На глазах страстный, неподкупный правдолюб буквально скис. Обхватив голову руками, он замер, казалось, забыл, где находится, кто сидит перед ним, что ждет его самого в скором будущем. Петр Кирыч не нарушал паузы, исподволь поглядывал на «крестника» и думал о том, как справедливы слова философа: «Бог, прежде чем ослепить, отнимает память». У этого человека волею судьбы отнято все. И этот человек, которого он прежде так страстно ненавидел, теперь вызывал у всемогущего властителя края острую жалость.– Что же теперь делать? – повторил Русич. – Зачем, зачем Игорь пошел по скользкой тропе?– Ладно, возьми себя в руки! – Петр Кирыч осторожно тронул Русича за плечо. – Я постараюсь для тебя, Алексей Борисович, что-нибудь сделать. Помнишь, я много лет сам работал в зоне, отлично понимаю: одна судимость – полжизни насмарку, а две судимости… Возвращаться в зону тебе никак не с руки.– А Игорь? Нельзя ли лучше помочь ему? – голос Русича дрогнул. – Моя жизнь кончена, а у него только начинается. Век был бы благодарен. – Алексей вдруг почувствовал, помимо его воли из глаз потекли слезы. Представил себе Игоря в лагере. Он ведь только внешне такой крепыш. В Афгане его искаличили не только душевно, но и физически. Вряд ли Петр Кирыч знает, какое у сына тяжелое ранение.– Я тебе симпатизирую, Алексей, к тому же вина твоя не столь велика. Да и, честно сказать, за тебя просила одна особа, чье благополучие и спокойствие для меня много значат.– Нина Александровна? – не выдержал Русич. Сколько огорчений принесла бывшему директору «Пневматики» эта женщина, но Петр Кирыч не мог ей ни в чем отказать.– А ты догадливый. Ее судьба тесно переплетена с моей, а твой Игорь… При всем моем высоком положении, суда над ним мне не прикрыть. Журналисты раззвонят по всему Союзу, мол, воспользовался телефонным правом. Не проси за парня, пусть свое отзвонит. А в зоне возможны всякие случайности, как, например, пересуд, амнистия.– Эх, где наша не пропадала! – вскинулся Русич. – Пойдем по новой по этапу. Из женских рук поблажки я не приму, так и передайте. Кстати, чем она сейчас занимается? Поди, в сожительницах ходит.– Злой ты, Русич, ох и злой! – вполне добродушно пожурил Петр Кирыч. – Нина Александровна теперь директор «Пневматики». Большой человек, завод подняла лучше, чем я.– Она меня больше не интересует! – Русич встал, заложил руки за спину. – Вызывай конвой! Пора мне на нары! – Сказал и тотчас пожалел о сказанном, увидев, как каменеет лицо Петра Кирыча. Подумал о том, что опять вызывает секретаря обкома партии на ответные действия. Ведь стоит Петру Кирычу только махнуть рукой, и судьбы его и Игоря будут сломаны окончательно.– Жаль, очень жаль, что лагерь и тюрьма тебя, Русич, мало чему научили. – Петр Кирыч тяжело вздохнул, нервно похрустел пальцами, видимо, в нем боролись два желания: либо еще раз переубедить этого дурака-правдолюба, дать понять, что в его руках судьба всей семьи Русичей, либо плюнуть на этого упрямца, пусть гниет в лагере.– Если я приму помощь из ваших рук, – начал медленное отступление Русич, – нынче ведь просто так ничего не делается.– Обижаешь! – с облегчением вздохнул Петр Кирыч. – Нам от тебя совершенно ничего не нужно, да и что ты можешь дать, имея в кармане блоху на аркане. Неужто не можешь поговорить по-человечески, без вывертов, без срывов. Меня такими «брызгами» не возьмешь, я почище тебя артистов видел. Сказал бы просто: «Прости меня за грубость, Петр Кирыч, помоги, если можешь».– Да, да, простите меня, люди добрые, – дрогнувшим голосом произнес Русич, чувствуя, как снова глаза становятся влажными. – Сам не пойму, Петр Кирыч, какая сатана душу помимо моей воли выворачивает. Воли хочу! Пособите!– Наконец-то слышу слова не мальчика, а мужчины, – мгновенно подобрел Петр Кирыч, лицо его стало белеть, багровость поползла к подбородку. – Ладно, возьму еще один грех на душу, авось ты больше меня не подведешь. Заметано! – Петр Кирыч встал. – Сейчас потолкую с генералом, и тебя, возможно, тотчас освободят. Правда, с одним условием.– Считайте, что я согласен! Какое же условие?– Будь нормальным человеком, брось умничать. Ешь, пей, что и все, думай, как все. Разве это трудно?– Я попробую, Петр Кирыч, обещаю. – Повинуясь некой гипнотической силе, исходящей от секретаря обкома, Русич протянул руку, тот с удивлением ее пожал. И сразу сломался лед недоверия, даже взгляды собеседников встретились вполне дружелюбно.– Я рад за тебя, Алексей, но… сам знаешь, с твоей справкой из тюрьмы, с этим «волчьим билетом» у нас на работу не скоро устроишься. Да и прописка позволена лишь на сто первом километре от Старососненска. Прими совет: для отвода глаз пропишись в деревне, у какой-нибудь сельской бабенки, все едино холостякуешь, а там видно будет.