термекс водонагреватели официальный сайт
Он уверял, что слушает его внимательно, но не ждал ничего особенного.
– Поначалу, – объяснял Маккейн, – мы учредим новую компанию. Назовем ее, скажем, Fontanelli Power. Уставная цель – торговля электроэнергией. В Европе самое позднее через четыре года этот рынок будет либерализован, так что речь идет о перспективной отрасли. В качестве уставного капитала мы внесем наши различные электростанции, так что они будут принадлежать в будущем Fontanelli Power, акции которой станут принадлежать Fontanelli Enterprises, так что в отношениях владения де-факто вначале ничего не изменится.
Учреждение Fontanelli Power Limited было делом простым, его оформили в несколько дней. В принципе произошло не что иное, как выделение маленькой части существующей фирмы под новым именем. И с собственным фирменным логотипом, эскизы которого недорого сделало одно рекламное агентство из Нью-Йорка, в котором Fontanelli Enterprises было акционером.
– Теперь второй шаг. Мы объявляем, что Fontanelli Power выходит на биржу. Это несколько хлопотнее, поскольку придется выполнить множество юридических предписаний, но прежде всего надо в преддверии введения на биржу пробудить интерес вкладчиков. Что с учетом имени Фонтанелли не будет проблемой.
Всю юридическую часть обеспечивали юристы фирмы, и в обсуждениях появились понятия биржевой проспект и новая эмиссия, которые Джон себе пометил, чтобы впоследствии почитать об их взаимосвязи. Рекламное агентство разработало рекламную кампанию, которая в итоге не понадобилась, поскольку на основе газетных сообщений к акциям Fontanelli Power и так возник непомерный интерес.
– Мы выбросим на рынок лишь маленькую часть акций. Скажем так, пятнадцать процентов. Поскольку акции из-за этого будут превышены…
– Будут что? – спросил Джон, которого раздражала китайская грамота биржевого языка.
Маккейн снова взялся поучать его.
– Заявок на покупку подано больше, чем будет выставлено на продажу акций. Мы разделим акции на лоты, что лишь обострит жажду тех, кому они не достанутся. Следите внимательно.
Цена акции при эмиссии составляла 28 долларов. Уже к концу первого дня торгов курс был 59 долларов, а через неделю он подскочил до 103 долларов.
– Вы видели, что произошло? У нас все еще 85 процентов Fontanelli Power, но эти 85 процентов теперь стоят больше, чем вся фирма до выставления на биржу. Таким образом, наше введенное состояние, пусть всего лишь на бумаге, но совершенно легально и в соответствии с правилами игры на бирже, за неделю утроилось.
Джону все это показалось сюрреальным.
– И теперь мы продадим все? – попытался отгадать он.
– Вот уж нет. Это было бы безумие: как только мы выбросим на биржу остальные акции, предложение превысит спрос и обрушит цену.
– Значит, это только видимость состояния?
– Что значит видимость? Ваш триллион существует тоже лишь в форме магнитных импульсов в компьютерах банков. Ни один из этих банков не был бы в состоянии выплатить вам все наличными деньгами.
– Но какая нам польза с того, что наша фирма стоит в три раза больше, чем на прошлой неделе, если мы не можем обратить ее стоимость в деньги?
Маккейн хитро улыбнулся:
– Очень просто. До сих пор мы покупали фирмы и платили за это деньги. Теперь мы сможем забирать фирмы, в обмен предлагая акции Fontanelli Power. Нам придется лишь следить за тем, чтобы у нас оставался 51 процент, тогда мы сможем контролировать предприятие. Этот маневр позволяет нам получать в нашу собственность фирмы за деньги, которых вообще нет.
Джону пришлось попросить дополнительных разъяснений, и Маккейн нарисовал ему схему действия этого приема в блокноте.
– И правда, – с трудом поверил Джон.
– Эти правила как будто созданы для нас, – сказал Маккейн с нескрываемым чувством победы. – А скоро будет еще лучше.
– Это как?
– Намного лучше. Мы учредим свой банк.
