— Знаете, Невпопад, я пережила минуту настоящего торжества, поймав на себе ваш взгляд — растерянный и озадаченный, — когда вы подошли к нашему столу, — сказала Энтипи.
— Очень рад, что сумел вам угодить, — ответил я с полупоклоном.
— Я, по правде говоря, очень рассчитывала вас удивить. А то вы, поди, уже вообразили, что знаете меня как свои пять пальцев. Ни одной девушке на свете это не пришлось бы по вкусу. А тем более — принцессе.
— Больше всего меня поразил и сбил с толку цвет ваших волос, — признался я. — Вот не ожидал, что после… после горячей бани они станут такими светлыми.
— Вам нравится их цвет?
— Очень. Но неужели это и правда результат одного лишь…
— Обычная практика, — усмехнулась Энтипи, — принятая в королевских семьях. — Нам служат плетельщики, специализирующиеся в совершенствовании внешнего облика. Одни умеют придать глазам выразительность и блеск, другие слегка изменяют форму рта и очертания подбородка, третьи занимаются исключительно прическами, цветом и густотой волос.
— Понятно. Вы, значит, велели плетельщице перекрасить ваши волосы при помощи колдовства. Очень мило.
— Я далеко не в первый раз прибегла к ее услугам, — хихикнула Энтипи.
— И ты полагаешь, — с мягким укором обратился к ней король, — что Невпопад только для того здесь и находится, чтобы обсуждать твои прически. Нет, дитя, поверь, у нас с ним есть дела поважней. — Он начал вставать со своего роскошного кресла, которое слуга поспешно отодвинул назад.
Поднявшись на ноги, его величество кивнул трубачам, которые уже довольно продолжительное время скучали на своем помосте, и те сыграли несколько тактов марша, после чего по знаку Рунсибела опустили трубы и, как и все остальные, кто был в зале, выжидательно повернулись к нашему столу.
— Мои дорогие и многоуважаемые рыцари, лорды и леди, оруженосцы и воины! — проникновенно произнес Рунсибел. — Как всем вам известно, мы собрались здесь для того, чтобы отпраздновать несколько важных и радостных событий. Прежде всего это совершеннолетие нашей возлюбленной дочери Наталии Томазины Пенелопы, для краткости именуемой Энтипи.
Принцесса встала и церемонно поклонилась гостям. Те приветствовали ее аплодисментами. На всех лицах, обращенных к юной наследнице трона, цвели ласковые улыбки. Я подумал, что, очутись здесь благочестивые жены, они вряд ли приняли бы участие в общем ликовании. Наверняка ни одна из них не улыбнулась бы Энтипи, да и аплодировать ей не стала бы…
— Но возвращение принцессы под родной кров, — продолжал его величество, — стало возможным лишь благодаря самоотверженным усилиям одного из оруженосцев. Не по годам мудрого, на удивление отважного, на редкость изобретательного защитника и спасителя нашей дочери… Невпопада!
И снова гром аплодисментов. Я вскочил на ноги и поклонился присутствующим. Поглядел на них сверху вниз и приготовился к тому, что на меня накатит волна ненависти и презрения к этим знатным дамам и господам, к цвету рыцарства. Но ничего подобного не произошло. Я прислушался к себе. В душе моей не было и тени неприязни к этим людям. Я себя чувствовал… очень даже здорово.
Вернее, я был просто счастлив до глубины души, все во мне ликовало.
Король обогнул стол и встал у края подиума лицом к своим гостям. И сделал мне знак приблизиться. Я повиновался.
— Не могу не упомянуть также и о том, что этот юноша спас жизнь не только принцессы… но и мою! И сделал он это следующим образом: уговорил меня, вашего сюзерена, переодеться в платье шута и притвориться помешанным, выставив себя в таком виде на всеобщее обозрение…
Мне вдруг стало зябко. В тоне, каким его величество это произнес, слышалась угроза. Я покосился на королеву и Энтипи. Лица обеих были непроницаемы.