– Вы все за меня продумали. А работа? В городе?– Пойдем еще на одно нарушение закона, – весело проговорил Петр Кирыч, – я попрошу Нину Александровну принять тебя на прежнюю должность, на родную нам «Пневматику». Только, пожалуйста, не дергайся, подумай.– Хорошо, я согласен. Обещаю: буду выполнять обязанности с душой, соскучился по делу.– Выходит, мы наконец нашли пути к взаимопониманию. – Петр Кирыч не скрывал торжества. Представил, как будет ему благодарна Нина Александровна. Она спит и видит на месте начальника ОТК Русича. Что в ней говорит больше, боль за слабый участок работы или личные симпатии, сказать трудно. – Какие еще будут вопросы ко мне, просьбы?– Два вопроса.– Валяй.– Генерал послушает вас? Освободит ли меня?– Прикажем, сделает.– И самое главное. – Русич замялся.– Слушаю. Выкладывай все, чтобы не было недомолвок.– Сын. Игорь. Он где сейчас?– В соседней камере.– Разрешите пятиминутное свидание? Очень прошу, Петр Кирыч. Хочу ему в глаза взглянуть.– Попробуем. – Петр Кирыч встал, сказал от порога: – Сиди и жди!Наверное, прошло не менее часа. Под тихий постук настенных часов Русич даже слегка задремал, забыв о том, где находится. Вздрогнул, вскочил на ноги, заслышав голоса. На пороге стоял какой-то длинный парень с дикой прической, щурил глаза со свету, никак не мог поверить, что видит перед собой отца.– Игорь! – тяжело выдохнул Русич. Едва устоял на ногах, закружилась голова. Игорь подхватил его, прижал к груди. Совсем как в далеком-далеком детстве, беззвучно зашевелил губами, мысленно жалуясь на свои нескончаемые горести, и от этого обоим сделалось страшно.– Учтите, граждане задержанные, в вашем распоряжении ровно десять минут! – Дежурный старшина осторожно притворил тяжелую дверь, в душе дивясь невиданному: двое задержанных, вроде бы отец и сын, остались толковать между собой не в «предвариловке», не за барьером дежурной комнаты, под строгим контролем сотрудников, а в кабинете начальника отделения… * * * 1986 год, февраль. Израиль, Иерусалим, семь километров южнее города Давным-давно стены этого полуразрушенного временем монастыря на окраине «города трех религий» не посещали ни туристы, ни паломники, тропы к нему заросли густой колючей травой полупустыни. Да и ко всему развалины эти пользовались у окрестных жителей и пастухов дурной славой. Случайные прохожие утверждали, что своими ушами слышали неземное заунывное пение, прерываемое вскриками и воплями. По ночам над стенами возникало голубое свечение. Поговаривали, будто это души умерших во грехе иезуитов гуляют по ступеням и развалинам с дьявольскими факелами в руках. Правда, иерусалимская полиция точно знала, что в монастыре до сих пор проживают безвыездно восемь отшельников. Об этом даже напечатали в еврейских и палестинских газетах, но все равно пастухи им не поверили. Зато по округе ходил такой фантастический рассказ: «Один дровосек из палестинцев осмелился войти в монастырь, загляделся на двух отшельников, игравших в карты, а когда очнулся, то увидел, что истлела ручка его топора».Но в этот теплый февральский день все в округе переменилось, как по мановению волшебной палочки. По заброшенной дороге взад и вперед заметались полицейские джипы, грузовые машины привозили продукты, напитки. Каменщики в течение двух дней разбирали завалы, и песчаная пыль была видна за километр. Стало очевидно, что монастырь должны посетить какие-то важные гости. Какие?Две легковые автомашины повышенной проходимости с шестиконечной еврейской звездой появились на дороге ранним утром. Следом за ними в роскошном лимузине ехал сам мэр города Иерусалима. Через полчаса мэр вышел из монастыря, оставив в его стенах приехавших гостей. В этот день состоялся Большой Съезд руководства Всемирной ассоциации, который решено было провести там, где в 1048 году зародилось мальтийское братство.На сей раз сэр Генри, ему исполнилось уже девяносто два года, по состоянию здоровья не приехал. Его заменил итальянец по фамилии Мазалини, очень влиятельный в ассоциации человек, который и открыл Большой Съезд.Выполняя волю сэра Генри, в старинном зале застелили коврами пол, расставили вдоль стен узкие полки с закусками и винами, повесили на стены символы и канонические знаки древних мальтийцев. Дряхлые старики-отшельники, которых ради приличия тоже пригласили к столу, наотрез отказались присутствовать. Они уединились в боковом крыле с узкими бойницами вместо окон и молча уставились вдаль, будто высматривая что-то в желтом море пустыни.