* * *
Через год существования Fontanelli Enterprises из слияния нескольких банков, которые Маккейн скупил главным образом в Средиземноморском регионе, возник Banco Fontanelli di Firenze, крупнейший частный банк с резиденцией во Флоренции.
Поскольку имя Фонтанелли в сознании общественности ассоциировалось с непостижимой суммой триллион долларов, это известие прозвучало так, будто Banco Fontanelli – крупнейший в мире банк. На самом деле в момент его создания он занимал приблизительно четырехсотое место. Сам Джон Фонтанелли имел в собственном банке довольно скромный счет – по сравнению с его счетами в американских и японских банковских гигантах, – но это обстоятельство никогда не становилось достоянием гласности, поскольку частные банки подлежали лишь ограниченной документальной прозрачности. Для «человека с улицы» Банк Фонтанелли располагал капиталом свыше триллиона долларов и невольно вызывал доверие. Многочисленные крупные вкладчики приняли решение в его пользу. Уже через несколько недель Банк Фонтанелли занимал 130-е место, неудержимо стремясь вверх.
– Мы станем одним из крупнейших банков мира, – предсказал Маккейн с уверенностью в победе, – и все на деньгах чужих людей.
* * *
– А для чего нам банк? – спросил Джон.
– Чтобы контролировать деньги, – ответил Маккейн, не отрываясь от документов, которые он изучал.
Их самолет был на пути во Флоренцию, он летел над лучисто-синим Средиземным морем, поверх крохотных, будто нащипанных облаков. Они должны были принять участие в заседании правления, а после обеда снова вернуться в Лондон, чтобы успеть пожелать счастья Марко, который сегодня женился.
– Но как банк может контролировать деньги других людей? Если любой владелец счета в любой момент может отозвать свои деньги и сделать с ними что хочет?
Теперь Маккейн поднял голову.
– Для многих вкладов это совсем не так. Помимо того, все люди не снимают свои деньги разом; это означало бы крах банка. Нет, деньгами, которые вкладчики нам отдали, мы можем пораспоряжаться.
– Но за это мы должны платить им проценты.
– Естественно.
Джон взял лист с действующими процентными ставками Банка Фонтанелли.
– Честно признаться, это не выглядит таким уж хорошим гешефтом.
– Потому что вы смотрите на процентные ставки как человек с улицы. Три процента для сберегательного вклада, десять процентов за кредит, и человек прикидывает, что банк зарабатывает разницу – семь процентов. Что считается приемлемым. Но функционирует это по-другому.
– А именно?
Маккейн улыбнулся своей тонкой улыбкой.
– Когда слышишь это впервые, звучит неправдоподобно. Но вы можете прочитать это в любом учебнике по банковскому делу. Банковский бизнес функционирует так: допустим, на вкладах, которыми мы распоряжаемся, 100 миллионов долларов. Из них мы обязаны держать у себя предписанный законом минимальный резерв, скажем, десять процентов, а остальное, в нашем случае 90 миллионов долларов, можем раздать как кредиты. Тот, кто берет у нас кредит, должен иметь счет, по возможности у нас – мы можем, если захотим, сделать это условием кредита, и тогда деньги, которые мы ему даем, снова оказываются у нас. В идеале мы получаем для выдачи кредитов еще 90 миллионов долларов, из которых мы снова, за вычетом минимального резерва, 81 миллион можем раздать на кредиты, которые опять приземлятся в наши же кассы, и так далее. Таким образом, 100 миллионов долларов вкладов мы можем превратить в 900 миллионов ссуды, за которую мы получаем оговоренные десять процентов в год, которые в сумме составляют 90 миллионов. Ну что, похоже это на хороший гешефт?
Джон не мог поверить своим ушам.
– Неужели это в самом деле так?
– Да. Звучит как лицензия на печатание денег, правда?
– Да уж не меньше.
– И у нас в руках – контроль. Мы можем решать, кому мы ссудим деньги, а кому нет. Мы можем привести фирму к краху, потребовав возврата кредитов, которые у нас же и крутятся. Имеем на это полное право, кстати; если будем утверждать, что видим угрозу надежности кредита. Захватывающе, верно?
