Развитие абсолютно точного с физической точки зрения радиоу
глеродного метода датировки полностью разрушило существовавшую долго
е время в неизменном виде историческую хронологию. Ревизии подверглись
представления о направлениях и времени распространения многих достиже
ний цивилизации. Сегодня уже не подлежит сомнению, что древние европейцы
возводили огромные мегалитические сооружения, в первую очередь гробни
цы, еще до того, как в Египте начали строить пирамиды. Стоунхендж старше, ч
ем микенская цивилизация. Металлургия и металлообработка появились в Е
вропе раньше, чем металлы стали обрабатывать и применять в Греции и Трое.

Значение этих открытий еще предстоит в должной мере оценить всему научн
ому сообществу. На данный момент мы можем уверенно говорить лишь о том, чт
о невозможно больше рассматривать древних европейцев как дикарей, пасс
ивно дожидавшихся, пока на них снизойдет благодать восточной цивилизац
ии. Напротив, судя по всему, европейцы имели достаточно высокоорганизова
нное общество для того, чтобы собирать массы людей для перемещения гиган
тских каменных плит и блоков, и обладали впечатляющими познаниями в обла
сти астрономии, позволившими им построить Стоунхендж Ц самую древнюю о
бсерваторию в мире.
В свете всего вышесказанного представляется логичным поставить под во
прос тяготение европейской науки к цивилизациям Востока. Несомненно, пе
ресмотру должна подвергнуться и концепция так называемого «европейско
го варварства». В этом ключе те самые последние варвары Ц викинги Ц при
обретают для науки новое значение, и представляется целесообразным зан
ово исследовать все источники, которые дают нам информацию о скандинава
х десятого века.
В первую очередь мы должны признать, что «викинги» не были единой этниче
ской группой, а также не имели единого государства или подобного ему обр
азования. Европейцы знакомились и вступали в контакт лишь с разрозненны
ми группами мореплавателей, появлявшихся у их берегов из весьма удаленн
ых друг от друга географических точек Ц Скандинавия по размеру больше,
чем Португалия, Испания и Франция, вместе взятые. Они приплывали из своих
небольших феодальных государств с целью торговли либо пиратства; хотя в
большинстве случаев речь могла идти и о том, и о другом Ц викинги не прово
дили четкой грани между этими двумя видами деятельности. Впрочем, такая
тенденция свойственна и многим другим мореплавателям Ц от древних гре
ков до корсаров елизаветинской эпохи.
На самом деле, для людей, у которых, как принято считать, отсутствовала цив
илизация, которые «не задумывались о том, чтобы заглянуть в будущее даль
ше, чем... до следующей битвы», викинги демонстрировали весьма разумное по
ведение и редкую целеустремленность. Их обширные торговые связи доказы
вает тот факт, что арабские монеты появились в Скандинавии не позднее 692 г
ода нашей эры. В течение четырех последующих столетий купцы-пираты из чи
сла викингов проникли на запад до Ньюфаундленда, на юг до Сицилии и Греци
и (где ими были оставлены надписи, высеченные на львах Делоса) и на восток
до Уральских гор в России, где их торговые экспедиции пересекались с кар
аванными путями северной линии Великого шелкового пути в Китай. Да, вики
нги не были строителями империй и, согласно существующей точке зрения, и
х влияние на данных территориях не было постоянным и сколько-нибудь зна
чительным. Тем не менее последние исследования доказывают, что это влиян
ие было вполне достаточным для того, чтобы, например, оставить огромное к
оличество топонимов в Англии или дать России само название страны и насе
ляющего ее народа (слово «Россия» происходит от одного из норманнских пл
емен Ц русов). Что же касается более тонких, трудно поддающихся научному
анализу влияний, таких как передача другим народам своей языческой ярос
ти, отваги, безжалостной энергии и системы ценностей, то рассматриваемая
рукопись Ибн Фадлана убедительно демонстрирует нам, насколько сильно м
ногие типичные черты мировоззрения норманнов укоренились в нашем совр
еменном сознании. В образе жизни викингов действительно есть нечто неве
роятно близкое современному способу существования, и более того, эта бли
зость является ни в коей мере не отталкивающей, а, наоборот, притягательн
ой.

