Не исключаю, что делали они это неосознанно. Мне же при виде этой ватаги во главе с Булатом всегда казалось, что почва начинает ритмично подрагивать в такт их шагам, меня даже слегка подташнивать начинало.
— От тебя разит конским навозом, любезный оруженосец, — сладким голосом пропел Морнингстар, остановившись в нескольких шагах от меня. — Что это ты прислонился к замковой стене? Решил ее подпереть, чтобы на нас не свалилась?
Это замечание вызвало у некоторых из его приятелей одобрительное хихиканье.
— Да нет, это я так, на всякий случай. Похоже, твое самомнение после войны с Шенком так разбухло и все еще растет столь быстрыми темпами, что грозит взорвать замок изнутри. Он стал слишком мал, чтобы вместить твое "я". Но раз ты снаружи, я могу оставить свой пост. — С этими словами я отступил от стены, от того ее участка, где находился тайный ход в подземелье.
Представьте себе, кое-кто из прихлебателей Булата по достоинству оценил мое остроумие. С разных сторон до меня донеслось несколько робких смешков, которые, впрочем, тотчас же стихли, стоило Булату грозно взглянуть на стайку оруженосцев. Затем он снова обратил свое милостивое внимание на мою скромную персону и пропел, сладко жмурясь:
— Ты, никак, готовил лошадь нашего доблестного Умбрежа к предстоящему турниру? Очень своевременно, осталось-то ведь всего два дня.
— Турнир, — повторил я озадаченно, словно впервые слышал о нем. И только потом вспомнил: ведь и впрямь в крепости говорили о празднестве, которое король собирался устроить в честь победы над Шенком. Показательные сражения между рыцарями — разумеется, все должно происходить понарошку, без увечий и тем более смертельных исходов. Ну, вроде потасовки в питейном заведении, за исключением, возможно, чистоты намерений и помыслов, присущих последней. И мой Умбреж, представьте себе, также был записан в число участников.
Прежде старику нередко приходилось участвовать в такого рода соревнованиях. Однако чести себе он в них не снискал. В последние десяток-другой лет его вышибали из седла в первом же поединке. Да и чего еще, скажите на милость, можно было ожидать от этого огородного пугала?
— Да-а, турнир, — пробормотал я. — А как же, как же, конечно, мы к нему готовимся.
— Еще бы! — с мерзкой усмешкой подхватил Булат. — Кому и готовиться к состязанию, как не вам с Умбрежем? Твой господин всем нам продемонстрировал свой способ подготовки к турниру, когда свалился с лошади во время построения отряда.
Оруженосцы, окружавшие Булата, так и покатились со смеху при этом его замечании.
Мне нечего было ему ответить. Принужденно улыбнувшись, я отвел взгляд в сторону и приготовился было уйти.
— Зачем же ты нас покидаешь, Невпопад? — осклабился Морнингстар.
— А зачем бы мне с вами оставаться, Булат? — в тон ему ответил я.
— Мы же так мило болтаем. Так по-дружески. В конце концов, все здесь присутствующие — оруженосцы, и это нас объединяет. Кое-кому, правда, недолго осталось пребывать в этом звании. — Он горделиво выпрямился. — У некоторых на роду написано иное. И судьба к ним благоволит.
Господи, опять это до оскомины надоевшее слово!
Я потер переносицу. Потребность в алкоголе заявляла о себе все настойчивей. Мне прямо-таки зверски, как никогда прежде, хотелось выпить. Горло так и сжималось от предвкушения того, как по нему польется живительная влага. Я сглотнул.
— Булат, тебе не наскучил этот разговор? Лично я, если у тебя нет ко мне неотложных дел, предпочел бы…
— Я просто понять хочу, Невпопад, — перебил он меня.
— Что именно? — с едва скрываемой досадой спросил я.
— Понять, каково это… быть неудачником, вечно находиться в проигрыше.
Признаться, я сам не ожидал, что его слова так меня заденут. Мне следовало в ответ пожать плечами и молча уйти, но меня словно кто-то дернул за язык, и я запальчиво произнес:
— Тебе что же, Морнингстар, больше заняться нечем, кроме как меня постоянно подначивать и травить? Прямо какой-то мастер травли, честное слово. Я что тебе, олень или дикий кабан? Уж лучше б ты всамделишной охотой занялся, что ли.
Морнингстар долго мне не отвечал. Его приятели, затаив дыхание, ждали, как он отреагирует на мои слова. Из-за туч выглянула луна, и казалось, ей тоже сделалось любопытно, чем кончится наша словесная дуэль.
Булат вопреки моему ожиданию не вышел из себя и ни на шаг ко мне не приблизился. Только улыбка на его самодовольном лице стала, может, чуть менее торжествующей.
— Пусть так, — произнес он и, пожав плечами, прибавил: — Но это куда лучше, чем… чем слыть придурком и посмешищем. Чем всегда, и всем, и во всем проигрывать.
И тогда я принял его вызов, не ведая, чем это для меня впоследствии обернется.