– И это легально?
– Абсолютно. Именно такие правила игры предусмотрены законодательством и находятся под надзором государства. Банкиры – самые авторитетные, самые уважаемые люди, какие только могут быть. И мы, – улыбнулся Маккейн, снова обращаясь к документам, – в этом избранном кругу такие же авторитетные и уважаемые члены. Нам будут доверены тайны, которых не знает больше никто. Мы будем делать гешефт, невозможный для стоящих вне этого круга. Не говоря уже о том, что обладание собственным банком великолепно приспособлено для того, чтобы защитить финансовые сделки от пристального государственного ока. Если бы банков не было, их следовало бы придумать.
* * *
Массивное одиннадцатиэтажное строение из песчаника находилось, так сказать, в тени Всемирного торгового центра, что, по насмешливому замечанию Маккейна, ставило с ног на голову реальное соотношение дел. Над порталом красовался громадный, покрытый сусальным золотом рельеф, на котором было начертано: «Кредит – это воздух свободной торговли. Он внес в богатство наций тысячекратно больше, чем все золотые прииски мира». Джон был совершенно ослеплен, когда они ступили на тайную территорию, в Moody's Investors Service, крупнейшее в мире агентство оценки капиталовложений.
Здесь исследовали на степень риска фирмы, страны, нации – все, во что можно было инвестировать. Ни в каком другом месте мира не была так защищена секретная информация стольких государств и предприятий. Ни один непрошеный посетитель не мог ступить в кабинет сотрудника, будь то сам папа римский. Аналитики, проверявшие государственные финансы по заявке национальных министерств, разъезжали исключительно вдвоем, во избежание попыток подкупа, и их личные инвестиции должны были вкладываться открыто, во избежание конфликта интересов. Оценка кредитоспособности государственных займов через Moody's сказывалась на процентах, которые правительства платили по облигациям. Moody's был нечувствителен к попыткам правительств оказать на него давление. Если Moody's незадолго до выборов подвергал проверке кредитный статус какой-то страны, это могло означать, что правящая партия, считай, проиграла выборы. Именно это произошло недавно в Австралии и привело к тяжелейшему поражению правящей партии лейбористов.
В принципе, у них не было конкретной причины для посещения.
– Moody's – один из реальных центров мировой власти, – просто сказал Маккейн. – Нам не повредит там показаться. Раз уж мы очутились в этих краях.
Их провели в приемную, устланную толстыми коврами, а затем на одиннадцатый этаж, в элегантное помещение для переговоров, где их приветствовал президент этой фирмы, основанной в начале века.
– Какая честь, мистер Фонтанелли, познакомиться с вами лично, – сказал он, очевидно взволнованный.
Затем он заверил их, что Banco Fontanelli di Firenze, разумеется, получило наивысшую оценку и стоит в сводках под желанным Тройным А. «И если бы мы располагали четвертым А, вы бы получили и его», – добавил он с блеском в глазах. Джон не удивился бы, если б этот седой господин попросил у него автограф. В чертах лица президента он видел себя самого, того Джона Фонтанелли, которого он до сих пор не знал. Для заслуженного аналитика он, богатейший человек истории, был воплощением кредитоспособности. Просто бог Мамона собственной персоной.
– Приятно слышать, – сказал Джон и улыбнулся.
* * *
Со временем они повидали и другие учреждения, о которых Джон никогда прежде не слышал. Society For Worldwide Interbank Financial Telecommunication, сокращенно SWIFT, тоже принял за честь посещение Джона Фонтанелли. Лимузин с тонированными стеклами вывез их из Амстердама и доставил по петляющей дороге к зданию, вид и размеры которого угадывались лишь схематично.
– Синьор Вакки тоже был здесь однажды, – рассказал им бледный голландец с голым черепом, ведя их вдоль коридора, где сквозь бронированное стекло виднелись бесконечные ряды больших компьютеров. – Правда, уже давно. Как у него дела?
– Хорошо, – коротко ответил Джон, которому не хотелось распространяться на эту тему.
