– Здравствуйте, товарищ, ежели не шутите! – Сергей пытался дурачиться, но она сразу разглядела в его глазах изумление и тайную радость.– Разговор есть. Пойдем в машину.– Предпочитаю свежий воздух. А вы выпейте с Нами, не брезгуйте, – неожиданно предложил Сергей. – Только в этом случае мы убедимся в чистоте ваших намерений.– Пойдем в машину, там и выпьем, ежели очень того хочешь! Ну! – резко прикрикнула Возвышаева. Она уже успела привыкнуть к тому, что дважды свои просьбы не повторяла. Однако ни Сергей, ни Коля-богодул не сдвинулись с места, зато к ним уже сбегались голопузые, несмотря на осеннюю прохладу, цыганята. – И не возражай мне, слышишь!– О, я давно отвык от такого тона! У нас, вам, наверное, известно, в стране отныне свобода слова. – Сергей продолжал валять дурака. – Адью, мадам!– Для тебя, дурака, стараюсь! – не выдержала Алла и, чувствуя, что нарастает в груди гнев, цепко схватила Сергея за плечо. – Ну, хватит! Садись в машину, поехали со мной!– Позвольте спросить: куда вы меня повезете, – посерьезнел Сергей. – В КПЗ или…– В Москву, в столицу Союза Советских Социалистических Республик. Тебя работать приглашают, дурень!– В Москву? Отказываюсь. Принципиально. Там шумно. – Сергей никак не мог остановиться. – Там друзей у меня не будет. И вино, говорят, дороже нашего. – И совсем трезвым тоном добавил: – Ну и фантазии у вас, товарищ Герой, можно сказать, глупые.– Я говорю вполне серьезно.– Вот ежели глотнешь прямо из горлышка, поверю.– Давай, зараза! – Она выхватила у Коли-богодула бутылку, приложилась к горлышку. Цыганята восторженно завизжали.– Сильна баба! – откровенно восхитился Коля, потянулся к бутылке. – Ей-ей, хорош! Нам на опохмел оставь.– Вот теперь я вам верю! – спокойно и трезво произнес Сергей. – Полностью поступаю в ваше распоряжение.Алла привезла Сергея Спичкина к себе в квартиру. Миндальничать с ним не стала. Чуть ли не силой втащила в ванную комнату, кинула халат. Потом они поужинали, выпили по паре рюмок кагора. Сергей чувствовал себя в этой квартире очень стесненно, разом потерял свой напускной апломб, порой говорил невпопад, смущался.Постелила ему Алла в столовой, на диване. И ушла в спальню, плотно прикрыв за собой дверь…В завком профсоюза они прибыли в начале десятого.– Раскрой уши, про тебя речь пойдет! – Алла принялась накручивать диск, моля в душе Бога, чтобы Гороховский был на месте. Даже подскочила от радости на своем председательском стуле:– Приветствую вас, товарищ Гороховский! Старый металлургический на проводе. Конечно, я!– Здравствуй, Алла! – спокойно проговорил Гороховский. – Ну, чем порадуешь?– Объект, которым интересуетесь, точнее, субъект, возле меня. Передать трубку?– Здравия желаю, пан директор! – ни с того ни с сего брякнул Сергей. – Вы вправду меня искали?– Искал. И рад слышать твой голос.– Зачем я вам нужен? – снова начинал закипать Сергей. – Я, кажется, вам не родственник? И на Старом заводе не работал. Правда, писал о подвиге крановщицы Возвышаевой, но это было давным-давно.– С тобой говорит не директор, а друг, человек, который с первой нашей встречи понял тебя. Есть к тебе деловое предложение, не пожалеешь. Я слов на ветер не бросаю.– Да, но… что мне нужно делать? – беспомощно оглянулся на Возвышаеву.– Возьми у Аллы денег в долг, немедленно приезжай в столицу. Деньги вернешь через неделю. Жду тебя в пятницу. Понял? Хорошо. К приходу поезда тебя на вокзале будет ждать «волга» голубого цвета. Запиши номер. Шофера зовут Владислав.– Товарищ директор! – заспешил ошарашенный Сергей. – Подождите, вы что-то путаете. Должен ради справедливости сказать: я никчемный человек, избитый властями, которые всегда правы, нигде не прописан, пристрастился к алкоголю, даже КГБ мною занимался. – Сергей разволновался, красные пятна выступили на шее.– Ты, Сережа, кажется, не все сказал, – мягко произнес странный собеседник, – горком партии дал задание всеми способами выдворить тебя из Старососненска.– Вы и про это знаете? – удивился Сергей, сжал трубку так, что побелели косточки пальцев.– Я все о тебе знаю. Особенно хорошо мои специалисты проштудировали твои статьи. Теперь, как говорят в Одессе, слушай сюда Ты именно тот человек, который мне позарез нужен. По-за-рез!– Вы дадите мне работу по специальности?– Да, Сергей, работа по специальности и даже больше. Интереснейшая, престижная и… рискованная.– Я риск обожаю.