– Вы находитесь в несравненной позиции, мистер Фонтанелли. Вы можете стать могущественнейшим человеком в мире. Ваши деньги, ваша тысяча миллиардов долларов могущественней всех атомных ракет, потому что деньги – жизненные соки мира, его кровь, его определяющий элемент. Если у вас есть деньги, мир вам по яйца.
Он указал на книгу, которая все еще лежала раскрытой на странице с диаграммой, показывающей переход в мир продолжительного существования.
– Само по себе это не наступит никогда. Я знаю это, вы знаете это, каждый это знает. Прошедшие двадцать лет не оставили ни одного разумного сомнения. Единственный шанс, который еще остается, заключается в том, что придет некто, обладающий властью сказать: мы пойдем этим путем. Вы, мистер Фонтанелли. Вы можете принять такое решение. Потому что вы можете их заставить.
19
– Это и есть ваш план?
– Да.
– Заставить их?
– Другой возможности нет, – сказал Маккейн. Взгляд его, казалось, мог прожигать дыры в мебели. – В этом, признаться, нет ничего приятного. Но то, что случится в противном случае, будет еще менее приятно.
– Заставить их? Разве я смогу? – Джон поднял руки. – Ну, хорошо, триллион долларов – это целая куча денег – но разве этого хватит?
Маккейн только кивнул.
Джон покачал головой:
– Я читал про банки, на балансе у которых по четыреста–пятьсот миллиардов. Ситибанк, например, да? И японские банки, названий я не запомнил. Есть страховки, гарантирующие сотни миллиардов…
– Да, – снова кивнул Маккейн. – Но ваш триллион, мистер Фонтанелли, не только единственный в своем роде, он обладает одним решающим преимуществом: он принадлежит вам! – Он снова принялся ходить по комнате. Теперь Джон понимал, почему здесь такой истертый ковер. – Банки, страховки и инвестиционные фонды – и поверьте мне, я знаю, о чем говорю, – это рабы рынка. Посыльные богатства. Миллиарды, которыми они двигают, им только доверены, и если они их не приумножат при помощи хозяйственной деятельности, они их лишатся. Это не только сужает пространство действия, это полностью аннулирует их власть. Какое решение они властны принять? Купить эти акции или те. И это решение зависит от того, от каких акций они ожидают большей прибыли. Я в моей фирме управляю пятьюстами миллионами фунтов. Как вы думаете, что произойдет, если я приму решение купить за эти деньги земли в бассейне Амазонки, чтобы спасти тропические леса? Вкладчики в мгновение ока заберут свои деньги назад, а я окажусь либо в тюрьме, либо в сумасшедшем доме. При том, что это была бы инвестиция, которая обогатит детей и внуков этих инвесторов – но она не принесла бы доходов. Понимаете, что я имею в виду? Вы видите разницу? Банки хоть и владеют деньгами, но они не распоряжаются ими свободно. Они лишь исполняют инвестиционные намерения своих вкладчиков. Не путайте владение и собственность. Собственность – это решающее.
Он зашел за письменный стол и достал из-под стекла бумажку, которая, видимо, давно дожидалась своего часа.
– Теперь к вашему второму вопросу – что же представляет собой триллион долларов? Я тут записал для сравнения несколько цифр. Такие цифры, кстати сказать, не так легко добыть, да они и не требуются человеку на каждый день. Эти цифры относятся к 1993 году, они взяты из статистики Financial Times. Судя по ним, общий оборот мировой торговли составил в 1993 году 4,5 триллиона долларов, из которых один триллион долларов составили услуги. Если причислить сюда доходы, получаемые за границей, и международные денежные трансферты, мы выйдем на потребность в валюте в 5,8 триллиона долларов. Общая оценка капитала действующих на бирже фирм США составляет 3,3 и Японии – 2,3 триллиона долларов, а в целом по всему миру это 8,8 триллиона долларов. – Он поднял голову. – Ваш триллион, мистер Фонтанелли, большие деньги. Недостаточные, чтобы купить весь мир, но достаточные, чтобы определять направление его движения.
Джон потер лоб. Все это было так много, так тяжело, так подавляюще.
– Но как это должно происходить в реальности? – спросил он, наконец. Голос его прозвучал так жалобно, почти слезливо, что он рассердился на себя. – Я что, выйду и скажу: делаем в будущем так и так, а не то… А не то что? И кому я должен это сказать?