А король продолжил еще более жестко:
— Этот юнец велел мне взобраться на высокую крепостную стену Терракоты, где я стал отличной мишенью для вражеских стрел, и исполнить куплеты такого скабрезного содержания, что я ни за что не отважился бы повторить их в присутствии моей супруги. И пока я таким образом проводил время, он… со всех ног кинулся в лес. О боги…
— Короче говоря, под предлогом спасения моей жизни этот молодчик предложил мне разыграть из себя умалишенного, а сам удалился в безопасное место, под густую лесную сень. Ему было плевать, как я выгляжу, какому риску себя подвергаю. Главное, что его заботило, — собственная шкура, которую он бросился спасать. С этими словами король обнажил меч. Все закружилось у меня перед глазами. Обильная еда, которой я только что с аппетитом насыщался за монаршьим столом, приготовилась совершить обратный путь по моему пищеводу. Объятый ужасом, я покачнулся и, чтобы не упасть, опустился на колени. Ноги меня просто отказались держать. Я вскинул голову, в немом страхе уставившись на сверкающее лезвие меча, который Рунсибел занес над моей головой…
Только теперь я понял, что мытье и переодевание, и банкет, и любезность королевской семьи — все это было лишь шуткой. Жестокой шуткой, объектом которой стал ваш покорный слуга. Небось все до единого гости, и комедианты, и даже слуги заранее знали, что я — всего лишь жертвенный агнец, ведомый на заклание. Мне же это стало известно лишь теперь, когда о попытке спастись и думать нечего. Ловко они все это разыграли! Выходит, я был как нельзя более близок к истине, когда сравнил себя с цыпленком, которого старый камердинер собрался сварить в лохани с горячей водой и подать к пиршественному столу. Вот сейчас король размахнется как следует и четвертует меня…
Я наклонил голову, чтобы не видеть, как он это проделает, и вдруг лезвие плашмя коснулось сперва одного моего плеча, потом другого, и Рунсибел торжественно произнес:
— Мы все в неоплатном долгу перед тобой, юноша! А потому за твое беспримерное мужество, за героизм, находчивость и самоотверженность в служении короне… сим произвожу тебя в рыцари и нарекаю сэром Невпопадом… — Тут он запнулся и вопросительно взглянул на Беатрис, но та лишь плечами пожала.
И тогда я, сам не свой от счастья, что, в очередной раз приготовившись к смерти, чудом уцелел, хрипло подсказал:
— Из Ниоткуда…
— Невпопадом из Ниоткуда! — провозгласил король с едва заметной ласковой усмешкой.
Я не сразу поднялся с колен. Ноги еще плохо мне повиновались после пережитого. И потому большую часть оглушительных аплодисментов, грянувших со всех сторон, как только его величество изволил умолкнуть, выслушал в этой смиренной позе. Энтипи поспешила мне на помощь, и я с радостной готовностью схватился за ее узкую ладонь, чтобы подняться и выпрямиться во весь свой невеликий рост.
От волнения и внутреннего ликования меня аж в жар бросило. Я скользил по лицам собравшихся затуманенным взором, и счастливая, торжествующая улыбка помимо воли раздвинула мои губы. И вдруг… всего лишь на краткий миг мне почудилось, что среди гостей появилась Маделайн. На меня она не смотрела. Схватила пряник с огромного блюда и… исчезла. Мне захотелось протереть глаза, так я опешил, но совестно было это делать при таком скоплении народа. Подумали бы еще, что я прослезился на радостях.
И тут моя совесть ехидно спросила из глубин сознания:
«Ты стал одним из тех, кого презирал и ненавидел больше всех на свете. Ну и как оно, шлюхин сын?»
— Божественно, — пробормотал я, и улыбка на моей физиономии сделалась еще шире.
«Идиот несчастный».
— Отвяжись!
Король подошел ко мне и похлопал по плечу.
— Знаю, что многие из вас, — сказал он, когда стихли последние хлопки, — недоумевают, как это я произвел Невпопада в рыцари после столь непродолжительной службы в должности оруженосца и несмотря на его… не слишком… благородное происхождение. Но дорогие мои друзья, — тут он широко улыбнулся, — не говоря уже о заслугах сэра Невпопада перед короной, о которых я только что упоминал, бывают ситуации, когда у монарха просто нет выбора. И это — одна из них. Согласитесь, ведь не может же сердечный избранник и будущий супруг моей дочери быть простым оруженосцем?!
У меня снова подкосились ноги, и я опять опустился на колени. Собравшиеся дружно рассмеялись — без всякой издевки, просто моя неожиданная реакция на столь ошеломляющее известие их развеселила. Рунсибел озадаченно посмотрел на меня сверху вниз:
— Сэр Невпопад, тебе что же, так понравилась церемония посвящения в рыцари, что ты желаешь, чтобы я ее повторил?
«Вовсе нет. Просто одолжите мне свой меч, чтобы я мог на него броситься грудью и разом со всем этим покончить», — произнес мой внутренний голос.
И на сей раз я не мог с ним не согласиться.
29

— КАК ТЫ могла?!
Я быстро шел по коридору, и посох постукивал по каменным плитам в такт моим шагам. Приятная истома, которая охватила все мое существо от выпитого вина и пережитого триумфа, уступила место досаде и раздражению. Я вмиг протрезвел и ощутил неимоверную тяжесть на сердце. В желудке, кстати, тоже. Энтипи семенила рядом со мной, не отставая ни на шаг.
Банкет все еще продолжался, но чувствовалось, что веселье скоро иссякнет, и многие, как и мы с принцессой, уже покинули пиршественный зал. После того как король во всеуслышание объявил, что я вскорости стану его зятем, Энтипи вторично помогла мне подняться с колен, и я машинально добрел до своего места за столом, опустился в кресло и весь остаток вечера просидел словно в забытьи. Кивком отвечал на приветствия и поздравления, доносившиеся со всех концов зала, потягивал вино и втайне надеялся, что все это окажется сном и я сейчас проснусь, чтобы вволю посмеяться над забавной ночной грезой. Но пробуждение все не наступало. И тогда мне стало ясно, что либо это происходит наяву, либо я уже умер и угодил прямехонько в преисподнюю. Не знаю, право, что я предпочел бы, будь у меня возможность выбора.