– Ну вот, считай, и договорились. А по рукам ударим, когда прибудешь в Москву. Номер машины не потеряй, жду в пятницу. * * * 1987 год. Остров Кипр, Никозия Полковник Петрушанский, выполняя особые поручения начальника пятого управления КГБ, в душе считал себя истинным русским патриотом, убежденным коммунистом. Партийный билет, не в пример некоторым, не стал сдавать, наоборот, каждую получку откладывал в ящик три процента и собственноручно отмечал в партбилете уплату взносов. Возможно, что это был прекрасно продуманный имидж полковника, который знал, что с приходом к власти «перестроечника» в КГБ сотрудники тайно и явно разделились на две группы. Одни придерживались старых законов и правил, другие пытались как-то измениться, утверждая, что Комитет не должен быть политизированным. Высшее начальство, не показывая виду, уважало Петрушанского. Даже шеф КГБ любил изредка приглашать его к себе, но не на «ковер», а для душевной беседы. Вот почему, когда возникла щекотливая ситуация, руководство направляло в «горячие точки» именно полковника Петрушанского.На остров Кипр он прибыл впервые. Там совершенно случайно «прокололся» очень ценный агент КГБ. Он работал под прикрытием «зеленой линии» – центра ООН, который следил за соблюдением перемирия между турецким и греческим населением, получая ценные сведения как с одной, так и с другой стороны.В назначенный день его принял министр юстиции, щуплый человечек с орлиным носом и обязательными здесь черными усами. Разговор предстоял трудный. Агент был задержан с поличным, при передаче секретных сведений советскому консулу. Вся операция была заснята на пленку.– Я догадываюсь, с какой целью вы прибыли сюда, господин Петрушанский, – вежливо начал по-английски министр. – Мы искренне сожалеем, но… – развел руками. – Дело за следствием и судом, как это ни печально. Жаль, что наши добрососедские отношения могут дать трещину.– Я имею полномочия Министерства юстиции Советского Союза, а также высших должностных лиц. У нас просьба передать господина Сазонова советской стороне.– Этого я обещать не могу. Турки пристально наблюдают за ходом следствия, также требуют выдачи Сазонова. Тупик.Петрушанский знал, к кому обращаться. Министр юстиции считался большим другом Советского. Союза, его дядя был знаменитый коммунист, тот самый, чьи фотографии в свое время обошли мир: перед расстрелом он улыбался, держа в руке красную розу. В Москве министра дважды принимали, оказывали всяческие знаки внимания. Поэтому настаивать дальше не следовало. И Петрушанский пошел на запасной вариант:– Но вы разрешите, господин министр, повидать Сазонова.– Только в тюремной камере! – грустно улыбнулся министр. – На пять минут. Я надеюсь на вашу порядочность, господин Петрушанский, на ваше слово.– Можете не сомневаться!.. Петрушанский вошел в одиночку и увидел перед собой молодого еще человека в полосатой пижаме, будто бы добропорядочный господин готовился ко сну. На тумбочке стоял маленький телевизор, полка с книгами, в углу умывальник, кровать с панцирной сеткой.Чекисты поздоровались за руку, заговорили шепотом, хотя надзиратель с той стороны решетки вряд ли мог понимать русский язык. Петрушанский проинструктировал, как себя вести на процессе, пообещал скоро освободить агента, передал приветы и посылку с продуктами, которую перед этим тщательно проверили в дежурной комнате. Ровно через пять минут они распрощались.Консульская «волга» советского представительства уже въезжала на окраину Никозии, когда внезапно дорогу ей перекрыли две полицейские автомашины. Из них выскочили автоматчики, мгновенно схватили Петрушанского, защелкнули на его запястьях наручники.Кажется, прошло не более полутора часов, а события накатывались, как лавина в горах. Полковника завели в квадратную комнатку, похожую на клетку для зверей. «Неужели агент наговорил на меня?» – подумал Петрушанский. Он почувствовал, что ему делается жарко. Стальные прутья были горячими от солнца, да и сквозь решетчатую крышу тоже сильно палило. На воле солнце приятно грело, а тут… Никогда еще полковнику не надевали наручники, не держали в клетке. Сам он многократно проделывал подобные операции. Когда он уже начал терять терпение, в коридоре появилась группа людей. Впереди вышагивал министр юстиции, советский консул старался не отстать от него, следом двигались еще какие-то официальные лица.Гурьбой вошли в камеру, и сразу стало нечем дышать. Министр юстиции смотрел на Петрушанского как на покойника, советник же посольства, наоборот, пытался бодриться.– Господа! Что случилось? – вскинулся Петрушанский. – Вы можете объяснить?– Вы, полковник, дали честное слово, – с огорчением проговорил министр юстиции, а сами…– Я не нарушил слова! Это какое-то недоразумение.– Петрушанский, – шагнул к полковнику советник посольства, – власти Кипра обвиняют вас в убийстве советского гражданина Сазонова, арестованного по подозрению в нарушении законов острова.