SWIFT, узнал он, ежегодно организует по всему миру пятьсот миллионов денежных переводов. Обладая техникой кодирования, которая удовлетворила бы и военные требования, организация отвечала за то, чтобы банки могли прийти к обязательным соглашениям по электронным переводам. Послания SWIFT должны были подтверждаться дважды, прежде чем последует сама операция. Проникнуть в эту систему извне было невозможно. Нервные волокна глобальной финансовой системы были защищены, как бункер с атомными бомбами, и засекречены, как коды доступа к ним.
* * *
Приехав в Брюссель на переговоры с депутатами Европарламента, они посетили Euroclear – организацию, которая осуществляла международную торговлю ценными бумагами и скрывалась за анонимным фасадом из гранита и стекла на Avenue Jaqumain. Здесь они не могли даже увидеть компьютерную централь, не то что войти в нее – это могли сделать лишь десять из девятисот сотрудников, – но зато им показали генераторы аварийного электроснабжения и резервуары с запасом охлаждающей воды на крыше. В некоем засекреченном месте, узнали они, все устройства полностью продублированы и готовы взять на себя все операции, если вычислительный центр выйдет из строя. Сделки на бирже проводятся в секунды по одному выкрику, но собственно операция может длиться до трех дней, хотя в распоряжении организации имелось лучшее электронное оборудование, а связь была всемирной.
– Не разумнее ли было все мои активы во всех других банках перевести к нам? – спросил Джон во время следующего перелета.
– Об этом я уже думаю, – ответил Маккейн и склонил голову. – Доходнее это было бы точно. Но, с другой стороны, остальные банки дрожат при мысли, что вы однажды сделаете именно это. И мне нравится видеть их дрожащими.
* * *
Так они неустанно неслись вокруг Земли, учиняли гигантские реорганизации и реструктуризации, покупали и продавали, проводили меры рационализации в заседаниях, которые редко длились дольше получаса. Если было ясно, что конференция потребует больше времени, они проводили ее в воздухе, по дороге к следующей цели, откуда их партнеры по переговорам возвращались на родину уже рейсовыми самолетами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
– Поначалу, – объяснял Маккейн, – мы учредим новую компанию. Назовем ее, скажем, Fontanelli Power. Уставная цель – торговля электроэнергией. В Европе самое позднее через четыре года этот рынок будет либерализован, так что речь идет о перспективной отрасли. В качестве уставного капитала мы внесем наши различные электростанции, так что они будут принадлежать в будущем Fontanelli Power, акции которой станут принадлежать Fontanelli Enterprises, так что в отношениях владения де-факто вначале ничего не изменится.
Учреждение Fontanelli Power Limited было делом простым, его оформили в несколько дней. В принципе произошло не что иное, как выделение маленькой части существующей фирмы под новым именем. И с собственным фирменным логотипом, эскизы которого недорого сделало одно рекламное агентство из Нью-Йорка, в котором Fontanelli Enterprises было акционером.
– Теперь второй шаг. Мы объявляем, что Fontanelli Power выходит на биржу. Это несколько хлопотнее, поскольку придется выполнить множество юридических предписаний, но прежде всего надо в преддверии введения на биржу пробудить интерес вкладчиков. Что с учетом имени Фонтанелли не будет проблемой.
Всю юридическую часть обеспечивали юристы фирмы, и в обсуждениях появились понятия биржевой проспект и новая эмиссия, которые Джон себе пометил, чтобы впоследствии почитать об их взаимосвязи. Рекламное агентство разработало рекламную кампанию, которая в итоге не понадобилась, поскольку на основе газетных сообщений к акциям Fontanelli Power и так возник непомерный интерес.
– Мы выбросим на рынок лишь маленькую часть акций. Скажем так, пятнадцать процентов. Поскольку акции из-за этого будут превышены…
– Будут что? – спросил Джон, которого раздражала китайская грамота биржевого языка.
Маккейн снова взялся поучать его.
– Заявок на покупку подано больше, чем будет выставлено на продажу акций. Мы разделим акции на лоты, что лишь обострит жажду тех, кому они не достанутся. Следите внимательно.
