Повторяю, ничего настораживающего я не замечал, но от этого лишь пристальней вглядывался в сумрачные чащи, проворней озирался, пытаясь уловить что-то похожее на стремительное движение едва различимых контуров тел неведомых существ, которые, возможно, за нами наблюдали. Я решительно никого не увидал, но чувство чьего-то незримого присутствия не оставляло меня ни на минуту. И еще мне казалось, что эти соглядатаи-невидимки смеются над нами, их забавляет эта игра в прятки. Леса, через которые мы проезжали, были вовсе не такими мрачными и глухими, как Элдервуд, под сенью которого прошло мое отрочество, напротив, здесь сквозь деревья проглядывало солнце, приветливо щебетали птицы, а поляны пестрели цветами. И все же я нутром чувствовал близкую опасность, хотя и неспособен был даже предположить, в чем она могла заключаться. Другой на моем месте решил бы, что все эти страхи лишь плод разыгравшегося воображения. Другой, но не я: с воображением у меня всегда дело обстояло неважно. Так что я просто утвердился в мысли, что нельзя доверяться обманчивой приветливости этого леса, и держался начеку.
Ни с кем из своих спутников я, разумеется, и словом не обмолвился о том, что меня встревожило. Во-первых, никаких убедительных доводов в пользу своих опасений я привести не мог, а во-вторых, нам предстояло еще несколько дней пути, и я решил не портить им настроение на столь долгое время. Сэр Умбреж и без того держался настороженно и беспокойно, а что до остальных… Они меня воспринимали в лучшем случае как бесполезное дополнение к бравому отряду, в худшем — как лишнее бремя.
Хорошо хоть мне предоставили коня для этой утомительной поездки. Я был бесконечно за это благодарен их величествам. Нет, при необходимости я мог довольно уверенно шагать, опираясь на посох, и даже не отставать от других, у кого обе ноги в порядке, но, признаться, длительные пешие переходы все же не являлись моим любимым времяпрепровождением. Разве что возможность передохнуть выпадала бы через каждые пять-шесть сотен шагов. Но о подобном в походе даже мечтать не приходилось. Лошадка мне попалась самая заурядная, скорей неказистая, чем статная. Звали ее Александра. Резвостью она не отличалась, но, поскольку я и сам не мог похвастаться этим качеством, то и не считал со своей стороны справедливым винить ее в отсутствии оного. В общем, мы с ней подобрались два сапога пара.
Наконец мы очутились на расстоянии какого-нибудь часа или двух езды от цели нашего путешествия. Погода стояла сносная, я вяло перебрасывался словами со своими ближайшими спутниками, трясясь в седле. В общем, если не считать моей беспричинной тревоги, все шло на удивление гладко, пока я внезапно не почувствовал запах дыма. Судя по реакции моей Александры, она его тоже уловила. Еще две или три лошади вдруг замедлили шаги, и рыцари, которые сидели на них верхом, недоуменно переглянулись. Поведение животных их озадачило, сами же они еще не разобрались, в чем дело.
— Впереди что-то горит, — сказал я им.
Нестор, Умбреж и еще несколько рыцарей недоверчиво взглянули на меня.
— Я не чувствую запаха гари, — сказал Нестор. — С чего ты взял, что впереди пожар? Дымом вроде не тянет.
— Уверен, там что-то горит. Лошади тоже это учуяли. Поглядите-ка на них.
Нестор поднял руку ладонью вверх, призывая всех остановиться, и сурово нахмурился. Несколько минут он пытался уловить в воздухе запах дыма и наконец, еще больше помрачнев, кивнул мне:
— Да-да, черт побери, ты прав. Эй, Редондо, Мессина! — Он подозвал к себе двух самых опытных разведчиков. — Отправляйтесь вперед и поглядите, что там такое. Если это лагерь, я хочу знать чей. И сколько там народу.
— Это не лагерный костер, — убежденно возразил ему я. — Там что-то большое горит, ручаюсь.
— Возможно, ты прав. Посмотрим.
Разведчики отправились вперед, мы остались ждать. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем они вернулись, хотя на самом деле Редондо и Мессина отсутствовали всего несколько минут. Оба пребывали в чрезвычайном волнении. Они направились прямиком к Нестору, отозвали его в сторону и стали о чем-то с ним шептаться. Выслушав их, командир повернулся к остальным и отрывисто приказал:
— По коням, скачем во весь опор! Это обитель! Кто-то поджег монастырь!
Новость подействовала на всех нас как удар хлыста. В считанные секунды отряд помчался по лесу вскачь. Даже Умбреж очнулся от своих меланхолических раздумий и с беспокойством вопросил:
— А что с принцессой? Она ведь там? Ее высочество в безопасности?
— Откуда мне знать? — довольно нелюбезно отвечал ему Нестор. — Разведчики заметили каких-то людей снаружи, у стен обители. Но разве ж издалека можно было разглядеть их лица? Все, отставить разговоры! Вперед, лопни ваши глаза!
