— Приветствую вас. Я — король Меандр, известный также как Безудельный король и король-скиталец. Но, впрочем, обойдемся без церемоний. Можете обращаться ко мне просто — Меандр. С меня этого будет вполне довольно.
Он всех нас по очереди оглядел и стал на каждого направлять острие своего меча. Замечу, кстати, что тяжелый и длинный двуручный меч он держал в одной руке легко, как пушинку.
«Ну и силища у этого короля Безумца», — мелькнуло у меня в голове.
— Итак, — сказал он. — Кто из вас настоящий шут? — Острие меча качнулось в сторону Одклея.
— Верно, сир. Это я, Одклей. Придворный шут. К вашим услугам.
Бедняга так и трясся от страха. Еще бы, он не сомневался, что Безумец сейчас всех нас прикончит, начиная с него. Я, признаться, тоже сперва так подумал.
Но Меандр лишь небрежно ему кивнул, и острие указало на Энтипи.
— А это… принцесса?
Она ничего ему не ответила. Смерила презрительным взглядом и надменно вскинула голову. Но тут, к немалому ее удивлению, король-отец с мягким укором произнес:
— К тебе обратился его величество Меандр, дитя мое. Пусть он властитель враждебной нам державы, ты тем не менее должна ответить ему подобающим образом.
Тогда принцесса смачно плюнула в Меандра. Плевок угодил на голенище его сапога.
«Вот и все, теперь мы уж точно покойники», — подумал я и зажмурился от ужаса.
Но Меандр, представьте себе, в ответ на эту выходку девчонки громко расхохотался.
— Многие, — весело произнес он, — позволили бы себе усомниться в том, что данный ответ ее высочества является подобающим. И еще чего доброго обиделись бы. Я же могу только одно на это сказать: молодец, принцесса. — Помолчав, он с едва сдерживаемым гневом прибавил: — Но попробуйте еще разок это повторить, и ваша шея затоскует по хорошенькой головке.
Энтипи, не раздумывая, вытянула губы, чтобы снова в него плюнуть, и я поспешно зажал ей рот ладонью, по которой тотчас же потекла струйка слюны. Не помню, чтобы я когда-нибудь так порадовался тому, что не позабыл надеть перчатки.
— А ты, выходит, все же Невпопад? — И Безудельный король так и прыснул со смеху. — Увы, бедняга Кореолис! Умереть, не отомстив своему обидчику… и вдобавок зная, что ты прав, а все, кто против тебя ополчился, заблуждаются… печальная участь. Тебе же, юноша, здорово повезло, что все так обернулось. Ведь в подтверждение твоего вранья была дана даже страшная колдовская клятва. Просто уму непостижимо, как ты сумел этого добиться? Чем ты ее так пронял, если не секрет?
— Не знаю, — честно ответил я.
— Ее? — Энтипи сердито покосилась на меня, надув губы.
— Что бы это ни было, извлеки из происшедшего урок, юноша, умей и в дальнейшем пользоваться своей властью над этой особой и ей подобными. А если снова встретишь ту плетельщицу, нашу с тобой общую знакомую, в этой ли жизни или, быть может, в следующей, передай ей от меня поклон и наилучшие пожелания.
— Ей? — снова забеспокоилась Энтипи.
— Молчите, — прошипел я сквозь зубы.
Но Меандр уже переключил внимание на Рунсибела. Направив меч в сторону нашего монарха, он с небрежным кивком констатировал:
— А вы — Рунсибел Сильный.
— К вашим услугам, Меандр Безумный, — любезно произнес наш король, ответив на поклон. На меч он даже не взглянул, а смотрел не отрываясь прямо в глаза Меандру. Интересно, что он там такое увидел?
— Большая честь для меня.
— Я польщен.
— Так это была ваша идея?
— Мой ответ будет зависеть от того, как вы намерены поступить с автором нашего плана, — глубокомысленно изрек Рунсибел. — Если его ждет смерть, то я отвечу: да, это я все придумал.
Меандр, помолчав, повернулся ко мне:
— Затея недурна. Очень даже умно, Невпопад. Поздравляю.
Он так убежденно это произнес, что у меня просто язык не повернулся отрицать свое авторство. И я сказал, мысленно прощаясь с жизнью:
— Благодарю вас, сир. Лично мне эта схема с самого начала казалась почти невыполнимой. Вы мне льстите.
— О нет! — Меандр покачал головой. — Ты умеешь мыслить нетрадиционно, оригинально, твое воображение не знает границ, Невпопад. Это может тебя далеко завести…
— Но только в том случае, — с робкой надеждой произнес я, — если вы меня не собираетесь сию минуту убить.
Меандр протяжно вздохнул:
— Похоже, все просто помешались на убийствах. Только о них и говорят. Неужто нет других тем для бесед? Или, по-вашему, мир только этим и живет? Убийствами?
— Хотелось бы надеяться, что это не так, — поспешно проговорил Рунсибел. — Я полагаю, что в душах людских должны преобладать иные, более достойные побуждения и светлые, утонченные чувства. И что красота, любовь и нежность — главные основы нашей жизни.