Цена акции при эмиссии составляла 28 долларов. Уже к концу первого дня торгов курс был 59 долларов, а через неделю он подскочил до 103 долларов.
– Вы видели, что произошло? У нас все еще 85 процентов Fontanelli Power, но эти 85 процентов теперь стоят больше, чем вся фирма до выставления на биржу. Таким образом, наше введенное состояние, пусть всего лишь на бумаге, но совершенно легально и в соответствии с правилами игры на бирже, за неделю утроилось.
Джону все это показалось сюрреальным.
– И теперь мы продадим все? – попытался отгадать он.
– Вот уж нет. Это было бы безумие: как только мы выбросим на биржу остальные акции, предложение превысит спрос и обрушит цену.
– Значит, это только видимость состояния?
– Что значит видимость? Ваш триллион существует тоже лишь в форме магнитных импульсов в компьютерах банков. Ни один из этих банков не был бы в состоянии выплатить вам все наличными деньгами.
– Но какая нам польза с того, что наша фирма стоит в три раза больше, чем на прошлой неделе, если мы не можем обратить ее стоимость в деньги?
Маккейн хитро улыбнулся:
– Очень просто. До сих пор мы покупали фирмы и платили за это деньги. Теперь мы сможем забирать фирмы, в обмен предлагая акции Fontanelli Power. Нам придется лишь следить за тем, чтобы у нас оставался 51 процент, тогда мы сможем контролировать предприятие. Этот маневр позволяет нам получать в нашу собственность фирмы за деньги, которых вообще нет.
Джону пришлось попросить дополнительных разъяснений, и Маккейн нарисовал ему схему действия этого приема в блокноте.
– И правда, – с трудом поверил Джон.
– Эти правила как будто созданы для нас, – сказал Маккейн с нескрываемым чувством победы. – А скоро будет еще лучше.
– Это как?
– Намного лучше. Мы учредим свой банк.
* * *
Через год существования Fontanelli Enterprises из слияния нескольких банков, которые Маккейн скупил главным образом в Средиземноморском регионе, возник Banco Fontanelli di Firenze, крупнейший частный банк с резиденцией во Флоренции.
Поскольку имя Фонтанелли в сознании общественности ассоциировалось с непостижимой суммой триллион долларов, это известие прозвучало так, будто Banco Fontanelli – крупнейший в мире банк. На самом деле в момент его создания он занимал приблизительно четырехсотое место. Сам Джон Фонтанелли имел в собственном банке довольно скромный счет – по сравнению с его счетами в американских и японских банковских гигантах, – но это обстоятельство никогда не становилось достоянием гласности, поскольку частные банки подлежали лишь ограниченной документальной прозрачности. Для «человека с улицы» Банк Фонтанелли располагал капиталом свыше триллиона долларов и невольно вызывал доверие. Многочисленные крупные вкладчики приняли решение в его пользу. Уже через несколько недель Банк Фонтанелли занимал 130-е место, неудержимо стремясь вверх.
– Мы станем одним из крупнейших банков мира, – предсказал Маккейн с уверенностью в победе, – и все на деньгах чужих людей.
* * *
– А для чего нам банк? – спросил Джон.
– Чтобы контролировать деньги, – ответил Маккейн, не отрываясь от документов, которые он изучал.
Их самолет был на пути во Флоренцию, он летел над лучисто-синим Средиземным морем, поверх крохотных, будто нащипанных облаков. Они должны были принять участие в заседании правления, а после обеда снова вернуться в Лондон, чтобы успеть пожелать счастья Марко, который сегодня женился.
– Но как банк может контролировать деньги других людей? Если любой владелец счета в любой момент может отозвать свои деньги и сделать с ними что хочет?
Теперь Маккейн поднял голову.
– Для многих вкладов это совсем не так. Помимо того, все люди не снимают свои деньги разом; это означало бы крах банка. Нет, деньгами, которые вкладчики нам отдали, мы можем пораспоряжаться.
– Но за это мы должны платить им проценты.
– Естественно.