Итак, опасаясь за целостность своих глаз, мы пришпорили лошадей и вихрем понеслись сквозь лес. Только ветер в ушах засвистел. Копыта дробно стучали по земле, из-под них летели комья грязи. Вскоре лес остался позади, и, едва очутившись на открытом месте, мы тотчас же увидели далеко впереди обитель благочестивых жен… Вернее, то, что от нее осталось.
Я сам никогда прежде в этом монастыре не бывал, но говорили, это было простое и скромное и вместе с тем весьма элегантное сооружение, которое вполне отвечало нехитрым потребностям благочестивых жен. Не мне судить, насколько верной была эта характеристика: я в первый и в последний раз увидел здание, когда от него уже мало что осталось. Мы выехали из леса как раз вовремя, чтобы стать свидетелями обрушения последнего вертикально стоявшего фрагмента обители. Издали мы услыхали звук его падения и даже треск бревен, из которых он был сложен.
Неподалеку от пожарища я различил несколько фигур. Судя по всему, женских. Я не взялся бы утверждать это наверняка, поскольку благочестивые жены согласно уставу ордена носили какие-то бесформенные балахоны, под которыми, да простит мне Бог, вообще-то мог укрываться кто угодно, в том числе мужчина. И безоговорочно признать в монахинях женщин можно было, лишь приняв на веру то, как они себя именовали. Я время от времени встречал благочестивых жен небольшими группами и поодиночке. Они изредка появлялись в миру с благотворительными целями и для сбора пожертвований. У нескольких из них, поверьте, росли усы — длинней и гуще моих! Так что, повторюсь, в вопросе принадлежности всех этих сестер к женскому полу приходилось полагаться только на их слово.
Мы в считанные секунды проделали путь от кромки леса до руин монастыря. Полагаю, наш отряд являл собой внушительное зрелище: да и может ли быть на свете что-либо более величественное, чем два десятка вооруженных рыцарей, скачущих во весь опор к месту недавней трагедии, когда помогать уже некому и спасать нечего? Остановив коней на почтительном расстоянии от благочестивых жен, мы принялись с любопытством их разглядывать. Женщины тоже на нас смотрели. Но лица их оставались совершенно бесстрастными. Мы не могли определить, рады ли они нам, или напуганы нашим внезапным появлением, или раздосадованы, что посторонние лица помешали им предаваться своему горю.
— Кто у вас здесь главный? — зычно выкрикнул Нестор.
Благочестивые жены переглянулись. Одна из них, немного помешкав, выступила вперед. Судя по всему, то была настоятельница. Никогда прежде не видел я женщины с таким обилием растительности на лице. При желании она могла бы заплести свои брови в косы, честное слово! Ладони ее тонули в широких и длинных рукавах монашеского балахона, на голову был наброшен капюшон. Она смотрела на нас холодным и отчужденным взглядом. И молчала. Ни слова не произнесла. Просто молча ждала, что мы предпримем. Меня это не удивило: обитель жила по строгому уставу, согласно которому празднословие почиталось едва ли не величайшим из грехов. Здесь говорили редко, в исключительных случаях, а общались между собой сестры в основном посредством жестов. Не то что слова — даже звуки экономили, как иной скупец свои монеты.
— Я сэр Нестор. Его величество король доверил мне и моему отряду рыцарей препроводить принцессу Энтипи в королевский замок. — Конь сэра Нестора нервно повел головой и топнул копытом. По-видимому, животное никак не могло успокоиться после бешеной скачки. Нестор ласково потрепал его по шее и продолжил: — Вижу, у вас большое несчастье. Примите мои соболезнования.
Благочестивая жена кивнула. Лицо ее при этом осталось непроницаемым.
— В настоящий момент, — откашлявшись, продолжил Нестор, — я должен, пренебрегая всем остальным, выполнить монаршью волю. Король уполномочил меня забрать от вас принцессу и доставить ее домой. А потому позвольте мне перейти к делу. Все ли благополучно с ее высочеством? Не ранена ли она? Не… — Тут его голос прервался. Бравый вояка не мог заставить себя выговорить: «Не погибла ли она?» Да и никому из нас, признаться, не улыбалась перспектива доставки королю с королевой урны с прахом их единственной дочери.
Благочестивая жена помедлила, прежде чем ответить Нестору. Казалось, она подыскивала подходящие слова. Но в конце концов решила ограничиться жестом и махнула рукой в сторону своих подопечных.
От группы монахинь отделилась, выступив вперед, тонкая фигурка в капюшоне. Особа эта была невысокого роста — ниже всех остальных сестер. Лица ее было не разглядеть, пока она, сделав еще несколько шагов по направлению к нам, не сбросила с головы просторный капюшон.