Я переводил взгляд с одного монарха на другого. Просто ушам своим не верил — так мирно они беседовали. Но где же скрывались скитальцы Меандра? Ведь наверняка они вернулись вместе с ним и хоронятся поблизости. Оглядевшись, я, к величайшему своему изумлению, не увидел на снегу следов множества ног. Только одна цепочка — отпечатки подошв сапог Безумного короля — вела от леса к форту. Я не знал, что и подумать…
— Утонченные чувства? — задумчиво переспросил между тем Меандр и вперил в меня свой тяжелый, потухший взор. — Любовь и нежность? Наверняка что-то подобное питала к тебе колдунья-плетельщица. Что скажешь, Невпопад? Ведь она из любви к тебе произнесла ложную клятву?
Энтипи все заметней нервничала, слыша из уст короля-скитальца новые намеки на некую молодую особу, которая была ко мне неравнодушна. Надо было как-то выкручиваться из неловкого положения, в которое его величество меня поставил. Пожав плечами, я предположил:
— Скорей, она просто чувствовала себя обязанной мне. Я ведь когда-то спас ей жизнь. Крестьяне хотели сжечь ее на костре.
Меандр покачал головой:
— Плетельщики никогда и никому не воздают добром за добро. Кроме своих собратьев по ремеслу. Считают, что простые смертные вроде нас с вами, — тут он мрачно усмехнулся, — и так все поголовно им обязаны. Таким образом, этим колдунам, выходит, свойственно себя переоценивать, как и всем прочим. Не исключая и тебя, юный оруженосец. Я не имею в виду данную ситуацию. Плетельщица явно от тебя без ума, что уж тут говорить… Представь, я тоже был когда-то молод…
— Ваше величество, при всем моем к вам…
Но Безумный король меня не слушал. Судя по выражению, которое появилось на его обезображенном шрамами лице, он мысленно перенесся в далекое-далекое время, в места, отстоявшие от форта Терракота на многие тысячи миль.
— Хотите, я вас попотчую одной историей? Которая… которую я слыхал во времена моей молодости.
Энтипи, повернувшись ко мне, сердито приказала:
— Оруженосец! Немедленно подайте мне ваш меч! Я брошусь грудью на его острие, чтобы быстрей покончить с этой пыткой!
— Помолчи, Энтипи, — сердито произнес Рунсибел.
— Однажды давным-давно…
— Милосердные боги! — простонала Энтипи, но суровый взгляд отца заставил ее умолкнуть.
— … жил-был король, — продолжил Меандр. — Не самый мудрый из всех земных властителей и не самый храбрый из них. Зато самый хладнокровный, ведь он владел самым холодным королевством на планете. В его земли, скованные снегом и льдом, никогда не заглядывало солнце, оно попросту не знало туда дороги.
В самом сердце Холодных земель, принадлежавших нашему королю, стоял огромный Ледяной дворец. Король жил в нем со своими приближенными. Он был безучастен ко всему, что его окружало, никогда не улыбался, никогда не хмурился, никогда не проявлял интереса ни к чему на свете. По целым дням сидел он на своем ледяном троне, застыв в неподвижности, как статуя, высеченная из льда, и глядел в пустоту остановившимся взором. Придворные, проходя мимо, ускоряли шаги и поглядывали на него с испугом, не зная, жив ли он еще или уже умер, замерзнув насмерть. Даже дыхание короля не превращалось в пар в студеном воздухе дворца, вот какими холодными были его могучее сердце и все его тело. Лишь изредка, если ему случалось моргнуть, приближенные осторожно кивали друг другу, заметив движение его заиндевелых ресниц, единственное свидетельство того, что земное существование короля продолжалось. В некоторых кругах его иначе и не называли, кроме как Старый Дедушка Холод или просто Дедушка Хол, хотя король был вовсе не стар. Вперив свой взгляд в пустоту, Старый Дедушка Хол тщетно пытался хоть что-нибудь там увидеть. Он понимал, что в жизни ему чего-то недостает, но никак не мог решить, чего именно.
Но однажды, в холодный и ветреный день — а иных в его королевстве не случалось, — он наконец отыскал именно то, что давно уже жаждал обрести.
Ее звали Тия. Она была звездой северного края, но, если Старого Дедушку Хола можно было уподобить ледяной глыбе, то Тия являла собой бриллиант чистейшей воды, в гранях которого искрится и переливается сказочный свет, жар тысячи солнц взамен одного, которое никогда не появлялось в холодном королевстве. И король холода наслаждался этим жаром своей избранницы, вбирал в себя лучи, которые лились во все стороны с каждой из бесчисленных граней этого алмаза, — без всякой боязни растаять.