– Нет, это происходит совсем по-другому, – улыбнулся Маккейн и сунул свою бумажку в карман. – Власть – это не шантаж. Нет, единственное, что вы должны делать, – это покупать фирмы. К вашей выгоде, о чем я еще не упомянул, вам не нужно владеть этими фирмами целиком, чтобы иметь возможность их контролировать. Достаточно, чтобы вам принадлежал 51 процент их стоимости. Иногда достаточно и меньше. А если вы контролируете фирму, вы можете за ее деньги покупать другие фирмы, таким образом вы существенно повышаете влияние вашего состояния. К этому добавляется, что решающие в наши дни производственные факторы – интеллект, ноу-хау, личная активность – в экономике и организации производства оцениваются совершенно неправильно, поскольку эта оценка все еще ориентирована на отношения раннего капитализма. Она основана на производственных фондах, складских запасах, машинах и так далее. Но представьте себе, что вы натолкнулись на молодую, маленькую фирму, основатель которой носится с фантастической идеей, для осуществления которой ему нужно лишь немного денег на пару компьютеров, и тогда вы сможете за пятьдесят или сто тысяч долларов и кредит в несколько миллионов – который вы получите назад даже с процентами – получить контроль над фирмой, которая через пять лет будет стоить миллиарды. – Он сложил ладони. – И, разумеется, вы не добьетесь ничего, если будете инвестировать в видеотеки или в сеть быстрых закусочных. Вы должны действовать в стратегически решающих областях. Продовольствие. Финансы. Информационные технологии. Средства массовой информации. Сырье. Энергообеспечение… Если Shell или BP чего-то захотят, разве они этого не добьются? Многие убеждены, что нефтяные концерны являются движущей силой по крайней мере половины региональных войн этого столетия. Неважно, соответствует это действительности или нет, уже одно то, что им это приписывают, свидетельствует об их мощи.
Джон сжал губы. И откуда только берется эта головная боль? И пить хочется.
– Неужто обладание фирмами действительно означает влияние, – с сомнением сказал он.
Маккейн задумчиво мял свои губы. Немного поразмыслив, он кивнул:
– Наверное, я требую слишком много. Я опрокинул на вас то, над чем сам размышлял десятилетиями… Но есть один исторический пример. – Он подошел и снова упал в кресло напротив Джона. – Вам когда-нибудь приходилось слышать имя Фуггер?
– Нет.
– Так я и думал. А между тем это имя должно быть так же на слуху, как имя Наполеона или Чингисхана, но по каким-то причинам историческая наука слепа на финансовый глаз. Фуггеры были купеческим родом, жившим в Аугсбурге, городе, который расположен на юге Германии и который по сей день носит на себе печать деятельности этого семейства. Они начинали как ткачи, но в их лучшие времена буквально владели миром – их рука простиралась от западного побережья Южной Америки через Европу до пряных Молуккских островов. Без телеграфа, без спутников и компьютеров они держали под своим контролем свои зоны влияния с эффективностью, о какой некоторые крупные предприятия наших дней могут только мечтать, и они доминировали практически во всех областях тогдашней экономики. Они были крупнейшими землевладельцами, крупнейшими банкирами, у них были самые большие торговые дома, какие тогда существовали, крупнейшие рудники и прииски, они были величайшими работодателями для ремесленников, важнейшими производителями оружия – они владели просто всем, временами они обладали десятью процентами всей собственности государства. Концерн с мощью Фуггеров в наши дни почти непредставим – он должен был бы охватывать шестьдесят крупнейших предприятий мира. Могущественнейшие из сегодняшних многонациональных концернов, будь то General Motors, Mitsubichi или IBM, просто карлики по сравнению с Фуггерами.
Маккейн прищурил глаза и набрал воздуха, ему требовалось много, очень много воздуха для того, что он собирался сказать.
– Имя человека, о котором я думаю, было Якоб Фуггер. Он управлял семейным предприятием в те блестящие времена, и его называли Якобом Богатым. Поскольку он действительно был богат и могуществен. Он определенно был, принимая во внимание время, в которое родился, самым могущественным человеком, который когда-либо жил на планете. Никогда ни до, ни после ни один человек не сосредоточивал в своих руках столько влияния, не соединял в себе столько власти. Якоб Фуггер был тем человеком, который определял, когда быть войне, а когда заключать мир. Он смещал князей, если они стояли на пути его предприятий. Его финансовая помощь определяла, кому быть главой Священной Римской империи, и он содержал армию этого императора. Когда в его время в Европе началась Реформация, он некоторое время колебался, кого поддержать, и лишь потому, что у него были свои дела со Святым Престолом, он выступил в конце концов на стороне Рима, и восставшие крестьяне были истреблены в кровавых битвах. Выступи он на стороне Реформации – я убежден, это означало бы конец католической церкви.
Маккейн сложил вместе кончики пальцев. Глаза его приобрели стеклянный блеск, как будто он заглядывал прямиком в другое, давно прошедшее время.
