, чем у
Бартона, которому приходилось принимать меры предосторожности, чтобы его
не застигли врасплох. Он даже прибегал к самогипнозу, опасаясь, что Монат
способен подавить его волю. Правда, пришелец со звезд всегда мог разрушить
этот барьер, и англичанин, оставаясь с ним наедине, вел себя предельно
осторожно.
Больше всего Бартон боялся, что тот сумеет узнать о его встрече с
этиком. Это было его тайной, о которой никто не должен знать. Но разве он
подозревал, что Монат является одним из Них?
А Фригейт? Был ли он опытным гипнотизером? Этот человек никогда не
проявлял подобных способностей, но он упрямо не соглашался участвовать в
гипнотических опытах Бартона. Он говорил, что его ужасает даже мысль о
потере самоконтроля.
Каззу удалось припомнить, что во время сеанса Монат обратил внимание
Фригейта на его способность видеть символы.
"Мы не имели понятия об этом. Как только представится возможность,
надо тут же сообщить".
Отсюда Бартон сделал вывод, что и Монат и Фригейт лишь временами
встречаются с этиками. Как же осуществляется их контакт? Возможно, с
помощью летающих аппаратов, которые он видел как-то мельком?
Очевидно, эта пара вела за ним непрерывное наблюдение. Теперь
становилась понятной и осторожность Таинственного Пришельца, посетившего
его лишь ночью. Этик, несомненно, знал об их присутствии среди команды,
хотя ни словом не упомянул об этом. Возможно, он просто не успел его
предупредить... Тогда, ночью, он сказал, что вскоре появятся его
соплеменники, и внезапно исчез. Нет, все-таки он был обязан упомянуть о
столь важном обстоятельстве! Почему же он промолчал? Неужели ему ничего не
было известно про Моната и Фригейта? И про Руаха - о нем тоже не следует
забывать!
Зачем к нему приставили трех агентов? Одного, значит, недостаточно?
Но почему же лишь инопланетянин имел дело с Каззом?
Что бы за этим ни таилось, самым важным было отсутствие знаков на
лбах трех агентов. Очевидно, все этики, как руководители, так и
подчиненные, их не имели. Но, узнав о способности неандертальца, они
постарались сделать все, чтобы он не проболтался. Кроме того, Монат убедил
Казза, что теперь он будет видеть метки у него и двух его сотоварищей.
Почему же тогда он не внушил Каззу, что тот должен видеть знаки
всегда - даже у тех, у кого их нет? Может быть, решил, что в этом нет
необходимости? Просто положился на удачу? Ведь встреча с агентом очень
маловероятна... Существовало и другое объяснение: Монату пришлось бы
описывать знаки всех агентов, а так как их, по предположению Бартона, была
не одна сотня, то это оказалось невозможным.
Однако, кроме Казза, существовала еще и Бест.
Бартон попытался припомнить обстоятельства их встречи. Три года назад
они пристали вечером к берегу. В тех местах обосновались китайцы
четырнадцатого века и древние славяне. Бест жила с китайцем, но сразу же
дала понять, что совсем не прочь перебраться на судно к Каззу. Было уже
темно, и она вряд ли могла разглядеть что-то странное в лицах Фригейта и
Моната - разумеется кроме необыкновенной внешности последнего.
В тот вечер они сидели и разговаривали на берегу. В конце концов,
приятель Бест велел ей возвращаться в хижину. Она резко отказалась. В
воздухе запахло скандалом. Казалось, китаец вот-вот нападет на Казза, но
благоразумие возобладало. Он был выше неандертальца, но явно слабее его.
При небольшом росте Казз был широкоплеч, мускулист и, конечно, более
силен, чем любой человек цивилизованной эпохи. А его свирепое лицо! Эта
физиономия могла напугать каждого!
Казз и Бест пришли на судно перед рассветом. Сумел ли Монат увидеться
с ней наедине? Весьма возможно - ведь она никогда не упоминала об
отсутствии знаков у Фригейта и Моната.
Казз кончил говорить, подтвердив худшие опасения Бартона, и был
немедленно послан за Бест. Вскоре пара неандертальцев появилась в хижине.
Подруга Казза сонным голосом дала согласие подвергнуться гипнозу и уселась
на стул.
Заверив ее, что он - Монат, Бартон вернул Бест к событиям трехлетней
давности. Как он и предполагал, все случилось по дороге на судно. Монат
просто описал ей знаки трех агентов, ранее внушенные Каззу, и велел всегда
видеть эти символы на своем лбу и лбах Фригейта и Руаха. Все произошло
тихо и спокойно.
Выведя Бест из транса, Бартон сел и задумался. Неандертальцы с трудом
приходили в себя, обмениваясь недоумевающими взглядами.
Наконец, он решил, что больше не станет ничего скрывать. Таинственный
Незнакомец исчез на долгие годы - одно это снимало с Бартона обет
молчания. Он был скрытным человеком, но сейчас жаждал разделить с другими
груз навалившихся забот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60