ОБ АВТОРЕ

Несомненно, следует сказать несколько слов об Ибн Фадлане Ц человеке, к
оторый обращается к нам через тысячелетие и чей голос доносится до нас с
квозь эту толщу лет и сквозь фильтры бесчисленных переводов и переложен
ий, сделанных на десяток языков людьми, принадлежащими к самым различным
лингвистическим и культурным традициям.
О нем лично мы не знаем почти ничего. Бесспорно, он был человеком образова
нным и, судя по тому, какие походы и приключения сумел выдержать, не очень
старым. В своей рукописи он прямо указывает на то, что относится к числу пр
иближенных халифа, не выказывая тем не менее по отношению к своему повел
ителю особых восторгов. (В этом он, впрочем, не одинок: халифа аль-Муктадир
а дважды пытались свергнуть с трона, и в конце концов он был убит одним из
собственных офицеров.)
Об окружении автора и стране, в которой он жил, мы знаем большее. В десятом
веке Багдад, именовавшийся Городом Мира, был самым цивилизованным город
ом на земле. В нем насчитывалось более миллиона жителей Ц внутри знамен
итого кольца крепостных стен. Багдад был средоточием интеллектуальной
и коммерческой деятельности и всегда отличался роскошью в сочетании с и
зяществом и элегантностью. В прохладных покоях его дворцов и в благоухаю
щих садах накапливались несметные сокровища огромной империи.
В ту эпоху багдадские арабы уже были мусульманами, причем ревностными пр
иверженцами этой религии. Впрочем, город был всегда открыт и для людей, ко
торые выглядели, вели себя или молились иначе, чем местные жители. В ту эпо
ху арабов никак нельзя было назвать провинциальным народом, отчего их св
идетельства, касающиеся иноземных культур, приобретают особую ценност
ь.
Сам Ибн Фадлан, несомненно, наделен неординарным умом и наблюдательност
ью. С равной заинтересованностью он описывает как детали повседневной ж
изни встреченных им людей, так и их верования и представления о мире. Мног
ое из того, чему он становится очевидцем, кажется ему вульгарным, диким и в
арварским, но он не тратит много времени на выражение негодования по это
му поводу; единожды высказав свое неодобрение, он вновь переходит к бесс
трастному рассказу о своих наблюдениях. При этом он описывает увиденное
, не прибегая к снисходительному тону.
Его манера письма может показаться довольно эксцентричной для читател
ей, привыкших к западной литературной традиции; он не рассказывает истор
ию, которую можно было бы слушать. Нам же свойственно воспринимать как са
мо собой разумеющееся, что восприятие драмы в нашей культуре восходит в
первую очередь к устной традиции Ц живому исполнению своего сочинения
бардом перед аудиторией, часто занятой своими делами и потому нетерпели
вой либо впавшей в сонливость после обильного пиршества. Наши древнейши
е эпические истории Ц вроде «Илиады», «Беовульфа» или «Песни о Роланде»
Ц создавались для того, чтобы их исполняли певцы и сказители, чьей главн
ой обязанностью было развлечение присутствующей публики.
Но Ибн Фадлан был не сказителем, а писателем, и развлечение ни в коем случа
е не было его основной задачей. Не входило в его обязанности и прославлен
ие кого-либо из слушающих его властителей, равно как и повторение в очере
дной раз с все новыми подробностями мифов того общества, в котором он жил.
Напротив, его рукопись представляет собой отчет посланника, предоставл
яемый главе страны по возвращении из долгого путешествия; по интонации э
то скорее отчет ревизора, сборщика налогов, но никак не барда; автор прояв
ляет себя как антрополог, а не как драматург. Зачастую он переходит от одн
ого фрагмента своего повествования к другому, не использовав полностью
все средства художественного описания какого-либо яркого события, обра
щаясь при этом к не самым выигрышным в художественном отношении деталям
, не позволяя своим эмоциям и личному отношению воздействовать на общий
четкий и уравновешенный стиль повествования.
Эта его бесстрастность порой кажется нам сегодня даже излишней сухость
ю. Читатель, не привыкший к такой скупости описания, может даже не восприн
ять при беглом знакомстве с текстом всю меру наблюдательности и талант а
втора. В течение долгих столетий после Ибн Фадлана существовала другая т
радиция ознакомления с путевыми заметками. Путешественники, не заботяс
ь о правдоподобии, писали один за другим лживые, спекулятивные, откровен
но фантастические отчеты о том, что им довелось увидеть в пути. Говорящие
животные, покрытые перьями летающие люди, встречи с гигантских размеров
чудищами и единорогами Ц вот типичные персонажи и сюжеты подобных путе
вых заметок. Всего двести лет назад вполне здравомыслящие в любом другом
отношении европейцы публиковали в своих журналах очевидную чушь о том,
как африканские бабуины организуют армии и ведут вполне осмысленные во
йны с местными фермерами. Таких примеров можно привести немало.
Ибн Фаддан никогда не опускается до домыслов и спекуляций. Каждое слово
в его рукописи Ц это правдивое свидетельство. Если он записывает с чужи
х слов, это непременно отмечено. Столь же непременно оговорены события и
явления, свидетелем которых он стал лично: поэтому фраза «я видел это сво
ими глазами» так часто встречается в тексте.
В конце концов именно эта полная правдивость и делает повествование сто
ль пугающим, леденящим кровь. Встреча автора с чудовищами из тумана, «пож
ирателями мертвых» описана с тем же вниманием к деталям, тем же трезвым с
кептицизмом и бесстрастностью, которые характерны и для других частей м
анускрипта.
Впрочем, обо всем этом читатель может судить сам.