И подданные короля горячо полюбили его супругу, ставшую самой яркой звездой их угрюмого северного неба. Им по душе было то, как благотворно повлияла юная Тия на характер и манеры их Старого Дедушки Хола. Теперь с его замерзшего лица не сходила веселая улыбка. И хотя в королевстве по-прежнему царила стужа, на душе у короля сделалось тепло. Он наконец нашел то, что так долго искал. Он одарил супругу своей самой горячей любовью. Он сделал ее полновластной хозяйкой своих владений. А еще он преподнес ей удивительно красивый, изящный кинжал, который передавался в его семье из поколения в поколение. Сделанный из тончайшей стали, легкий и почти прозрачный, он был также необыкновенно острым. Кинжал даже название имел — Льдинка. Королева Тия приняла его с благодарностью и всегда держала при себе.
Однажды Старый Дедушка Хол вышел на галерею своего Ледяного дворца и сказал своим подданным:
— У меня теперь есть все, о чем только может мечтать смертный! Я всемогущ! Я владею огромным северным краем! Я силен как никто, непобедим и неуязвим!
Произнеся это, король совершил страшную, непоправимую ошибку. Никому нельзя хвалиться своим могуществом, превозносить себя в присутствии злобных и мстительных северных божеств, которые слышат любое слово, произносимое под угрюмым северным небом. Боги эти обозлились на короля и решили с ним разделаться. Поставить его на место. Чтобы он раз и навсегда узнал, кто настоящие хозяева Холодного Севера.
Вскоре после этого Старый Дедушка Хол и его супруга Тия отправились в путешествие. Небо было ясное, вокруг царила тишина. Ни ветерка, ни облачка. Самоуверенный король понадеялся, что со стороны природных стихий ему и его спутникам ничто не грозит. Но северные божества избрали именно тот день и час для того, чтобы ему отомстить.
Король с супругой и их эскорт, проехав по снежной дороге всего каких-нибудь несколько десятков миль, были застигнуты в пути жесточайшей бурей, какой не помнили даже старожилы этих мест.
С небес посыпался снег. Он падал, и падал, и падал огромными хлопьями, и свет померк, и вокруг ничего не стало видно, кроме снега. Он был всюду — вверху, внизу, спереди и сзади, и в этой мгле спутники Старого Дедушки Хола и его супруги потеряли королевскую чету из виду. А король, хотя он прежде исходил и изъездил свои владения вдоль и поперек и знал, казалось, каждую пядь своей укрытой льдом и снегом земли, в тот ужасный день сбился с пути и перестал понимать, где находилось небо, а где объятая холодом тундра, где восток, а где запад.
И тогда Старый Дедушка Хол и Тия, обнаружив на своем пути просторную и сухую пещеру, решили укрыться в ней от непогоды. Но северные божества, еще пуще разозлившись на короля, которого вознамерились уничтожить, устроили так, что вход в пещеру тотчас же завалило снегом, который все продолжал падать с небес, и вскоре у отверстия вырос целый обледенелый сугроб. Старый Дедушка Хол и Тия оказались замурованы в пещере. Сквозь трещины в верхних ее сводах внутрь проникал воздух и узкие лучи тусклого света, которые тонули во мраке этой каменной гробницы.
Час проходил за часом, день за днем. Пленники не знали, сколько времени длилось их заточение в полутемной холодной пещере. Никакой пищи у них не было. Жажду они утоляли, жуя снег и лед. Но снежная буря не стихала, и вскоре король и Тия так ослабели, что едва могли подняться на ноги. Никто не знал, где они, и надежда на спасение их покинула.
Поначалу они о многом говорили друг с другом. Мечтали, как вырвутся из своего заточения, как будут жить дальше. Они говорили о своей вечной любви друг к другу, о будущих детях — красивых и сильных сыновьях, наследниках трона, которых Тия родит супругу. И оба час от часа продолжали терять силы. Не раз Старый Дедушка Хол подумывал о том, не попытаться ли им пробить корку смерзшегося снега у входа в пещеру, чтобы выбраться наружу. Но что их там ждало? Метель не стихала, и найти дорогу домой было невозможно. Они оба замерзли бы насмерть на ледяном ветру.
Прошло еще несколько дней, и наконец король сказал супруге:
— У нас нет иного выхода. Чем погибать здесь от голода, не лучше ли выбраться наружу, не разумней ли будет попытаться отыскать наш дворец, пройти сквозь бурю назло стихиям?
— Я слишком слаба, чтобы идти, — вздохнула Тия. Она говорила правду: от голода она стала почти невесомой, и очертания ее тела едва угадывались под тяжелыми одеждами из пушистого меха. — Мне не вынести тягот этого долгого пути под колючим ветром со снегом. И тебе тоже его не одолеть. Ты должен остаться здесь, пока не кончится ураган.
— Не могу я ждать! — возразил ей король. — Мы с тобой вконец истощены. Еще немного, и нам обоим будет не миновать голодной смерти.
— Это не совсем так, любовь моя, — слабым голосом отвечала ему Тия. — Я могу в самое ближайшее время умереть от истощения, это правда. Но моя смерть мало что в мире изменит. — Глаза королевы сверкнули и заискрились, почти как прежде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92