Миниатюрная девушка просто-таки тонула в бесформенном монашеском одеянии. Лицо ее хранило бесстрастное выражение, как предписывал устав обители. Длинные волосы были в беспорядке, что вполне объяснялось трагическими событиями в монастыре. Где уж тут причесываться, когда кругом полыхает пламя? Ничего похожего на описание, данное Морнингстаром — осенняя листва, бушующее море, — я в ее облике, увы, не разглядел. Напротив, она казалась какой-то бесцветной, довольно заурядной, и, лишь вглядевшись внимательней, можно было заметить правильность черт ее лица. Короче говоря, принцесса была хорошенькой, но в меру. Она держалась с безупречным достоинством юной наследницы трона, вполне по-королевски, этого я не мог не признать.
— Ваше высочество, здоровы ли вы? — с волнением спросил ее Нестор.
Она в ответ кивнула. Просто кивнула. Никто из благочестивых жен, включая Энтипи, с момента нашего появления не удостоил нас ни единым словом.
— Мы прибыли сюда, чтобы доставить вас домой. Их королевские величества с нетерпением ждут встречи с вами.
Снова кивок.
И Нестор переключил свое внимание на монахинь, оставшихся без крова.
— А теперь перейдем к вашим проблемам, мои дорогие благочестивые жены! — с воодушевлением воскликнул он. Убедившись, что принцесса в безопасности, достойный рыцарь прямо таки расцвел от счастья. — Слов нет, вас постигло ужасное горе! Какая трагедия! Не будете ли вы так любезны поведать нам, что же здесь случилось? Стал ли пожар результатом неосторожности или какие-то негодяи посмели на вас напасть и сожгли обитель? Кто б они ни были, мы заставим их дорого заплатить за такое кощунственное злодейство! И в любом случае, вы, дорогие сестры, получите щедрую компенсацию из казны, ведь король и королева бесконечно вам благодарны за ваши неусыпные труды по воспитанию и обучению наукам их дочери, наследницы престола. Благодарность их величеств лишь возрастет после известия о спасении ее высочества из пламени, из пожара, в котором погибла обитель. Итак, достойнейшие из жен, ответьте, чем мы можем вам служить?
Настоятельница скользнула взглядом по лицам своих товарок, как и прежде ничего не выражавшим, помедлила, снова обернулась к нам, и вдруг ее тощая рука взметнулась кверху, а вытянутый указательный палец, который слегка дрожал, нацелился на Энтипи.
И главная из благочестивых жен, отчетливо и внятно выговаривая каждое слово, потребовала:
— Заберите немедленно эту суку к… матери отсюда!
Вопреки моему ожиданию, остальные монашествующие не закатили глаза от ужаса, услыхав столь смачные ругательства из уст своей начальницы. Они вообще нисколечко не смутились, а, напротив, все как одна энергично закивали головами, облаченными в капюшоны.
И тут Энтипи улыбнулась. Губы ее растянулись в широкой, самодовольной улыбке. У меня внутри все похолодело. Девушка, продолжая улыбаться, скользила глазами по нашим лицам, словно говоря: «Привет! Всех вас ждет могила. Уж я позабочусь, чтобы вы поскорей в ней очутились!»
Умбреж перегнулся через седло и шепнул мне на ухо:
— Да-а, все это немного настораживает. Как по-твоему?
Что и говорить, нашему сэру Умбрежу трудно отказать в меткости выражений. Настораживает! Да у меня просто душа в пятки ушла.
Мы решили не мешкая отправляться в обратный путь. Нестор тронул поводья и подъехал вплотную ко мне.
— Удачи тебе, оруженосец, — сказал он негромко. Прибавлю: наш командир это произнес без сарказма, без всякой иронии! Просто добряк от души мне сочувствовал. И было из-за чего. Я и сам себя искренне пожалел.
Вот ведь дьявольское отродье! Именно это пришло мне на ум, едва только наши взгляды скрестились. Дьявольское семя! Ледяное высокомерие, брезгливость и презрение — вот что выражали глаза девчонки. Словно мы все были какими-то гадкими насекомыми, ползавшими у ее ног. Ясно теперь, почему любящие папаша с мамашей услали ее в монастырь. Им просто хотелось от нее отдохнуть. Оба царственных родителя только выиграли от этой разлуки — чем дольше ненаглядное чадо отсутствовало, тем больше сил, физических и духовных, могли накопить король с королевой. В случае везения этих самых сил им могло хватить, чтобы пережить предстоящую неизбежную встречу. Ну а ежели благочестивым женам и впрямь удалось бы обуздать буйный нрав принцессы, то Рунсибел и Беатрис, полагаю, сочли бы это величайшим из чудес, а себя с тех пор почитали бы самыми счастливыми людьми на свете.
Однако, учитывая, во что превратилось жилище монахинь, попытки бедолаг воспитать и обучить принцессу Энтипи потерпели полное фиаско.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92