— Запомни, Морнингстар, я не Умбреж. Я сам по себе. Что бы старик ни делал, ко мне это отношения не имеет.
— Глупости, еще как имеет! Мы все, — тут он обвел жестом руки ватагу своих приятелей, — купаемся в лучах славы наших сэров рыцарей, мы делим с ними эту славу и гордимся их деяниями. А стоит рыцарю сплоховать… И это наносит ущерб репутации его оруженосца.
Мы все, кроме тебя, конечно, пережили немало счастливых минут, минут триумфа. Мы сумели достойно себя проявить. И то же самое относится ко всем нашим патронам. А ты чем похвалишься, Невпопад? Имей в виду, я, между прочим, не только будущий рыцарь, меня и науки тоже интересуют. Так вот, мне даже с чисто научной точки зрения интересно, как ты себя должен чувствовать в шкуре вечного неудачника. — Тут его тон стал еще более насмешливым. — Постоянно ли тебя гнетет мысль о собственной никчемности? Или ты подвержен частым приступам тоски и уныния? Или успел уже настолько отупеть от безделья и от позорной непригодности своего рыцаря к несению службы, что всякую чувствительность потерял? Ответь, сделай милость.
— Ты меня недооцениваешь, Морнингстар. И сэра Умбрежа, кстати говоря, тоже. — Вот уж это, как вы понимаете, было чистейшей воды ложью. Мне от сознания собственной никчемности хотелось бежать из замка без оглядки, а Умбреж был непригоден ни к чему на свете.
— Да что ты говоришь?! Может, ты готовишь для всех нас какой-нибудь сюрприз? Не иначе как Умбреж собирается стать победителем турнира? О, как бы я желал взглянуть на это! Хоть одним глазком. А вы что скажете, друзья?
Друзья не замедлили ответить ему угодливым хихиканьем. Мне даже почудилось, что и луна в небе легонько качнулась, прыснув со смеху.
Чаша моего терпения переполнилась, и прежде, чем я успел сообразить, что происходит, из груди у меня сами собой исторглись слова:
— Насколько же, интересно знать, велико твое желание увидеть его победителем?
В голосе моем Булат отчетливо расслышал вызов. Он сделал шаг в мою сторону, прищурился и недоверчиво тряхнул головой. Еще бы, мне и самому с трудом верилось, что я в самом деле это произнес. Но отступать было поздно.
— Так ты мне пари предлагаешь, так?
Я молчал, отчаянно надеясь, что Булат и вся стая, посмеявшись, наконец уберутся куда-нибудь. Но не тут-то было! Вышло так, что я сам проделал брешь в своем панцире, и Булат не замедлил ткнуть в нее острие клинка.
— Десять совов, — азартно выкрикнул он и тут же скороговоркой добавил: — Нет, удваиваю! Двадцать соверенов!
— Но у меня нет таких денег.
— Ага, отказываешься от пари?! Знаешь, что выигрыш за мной!
— При чем здесь выигрыш и проигрыш? — солгал я. — Просто мне нечего поставить против твоей двадцатки, и в таком случае пари заключено быть не может. Это было бы против правил. Сам знаешь, не мне тебя учить.
— На кон не только деньги ставят, — подумав, возразил Булат, — но и многое другое. Я готов принять в качестве ставки твое обещание в случае проигрыша стать мне слугой на какой-нибудь срок. Я тебе буду поручать самые противные из своих обязанностей оруженосца. Вот так и договоримся. — Он вытащил из кармана и подбросил на ладони кожаный мешочек с монетами. — Мое золото против твоих трудов. Что скажешь?
Получалось, что этот сукин сын меня переиграл. Я уныло кивнул.
Но Булату этого показалось мало.
— Джентльмены, — обратился он к своим приятелям. — Не желаете ли принять участие в нашем пари?
Из здоровых глоток оруженосцев вырвались возгласы согласия и одобрения. С веселым хохотом они стали выуживать монеты из своих денежных мешочков. По двадцать соверенов каждый! Что ж, они могли себе это позволить. Все как один были отпрысками богатых и именитых семейств и получали от отцов или опекунов щедрое содержание. Я же, в противоположность им, мог рассчитывать только на везение, на свою изворотливость и на свой ум. В наличии последнего, однако, приходилось серьезно усомниться, учитывая события последних минут.
— Ответь же, Невпопад, — требовательно произнес Морнингстар. — Пари между нами заключено, ведь так?
До чего ж заносчивы, до чего уверены в себе, в своих силах и в своей правоте эти рыцарские сынки! Через несколько лет они сделаются взрослее и еще хвастливее, еще наглее, чем ныне. От них всего можно будет ждать. Если они уже сейчас ценят себя столь высоко. Итак, совершенно очевидно, что в их лице подрастает новое поколение доблестных, благородных рыцарей, готовых целыми отрядами насиловать трактирных служанок, когда выпадет такая возможность.
«Задай же им всем! — прозвучал настойчивый голос в глубине моего существа. — Найди какой-нибудь способ с ними поквитаться! Придумай что-нибудь! Действуй!»