Джон взял лист с действующими процентными ставками Банка Фонтанелли.
– Честно признаться, это не выглядит таким уж хорошим гешефтом.
– Потому что вы смотрите на процентные ставки как человек с улицы. Три процента для сберегательного вклада, десять процентов за кредит, и человек прикидывает, что банк зарабатывает разницу – семь процентов. Что считается приемлемым. Но функционирует это по-другому.
– А именно?
Маккейн улыбнулся своей тонкой улыбкой.
– Когда слышишь это впервые, звучит неправдоподобно. Но вы можете прочитать это в любом учебнике по банковскому делу. Банковский бизнес функционирует так: допустим, на вкладах, которыми мы распоряжаемся, 100 миллионов долларов. Из них мы обязаны держать у себя предписанный законом минимальный резерв, скажем, десять процентов, а остальное, в нашем случае 90 миллионов долларов, можем раздать как кредиты. Тот, кто берет у нас кредит, должен иметь счет, по возможности у нас – мы можем, если захотим, сделать это условием кредита, и тогда деньги, которые мы ему даем, снова оказываются у нас. В идеале мы получаем для выдачи кредитов еще 90 миллионов долларов, из которых мы снова, за вычетом минимального резерва, 81 миллион можем раздать на кредиты, которые опять приземлятся в наши же кассы, и так далее. Таким образом, 100 миллионов долларов вкладов мы можем превратить в 900 миллионов ссуды, за которую мы получаем оговоренные десять процентов в год, которые в сумме составляют 90 миллионов. Ну что, похоже это на хороший гешефт?
Джон не мог поверить своим ушам.
– Неужели это в самом деле так?
– Да. Звучит как лицензия на печатание денег, правда?
– Да уж не меньше.
– И у нас в руках – контроль. Мы можем решать, кому мы ссудим деньги, а кому нет. Мы можем привести фирму к краху, потребовав возврата кредитов, которые у нас же и крутятся. Имеем на это полное право, кстати; если будем утверждать, что видим угрозу надежности кредита. Захватывающе, верно?
– И это легально?
– Абсолютно. Именно такие правила игры предусмотрены законодательством и находятся под надзором государства. Банкиры – самые авторитетные, самые уважаемые люди, какие только могут быть. И мы, – улыбнулся Маккейн, снова обращаясь к документам, – в этом избранном кругу такие же авторитетные и уважаемые члены. Нам будут доверены тайны, которых не знает больше никто. Мы будем делать гешефт, невозможный для стоящих вне этого круга. Не говоря уже о том, что обладание собственным банком великолепно приспособлено для того, чтобы защитить финансовые сделки от пристального государственного ока. Если бы банков не было, их следовало бы придумать.
* * *
Массивное одиннадцатиэтажное строение из песчаника находилось, так сказать, в тени Всемирного торгового центра, что, по насмешливому замечанию Маккейна, ставило с ног на голову реальное соотношение дел. Над порталом красовался громадный, покрытый сусальным золотом рельеф, на котором было начертано: «Кредит – это воздух свободной торговли. Он внес в богатство наций тысячекратно больше, чем все золотые прииски мира». Джон был совершенно ослеплен, когда они ступили на тайную территорию, в Moody's Investors Service, крупнейшее в мире агентство оценки капиталовложений.
Здесь исследовали на степень риска фирмы, страны, нации – все, во что можно было инвестировать. Ни в каком другом месте мира не была так защищена секретная информация стольких государств и предприятий. Ни один непрошеный посетитель не мог ступить в кабинет сотрудника, будь то сам папа римский. Аналитики, проверявшие государственные финансы по заявке национальных министерств, разъезжали исключительно вдвоем, во избежание попыток подкупа, и их личные инвестиции должны были вкладываться открыто, во избежание конфликта интересов. Оценка кредитоспособности государственных займов через Moody's сказывалась на процентах, которые правительства платили по облигациям. Moody's был нечувствителен к попыткам правительств оказать на него давление. Если Moody's незадолго до выборов подвергал проверке кредитный статус какой-то страны, это могло означать, что правящая партия, считай, проиграла выборы. Именно это произошло недавно в Австралии и привело к тяжелейшему поражению правящей партии лейбористов.