Павел Субботин, впервые участвующий в столь высоком съезде, ожидая начала церемонии, взял журнал «Чивильта каттолика», прочел первое, что попалось на глаза: «Разве позволительно сомневаться относительно существования ангелов и демонов? Если это допустить, то возникает сомнение в существовании и религиозных истин». – «Вполне возможно, – подумал Субботин, – не будь дьявола, многие люди никогда и не поверили бы в Бога».Здесь, в древнейшем иезуитском монастыре, цитадели свирепых крестоносцев, все агенты ассоциации, действующие нынче в России, чувствовали себя совершенно скованно и раздвоенно: с одной стороны, на них буквально давили эти стены, напоминающие о прошлом, но они еще говорили и о непреходящем братстве, которое, несмотря на притеснения, продолжало существовать и набирало силу. Вероятно, организаторы съезда хотели протянуть незримую нить между прошлым и настоящим.Встреча началась в зале, при свечах. И от их колеблющегося света причудливые тени плясали на истончавших от времени камнях Иерусалима, отчего лица присутствующих искажались словно в кривых зеркалах.– Братья мои! – по-английски начал синьор Мазалини. – Я уполномочен советом лидеров всемогущей ассоциации приветствовать вас в этом историческом месте. Мне оказана честь сообщить вам о последних усилиях, которые предстоят нам, чтобы наконец пал исполин на востоке. Его не уничтожил Гитлер, но он рухнет с нашей помощью. Великие книги иезуитов и массонов никогда не ошибаются. Вместе с кометой Галлея высветилось яркое пятно и на небосклоне ассоциации. Для человека сто лет – вечность, а для вечности тысячелетие – один миг. К власти в «империи зла» пришел человек, которого ожидали. Завершилась эра фанатичных вождей, о них шутя однажды сказал Рональд Рейган: «Как только я соберусь в Россию для бесед с их лидером, так он умирает».Выдержав паузу, Мазалини продолжил:– Досточтимые господа, братья! Начинается второй, заключительный этап нашего генерального наступления. В чем он будет заключаться? Вы получите детальную программу для каждого, а я в общих чертах сообщу вам, что наряду с традиционными мерами воздействия и разрушения мы применим новейшие разработки западных ученых по дегенерации личности, по необратимым изменениям психики, мышления, включая оккультные методы влияния на мозг, а также уникальные способы, угнетающие биологические возможности организма человека, вплоть до дистанционного облучения государственных чиновников, влияющих на политику перемен. Словом, вся мощь современной западной науки обрушивается на объект нашего внимания. – Мазалини снова замолчал, сложил руки на груди, давая возможность каждому проникнуться сознанием великого дела, порученного им, агентам ассоциации, в России.– Скажите, синьор, – поинтересовался Субботин, – неужели российские аналитики и органы КГБ позволят нам действовать столь безнаказанно?– В том-то и дело, – оживился Мазалини, – вы не нарушите ни одной строчки их законов. Лишь очень немногие в России будут догадываться или даже понимать, что с ними происходит. Но, во-первых, вы будете следовать в русле официальной политики властей, а во-вторых, особенно догадливых мы поставим в положение идиотов, превратим их в посмешище, найдем способы их унизить, оболгать, наконец. Время неумолимо и очень скоротечно. Вы сами скоро убедитесь – все перевернется с ног на голову. Литература, театры, кино будут пропагандировать самые низменные чувства. И, наоборот, мы будем всячески поддерживать и поднимать тех российских творцов, которые станут сами насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ насилия, секса, садизма, группового предательства…И вдруг Мазалини замер, будто громом пораженный. Застыли и агенты, явственно заслышав странные звуки. Таких им еще никогда не доводилось слышать – зазывно звучала древняя труба, напоминающая свирель.– Что это? – воскликнул Мазалини. – Такая труба в древние времена звучала исключительно во время священных событий. Само Провидение пришло к нам на помощь!Все кинулись к выходу, надеясь увидеть чудо. Телохранители, освещая себе дорогу факелами и мощными фонарями, вскоре обнаружили на каменистой тропе окованный медными полосами сундук.– Откройте крышку! – приказал Мазалини. Сундук был доверху наполнен деньгами, они были аккуратно сложены в пачки. Ни записки, ни пояснения, откуда взялось в пустынном месте сие богатство, не было. Лишь синьор Мазалини, погасив улыбку, пожевал сухими губами и приказал отнести деньги в монастырь… * * * ( Из дневника мамы Зины) «Вчера собирались ветераны 13-й армии. И здесь я неожиданно встретила человека, которого в юности любила. Ох, какой это был бравый лейтенант, командир разведвзвода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62