— Да, — сказал я.
Мне стало любопытно, как они отреагируют на мое согласие. В течение нескольких мгновений я даже льстил себя надеждой, что проявленная мной стойкость вызовет у них хотя бы подобие уважения. Но юнцы лишь расхохотались, дружной компанией двинувшись от меня прочь и на ходу вслух перечисляя все тяжелые и унизительные поручения, какие мне придется выполнять в качестве их слуги после неизбежного проигрыша. Но Булат вдруг вспомнил что-то важное, оставил своих приятелей и бегом возвратился ко мне.
— Вот еще что, Невпопад, — с угрозой произнес он. — Когда ты проиграешь, не надейся улизнуть из крепости. Лучше сразу оставь всякие мысли о побеге. Пари есть пари, и мы шутить не любим. Заруби это себе на носу. Попробуешь спастись бегством, уж мы тебя догоним. И накажем, не сомневайся. — По тону его голоса, по стальному блеску глаз можно было без труда судить о реальности высказанной угрозы. — Согласно кодексу чести, ты в таком случае будешь нам служить долгие-долгие годы, а вдобавок тебя в цепи и кандалы закуют, чтобы поубавить прыти. Приятного тебе вечера, Невпопад. — Морнингстар с издевательской улыбкой сделал вид, что отдает мне честь. И вернулся к своим дружкам.
Некоторое время спустя я сидел в винном погребе, уставив неподвижный взор в серую стену и покачивая, словно ребенка, мех с вином, который обеими руками прижимал к груди. И повторял как заклинание:
— Я в западне. В западне…
И это было правдой. Из одного только глупого бахвальства я позволил Морнингстару и его прихвостням вовлечь себя в гибельное пари. И что, черт побери, мне было с этим делать? У моего патрона сэра Умбрежа, разумеется, не имелось ни малейшего шанса победить на турнире. А у меня не было решительно никакой возможности раздобыть необходимую сумму, чтобы расплатиться с участниками спора. Оруженосцам за службу не платили ни гроша. Стол, кров и боевой опыт — вот все, чем вознаграждались их труды на благо рыцарей-патронов. Юношам из богатых семейств, то есть всем, кроме меня, перепадало кое-что от любящих родственников. Я же был один на свете и рассчитывать мог только на себя. Обратиться к Умбрежу с просьбой о ссуде я бы ни за что не решился. Старик был на редкость прижимист и вдобавок терпеть не мог всяческих пари и любых игр на деньги. Считал это позорной практикой, недостойной настоящего рыцаря и джентльмена. Если б я даже и попытался ему объяснить, что в случае моего проигрыша он рискует остаться без оруженосца, поскольку я попаду в кабалу к своим противникам, это вряд ли произвело бы на него впечатление. Он, говоря по правде, прекрасно обошелся бы без моих услуг, в которых почти не нуждался, и легко позабыл бы о моем существовании. Мало того, ему без меня, возможно, стало бы вообще легче жить, ведь в этом случае сэру Умбрежу не приходилось бы по нескольку раз на дню осведомляться, кто я такой и как мое имя.
Положение, одним словом, было безнадежным.
А после… когда я присосался к меху с вином… меня вдруг осенило. Идеи, подобные той, что пришла мне в голову, вспыхивают в мозгу внезапно, как молния, и озаряют все сознание ярким, слепящим, радостным светом. Боже, до чего ж простым оказался найденный мной выход! Я уже нисколько не боялся предстоявшего турнира, напротив, ждал его с великим нетерпением.
В день, назначенный для состязания, погода выдалась на славу.
И, пожалуй, впервые за время службы при дворе короля на душе у меня было радостно и светло. Все, что происходило вокруг, было мне интересно, все меня занимало.
У кромки поля, где должны были проходить поединки, стояла почетная трибуна для короля Рунсибел а и королевы Беатрис. С обеих сторон этого нарядного павильона реяли флаги и разноцветные ленты, стражники числом не менее десятка стояли навытяжку у самой трибуны — не потому что их величествам всерьез что-либо угрожало, а просто согласно заведенному порядку. Рыцари в полном боевом облачении один за другим промаршировали перед королевской четой, четко печатая шаг и отдавая их величествам честь своими обнаженными мечами. А тем временем их могучие и холеные лошади, которым также предстояло принять участие в ристалище, меланхолично потряхивали торбами, жуя овес, на противоположном конце площадки.
Я то и дело поглядывал на своего сэра Умбрежа. Не могу вам передать, как я обрадовался, убедившись, что он вышагивает перед почетной трибуной столь же браво, как и остальные рыцари. И когда все они, обнажив мечи, отсалютовали Рунсибелу и Беатрис, старик, слава богу, не выронил свое оружие в момент взмаха. Я с ужасом себе представил, что случилось бы, если б слабые старческие пальцы не удержали рукоятку и меч, взвившись в воздух, долетел бы до самой трибуны, обезглавив короля на глазах у королевы и всего двора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92