– Фуггеры, мистер Фонтанелли, были современниками Медичи. Когда Медичи жили во Флоренции и поощряли высокое искусство, Фуггеры жили в Аугсбурге и гребли деньги лопатой. И они были таким образом современниками вашего предка. Якоб Фуггер Богатый был на двадцать лет старше Джакомо Фонтанелли, который, будучи купцом, бесспорно ощущал власть Фуггеров на всех рынках. Фонтанелли знал, где была сосредоточена реальная власть в его время, кто стоял за кулисами политических событий. Без сомнений, он знал это. – Маккейн смолк, глядя на Джона, и рассматривал его так, будто внезапно обнаружил в его лице что-то чрезвычайно интересное. – Вы никогда не задавались вопросом, что навело его на мысль, что тот, кто должен изменить курс движения человечества, должен обладать именно деньгами?
Это, подумал Джон, действительно хороший вопрос. Но он его ни разу себе не задавал.
– Фонтанелли увидел в своем провидческом сне не странствующего проповедника, который идет из страны в страну босой и силой своего глагола обращает людей к прозрению, – сказал Маккейн. – Он увидел человека, владеющего деньгами, огромным их количеством. Не забывайте, он сам был купцом. Проценты и проценты на проценты составляли его насущный хлеб. Он мог высчитать, как велико будет состояние через пятьсот лет. Насколько неисчислимо оно будет. И эту невероятную сумму денег он хотел передать своему потомку вместе с прорицанием – почему? Потому что он знал, что деньги означают власть. И поэтому он, насколько мог, видел, что кому-то придется принимать властные решения.
Не успел Джон ничего на это сказать, как Маккейн вскочил, остановился перед ним вплотную и уперся пальцем ему в грудь:
– Вы первый человек за прошедшие пятьсот лет, кто может продолжить то, что оборвалось после смерти Якоба Фуггера. Вы можете стать таким же могущественным, как он в свое время. И только с такой властью в руках вы сможете сделать то, что связано с исполнением прорицания. Ваш триллион, мистер Фонтанелли, в настоящий момент – куча денег, которая лежит бессмысленно. Но если вы превратите ее в экономическое влияние, вы сможете перевернуть мир!
Джон глянул на свою грудь, на палец, упертый в нее, крепкий и бледный. Он взял его и отвел в сторону, как дуло пистолета, после чего вытер руку о свои брюки, потому что ощутил ее холодной и влажной.
– Что вы представляете под этим конкретно? – спросил он. – Я что, должен купить IBM? Или Boeing? И если они будут моими, что я должен буду с ними делать?
Маккейн задумчиво отвернулся, неторопливо двинулся к своим шкафам.
– Правда, мистер Фонтанелли, такова, – медленно заговорил он, отвернувшись, – что вы не сможете сделать это один. Вы можете купить яхту, но купить предприятие вы не сможете – и тем более не сможете управлять им. Это не критика в ваш адрес или в адрес ваших способностей. Вы не учились, чему для этого полагается учиться, и у вас нет четвертьвекового опыта в финансовой сфере. Все, чего вы сможете добиться, идя на свой страх и риск тем путем, который я только что наметил, это пустить свое состояние по ветру.
Он открыл шкаф, полный папок и регистраторов.
– Это текущие балансы важнейших предприятий мира. Могли бы вы их прочитать? Могли бы вы определить, какие из них значительные, а какие гиблые? Поймете ли вы, о чем речь, если примете участие в заседании наблюдательного совета или в заседании совета центрального банка? Сможете солидно и обоснованно вести переговоры с Международным валютным фондом? – Он снова закрыл шкаф. – Я готовился двадцать пять лет не для того, чтобы только сказать вам, в каком направлении надо двигаться. Я делал это для того, чтобы идти с вами в этом направлении. Чтобы делать всю работу в деталях. Все, что нужно делать вам, – это принимать большие решения. Если вы позовете меня, я брошу здесь все, продам мою фирму, сожгу за собой все мосты, без всяких но и если. Если вы меня позовете, я включусь в дело на все сто процентов. Все, что требуется от вас, это решить, хотите вы этого или нет.
Джон начал непроизвольно месить свои щеки. Осознав, что делает, он снова опустил руки на колени. Ему еще сильнее хотелось пить, и у него болела голова.
– Но ведь не сию же минуту?
– Когда бы вы мне ни позвонили, я готов. Но звонить вы должны только в том случае, если будете уверены в вашем решении.
– На сегодня этого многовато. Мне надо об этом подумать.
Маккейн кивнул.
– Да. Разумеется. Я вызову машину, которая отвезет вас в аэропорт. – Он глянул на часы. – Вы как раз успеете к ближайшему рейсу на Рим. Пожалуйста, не поймите как невежливость то, что я не провожаю вас в Хитроу – я сказал все, что собирался сказать, и я не хочу давить на вас в вашем решении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96