— О чем ты? — искренне удивилась Энтипи. Я остановился и заглянул ей в лицо.
— О чем?! Да о том, что твой отец только что назвал меня своим будущим зятем! Весь чертов двор слыхал, что мы с тобой собрались пожениться!
— Ну и что? — Она недоуменно пожала плечами.
— Так ведь ты даже не потрудилась спросить, хочу ли я этого! Прежде чем оповещать остальных, могла бы и моим мнением поинтересоваться!
— Зачем?
— Как это — зачем?! — Я просто ушам своим не верил. — Мои намерения, что же, выходит, не имеют для тебя никакого значения? Не играют никакой роли?
— Нет.
— Что?! Да как ты можешь такое говорить?!!
— Очень просто, — улыбнулась она. — Смотри внимательно.
Приоткрыв рот — гораздо шире, чем требовалось, она раздельно и протяжно произнесла:
— Не-е-е-е-т!
— Ты мычишь как недоеная корова.
— А ты ведешь себя как надутый индюк. До чего же ты, оказывается, неблагодарный!
— Я?! Неблагодарный?! Энтипи… — У меня даже голос прервался. — Послушай, но разве, по-твоему, справедливо отказывать мне в праве самому решать свою судьбу?
— При других обстоятельствах, да, это было бы уместно. Но… ты ведь человек необыкновенный, Невпопад. Ты — избранник судьбы, а я — принцесса, и значит…
— О-о-ох. — Я с досадой махнул рукой и, не желая дальше слушать весь этот бред, направился к своим покоям.
Принцесса осталась стоять в коридоре. Но она пробыла там недолго. Не прошло и пары минут, как я услыхал за спиной топот ее ног.
У двери спальни я обернулся и раздраженно бросил:
— Оставь меня в покое!
— Не смей со мной так говорить! Я — принцесса!..
— А я — твой суженый, и это дает мне право говорить с тобой как угодно. Как мне вздумается. Разве нет? Или ты намерена грозить мне пытками и казнью всякий раз, как тебя что-то в моем поведении не устроит? Ты такой себе представляешь нашу семейную жизнь, признайся?
— Возможно, — ответила она, сердито сверкнув глазами.
— Звучит многообещающе. Ты и впрямь не в себе. — Я прислонился к двери и покачал головой. — А твои родители, которые пошли у тебя на поводу, объявив о нашей помолвке, и подавно умом тронулись. Как тебе удалось этого от них добиться?
— Они уважают мои мнения и желания. Они знают, что я тебя люблю…
— Любишь?! Да что ты вообще знаешь о любви?! Ты понятия не имеешь, что это такое! Для тебя вся эта затея с самого начала — всего лишь игра! Твою глупую голову, внезапно сделавшуюся белокурой, продолжают осаждать романтические мечтания, которые не имеют ничего общего с подлинной жизнью! Интересно, кстати, какой же цвет волос у тебя настоящий, природный?
— Рыжий. Почти как у тебя, — хихикнула Энтипи.
— Цвет огня. Что ж, иного я и не ожидал…
— Вот ты опять!.. — Она надула губы. — Я же тебе уже рассказывала, как было дело.
— Но почему это я должен тебе верить, скажи на милость? Ты на что угодно способна. Нет, это же надо такое придумать: объявить во всеуслышание о помолвке, не потрудившись прежде спросить согласия жениха! Здорово, конечно, что оба родителя уважают твои желания и чувства и с ними считаются. Вот только почему мои желания, мои чувства ничего для тебя не значат? И знаете, ваше высочество, на месте короля и королевы я никогда не дал бы согласия на этот неравный союз. Сколько бы вы ни твердили, что любите меня…
— Да, я именно так им и сказала… И еще… еще я им призналась, что мы занимались любовью.
Вот тут-то я уж точно не удержался бы на ногах, если б не посох. Рухнул бы на пол как подкошенный.
— Ты… им… такое… — только и смог выдавить я из себя.
Энтипи жизнерадостно улыбнулась:
— Сказала, что мы занимались любовью. Да ты не волнуйся, я их уверила, что мы оба этого хотели.
Выход из положения, благодарение богам, был найден: я не обязан на ней жениться, ведь никто не заставит меня сочетаться браком с трупом, а в том, что я сейчас ее придушу голыми руками, сомнений быть не могло…
— Значит, вот что ты им сообщила, — хрипло выдохнул я.
— Верно. — Глаза ее затуманились, и, откинув голову назад, она с мечтательной улыбкой произнесла: — Что мы соединялись, как два диких зверя во тьме глубокой пещеры, как два грозовых облака в бескрайнем небе, исторгнувших в момент слияния триумфальное крещендо…
В коридоре раздались шаги. Меньше всего на свете мне хотелось, чтобы кто-то подслушал, как эта маленькая идиотка, стоя у двери моей спальни, упражняется в изобретении поэтических эвфемизмов для обозначения занятий любовью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92