ОТЪЕЗД ИЗ ГОРОДА МИРА

Во имя Аллаха Всемилостивого и Милосердного, Повелителя обоих миров, бла
гословен будь величайший из пророков, наш господин и повелитель Мухамма
д, избранный Богом, и да пребудет душа его в вечном мире и благодати до тог
о самого дня, когда исполнятся его пророчества!
Это книга Ахмеда ибн-Фадлана ибн-аль-Аббаса ибн-Рашида ибн-Хаммада, подч
иненного Мухаммада ибн-Сулеймана, посланника правителя аль-Муктадира к
королю Сакалибы, в которой автор повествует о том, что он видел в землях т
юрков, хазар, сакалибов, башкир, русов и норманнов, об их царях и об обычаях
жизни народов, населяющих эти страны.
Послание от Иилтавара, царя Сакалибы, было доставлено ко двору повелител
я всех правоверных аль-Муктадира. В своем послании повелитель иноземног
о царства обращался к нашему правителю с просьбой прислать ему кого-либ
о, кто смог бы наставить его на путь истинный в вопросах религии и подробн
о ознакомить с законами ислама; нужен был царю Йилтавару и человек, котор
ый воздвиг бы в его столице мечеть и построил передвижную трибуну, с кото
рой можно было бы обращаться с проповедью к подданным и обращать их в ист
инную мусульманскую веру во всех уголках его царства; нужен был ему и сов
етник в области возведения фортификационных сооружений и устройства р
абот по их строительству. Обо всем этом царь Сакалибы нижайше молил вели
кого халифа. Посредником в передаче этого послания выступил Дадир аль-Х
урами.
Повелитель всех правоверных аль-Мукта-дир, как это теперь хорошо извест
но, не был величайшим и справедливейшим из халифов. Слишком влекли его уд
овольствия этой жизни и слишком доверял он льстивым и в то же время лживы
м речам своих придворных, которые, пользуясь слабостями халифа, обманыва
ли его во многих государственных делах и обогащались за счет государств
енной казны за его спиной. Я не принадлежал к этому кругу приближенных пр
авителя Ц как по должности, так и вследствие не слишком благосклонного
отношения аль-Муктадира к моей персоне. Причины же тому были следующие.

В Городе Мира жил пожилой купец по имени ибн-Карин, и было у него в достатк
е всего, что только можно пожелать, за исключением щедрого сердца и любви
к людям. Строго хранил он от глаз посторонних свое золото, а наравне с ним
и свою молодую жену, которую никто никогда не видел, но о которой все говор
или как о женщине невероятной красоты. В один прекрасный день халиф напр
авил меня с посланием в дом ибн-Карина, и вскоре я предстал перед воротами
его богатого жилища и потребовал впустить меня, показав слуге запечатан
ное личной печатью халифа послание. По сей день мне неведомо, о чем говори
лось в том письме, но это не имеет отношения к моему повествованию, а по пр
ошествии стольких лет вовсе потеряло какое бы то ни было значение.
Самого купца дома не оказалось, он уехал куда-то по своим делам; привратни
ку я объяснил, что должен дождаться возвращения хозяина, поскольку халиф
приказал мне вручить послание адресату в собственные руки. Повинуясь за
кону, привратник впустил меня. Чтобы распахнуть для меня двери, потребов
алось некоторое время, ибо их украшало множество замков, засовов, задвиж
ек, цепочек и прочих запоров, как это заведено в домах скупых и подозрител
ьных людей. Наконец меня впустили, и я прождал во внутреннем дворе почти ц
елый день, мучимый голодом и жаждой. Тем не менее слуги скряги-купца так и
не удосужились предложить мне какого бы то ни было угощения или напитка.
Солнце прошло зенит, и в самые жаркие послеполуденные часы, когда дом зат
их и слуги погрузились в сон, я тоже почувствовал дремоту. Пробуждение мо
е было прекрасно: оно сопровождалось видением молодой прекрасной женщи
ны в белоснежном одеянии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30