– В убийстве? – лицо Петрушанского перекосилось. – Я ведь только что беседовал с ним.– Прошу пройти с нами! – приказал военный. И вся группа направилась узкими коридорами, которые петляли то вправо, то влево. Распахнулись двери, и они вошли, видимо, в морг, где на пластиковом столе лежал накрытый простыней человек. – Подойдите ближе! Еще ближе! – Военный откинул простыню с лица мертвеца. – Кто это?– Сазонов! – ответил ошарашенный Петрушанский. – Кто же его убил?– Вы!– Да какие у вас основания для столь нелепого обвинения?Ему никто не ответил. Жандармы отделили полковника от группы и повели по знакомым уже коридорам в камеру. Загремели засовы, захлопнулись двери, и Петрушанский остался один. Один в чужой стране, в чужой тюрьме, не зная за собой абсолютно никакой вины.Только на седьмой день его вызвали на официальный допрос. В кабинете, помимо следователя, сидел человек в штатском. Петрушанский сразу заметил, он держался в тени штор, так что лица его никак нельзя было различить. И это сразу натолкнуло на мысль о спасении. Как это произойдет, полковник не мог и предположить, но, будучи разведчиком, подумал: «Этот, в тени, здесь неспроста. Либо ухудшит его положение, либо…»– Вы признаете себя виновным в убийстве господина Сазонова? – холодно спросил следователь, перебирая на столе бумаги.– Бред! Чистейший бред! – взорвался полковник. – Зачем мне убивать соотечественника?– Добавьте, и шпиона, который мог многое нам рассказать! – следователь безупречно говорил по-английски. – Итак, не станем юлить, выкручиваться, слишком все очевидно. Удивляюсь, но… грязная работа не делает чести профессионалу.– Факты? Какие у вас доказательства? – Петрушанский с мольбой взглянул в угол, где молча сидел незнакомец, но тот даже не пошевелился.– Что ж, пожалуйста. – Следователь раскрыл папку, протянул полковнику дактилоскопический отпечаток. – Вот, видите, ваши пальчики, они сняты с руки убитого. В передаче, в частности, в ржаном хлебе мы обнаружили примесь цианистого калия. Результаты экспертизы! Можете взглянуть.– Фальшивка! Грубо работаете вы, господа! Еще скажете, что я передал Сазонову наркотик.– Зачем? Вам нужен был Сазонов мертвый. Шпион хорош, когда он мертв. Не так ли? Далее. Кроме вас, в камеру к Сазонову никто не входил. Что еще нужно? Этого вполне хватит, чтобы по греческим законам вздернуть вас. А покаяние, как говорится, может смягчить наказание.– Нет, нет и еще раз – нет!– Уведите его! – приказал следователь конвоиру, который появился в дверях.– Господа! – взмолился Петрушанский. – Я разведчик, отлично понимаю, вы затеяли провокацию с некой целью, которая мне пока неизвестна. Ну, осудите вы меня, ухудшите отношения с великой страной, а дальше что? – Он вцепился обеими руками в сиденье стула. – Скажите сразу, что вам от меня нужно, и тогда пойдет разговор на равных.При этих словах следователь вдруг встал и, ничего не объясняя, вышел из кабинета, оставив полковника наедине с молчаливым незнакомцем.– Вы можете спастись! – Голос из угла прозвучал зловеще. – И более того, вы сможете стать богатым человеком, купите своей женщине не одно, а сто меховых манто.– Манто? – искренне удивился Петрушанский. – С чего это вы взяли, что мне нужно манто?– Вы подолгу стояли у витрин меховых магазинов! – ровным, бесстрастным голосом продолжал незнакомец.– Следили за мной с первых шагов на острове?– А вы как думаете? Разве ваши органы безопасности не поступают так же?– Кто вы?– Узнаете в свое время, а пока… Хотите жить, подпишите это! – Незнакомец привстал, протянул Петрушанскому отпечатанное типографским способом обязательство.– С кем вы предлагаете мне сотрудничать?– Здесь же явно напечатано: «…с представителем всемирной организации, который предъявит вам в Москве наш условный знак»– Какой еще знак?– Вы подписываете обязательство?– Нет!– Это ваше последнее слово?– Да, лучше умру!– Что ж, вы сами выбрали свою судьбу. – Незнакомец отобрал у Петрушанского обязательство. – Суд здесь скорый, а потом вас расстреляют. Прощайте, неподкупный патриот! – Последнюю фразу незнакомец произнес на чистейшем русском языке, чем поверг полковника в полное отчаяние.– Подождите! – замялся полковник, подумав о том, что, возвратившись в Союз, он сразу же доложит начальству о провокации, тем самым спасет свою честь и достоинство. – Давайте ваши бумаги! Я прижат к стене! – Он взял две странички с текстом, обе подписал, облегченно вздохнул. – Я могу быть свободен?– Почти. – Незнакомец улыбнулся краешками губ. – Подпишите признание в убийстве, которого, конечно, вы не совершали.– Зачем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62