В принципе, у них не было конкретной причины для посещения.
– Moody's – один из реальных центров мировой власти, – просто сказал Маккейн. – Нам не повредит там показаться. Раз уж мы очутились в этих краях.
Их провели в приемную, устланную толстыми коврами, а затем на одиннадцатый этаж, в элегантное помещение для переговоров, где их приветствовал президент этой фирмы, основанной в начале века.
– Какая честь, мистер Фонтанелли, познакомиться с вами лично, – сказал он, очевидно взволнованный.
Затем он заверил их, что Banco Fontanelli di Firenze, разумеется, получило наивысшую оценку и стоит в сводках под желанным Тройным А. «И если бы мы располагали четвертым А, вы бы получили и его», – добавил он с блеском в глазах. Джон не удивился бы, если б этот седой господин попросил у него автограф. В чертах лица президента он видел себя самого, того Джона Фонтанелли, которого он до сих пор не знал. Для заслуженного аналитика он, богатейший человек истории, был воплощением кредитоспособности. Просто бог Мамона собственной персоной.
– Приятно слышать, – сказал Джон и улыбнулся.
* * *
Со временем они повидали и другие учреждения, о которых Джон никогда прежде не слышал. Society For Worldwide Interbank Financial Telecommunication, сокращенно SWIFT, тоже принял за честь посещение Джона Фонтанелли. Лимузин с тонированными стеклами вывез их из Амстердама и доставил по петляющей дороге к зданию, вид и размеры которого угадывались лишь схематично.
– Синьор Вакки тоже был здесь однажды, – рассказал им бледный голландец с голым черепом, ведя их вдоль коридора, где сквозь бронированное стекло виднелись бесконечные ряды больших компьютеров. – Правда, уже давно. Как у него дела?
– Хорошо, – коротко ответил Джон, которому не хотелось распространяться на эту тему.
SWIFT, узнал он, ежегодно организует по всему миру пятьсот миллионов денежных переводов. Обладая техникой кодирования, которая удовлетворила бы и военные требования, организация отвечала за то, чтобы банки могли прийти к обязательным соглашениям по электронным переводам. Послания SWIFT должны были подтверждаться дважды, прежде чем последует сама операция. Проникнуть в эту систему извне было невозможно. Нервные волокна глобальной финансовой системы были защищены, как бункер с атомными бомбами, и засекречены, как коды доступа к ним.
* * *
Приехав в Брюссель на переговоры с депутатами Европарламента, они посетили Euroclear – организацию, которая осуществляла международную торговлю ценными бумагами и скрывалась за анонимным фасадом из гранита и стекла на Avenue Jaqumain. Здесь они не могли даже увидеть компьютерную централь, не то что войти в нее – это могли сделать лишь десять из девятисот сотрудников, – но зато им показали генераторы аварийного электроснабжения и резервуары с запасом охлаждающей воды на крыше. В некоем засекреченном месте, узнали они, все устройства полностью продублированы и готовы взять на себя все операции, если вычислительный центр выйдет из строя. Сделки на бирже проводятся в секунды по одному выкрику, но собственно операция может длиться до трех дней, хотя в распоряжении организации имелось лучшее электронное оборудование, а связь была всемирной.
– Не разумнее ли было все мои активы во всех других банках перевести к нам? – спросил Джон во время следующего перелета.
– Об этом я уже думаю, – ответил Маккейн и склонил голову. – Доходнее это было бы точно. Но, с другой стороны, остальные банки дрожат при мысли, что вы однажды сделаете именно это. И мне нравится видеть их дрожащими.
* * *
Так они неустанно неслись вокруг Земли, учиняли гигантские реорганизации и реструктуризации, покупали и продавали, проводили меры рационализации в заседаниях, которые редко длились дольше получаса. Если было ясно, что конференция потребует больше времени, они проводили ее в воздухе, по дороге к следующей цели, откуда их партнеры по переговорам возвращались на родину уже рейсовыми самолетами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96