– Смешно ей, – проворчал Гончаров, застегнул почти до упора молнию и принялся щелкать кнопками. Закончив с этим, надел ей капюшон.
– Вот теперь тебе снег не страшен, – начал он, но осекся.
– Теперь мне никто не страшен, – прошептала она, – Сергей, я слишком маленькая для тебя… наверное…
Парня пробрал такой хохот, что он едва не сходил по-маленькому. Он вскочил на ноги, схватил свою невесту и, подбросив ее на пару метров вверх, пой мал и поцеловал, после чего снова опустил на землю.
– Что это было? – поинтересовалась ошеломленная Диана.
– Я тебя поцеловал, – повинился Сергей.
– Странно, – протянула она, – я ничего не запомнила.
На этот раз все было проделано исключительно медленно, нежно и более искусно.
– Твои губы пахнут молоком, – прошептал он, отрываясь.
– А твои – розовым маслом, – и снова прильнула к нему.
Через несколько минут он поставил ее на ноги.
– Опасное это сочетание: молоко и розовое масло, – сообщил Сергей, ощущая, как просыпается организм после долгой спячки. Гляди, пора идти домой, а не то нас скоро примутся искать.
Действительно, стало уже совсем темно, и снег усилился до неприличия. Принцесса с сожалением вздохнула:
– Здорово было! Мы еще сюда придем?
– Обязательно, – торжественно пообещал Гончаров.

Глава 31.

В середине июля поползли слухи о том, что приближается войско все того же упрямого, как ишак, Иссык-хана. Слухи в этом мире лишенном средств связи и прочих удобств распространялись на удивление быстро. По этому поводу у Норвегова собралось очередное совещание.
– Да что же они к нам лезут, как мухи на мед! – причитал Семиверстов, – как лето, так очередная партия мародеров желает стать удобрением! А как зима, так братья-славяне покою не дают. Всем мы, как кость в горле… Хоть ты удавись!
Норвегов хохотнул.
– Если бы мосье Булдаков был с нами, то сказал бы, что мухи у него ассоциируются отнюдь не с медом. Вот он бы предложил бы какую-нибудь дельную идейку!
– Ага, – зевнул Семиверстов, – приказал бы вкопать по радиусу квадрата нашего периметра столбики с призывом «Татары! Руки прочь от города Бобра!»
– А пускай идут! – решительно заявил Горошин, – мы их напалмом!
Все с сожалением посмотрели на замполита, а затем с надеждой на командира. Поняв, что от него чего-то ждут, полковник сделал строгое лицо.
– Ценность нашего замполита заключается в том, что его советы всегда противоположны нашим дальнейшим действиям, – сказал Константин Константинович, – всего-то и нужно сделать обратно его совету. Редкий дар. Редкий и бесценный.
Горошин угрожающе зашевелил челюстями. Невзирая на его потуги и, скорее всего, игнорируя их, подал голос зам по тылу:
– Тут есть одна идейка. Вернее, просьба. Местность вокруг нас и так является одной большой братской могилой, так что нельзя ли «мочить террористов» где-нибудь подальше? Я даже готов удовлетвориться меньшими урожаями.
– Не думал, Виктор Вячеславович, что вы такой моралист, – язвительно заметил Горошин.
– Я, Петр Петрович, полагаю, что вы работаете не на своем месте, – заметил Норвегов, – вы прекрасно бы смотрелись командиром небольшого отряда карателей, человек этак на триста.
– А что вы предлагаете? – завопил замполит, – сказать им: милые варвары, приходите, грабьте нашу базу, режьте нас, жгите наши дома, насилуйте наших женщин, угоняйте в рабство наших детей…
– Хватит! – рявкнул командир, – майор Горошин! Вы не на митинге ЛДПР! Не нужно ваших грязных приемчиков для поднятия духа! Мы не маленькие дети и знаем, что такое хорошо и как бывает плохо! Здесь собрались для того, чтобы решить: как предупредить Иссык-хана, если он забыл, что здесь нечего делать ни ему, ни его вонючей банде. Я не обладаю ни характером Гитлера, ни решительностью Сталина, ни вашей совестью! Я просто не хочу, чтобы на мне висело столько жизней! Майор Серегин!
Недавно произведенный в майоры, Александр Серегин не успел еще привыкнуть к своему новому званию. Скосив глаза на погоны, он убедился, что майор – это он, а затем быстро встал.
– Вы у нас, Александр Иванович, по ГО первым будете. К тому же, Булдакова нет, а об обороне кому-то надо думать. В течение ближайшей недели разработайте и доведите до нас план оборонных мероприятий. Все ясно?
– Так точно! – кивнул Серегин.
Собственно, аббревиатура ГО означала гражданскую оборону, но в прения он вступать не стал – задача стояла поменьше, чем у Жукова, когда того бросили на оборону города Петра. Все же майор окончил общевойсковое училище, а не школу прапорщиков.
– Собственно, у меня все, – начал закругляться Константин Константинович, – у кого какие вопросы – пожалуйста, задавайте. Не стесняйтесь, особенно когда просите не для себя.
Подал голос Саня Генечко. Главный зоотехник был как всегда, деловит и озабочен.
– Товарыш полковник, когда мне построят свинарник? – прошамкал он на смеси белорусско-польско-литовского диалекта, столь широко используемого крестьянами Гродненской губернии.
От этого вопроса Рябинушкин едва не свалился под стол. Прямолинейный, как штангенциркуль, Генечко продолжал с ласковым укором:
– Ето же животная, она же размножается. И она не виновата, что ее жрать не успевають.
– Александр Пиусович, – удивленно заговорил командир, – ты клянчишь за восемь месяцев уже третий свинарник! Сколько у нас на данный момент голов?
– Свинячьих?
– Ясен перец, не зубрячьих!
– Шестьсот тридцать два екземпляра йоркширской породы, – слово «йоркширской» Саша выговорил с акцентом типичного «кокни».
– А каковы потребности?
– Штуков триста…
– Так какого черта ты зверинец развел?
– Так я ж, товарыш полковник, не виноватый, что Рыженков с Климовым сафари открыли! Они же, практицки, одной охотой кормят и нас, и деревню и монахов. Те жирнозадые, кстати, обленились совсем! Жрут да молитвы свое гундосять.
– Погоди! – остановил его Норвегов, – не болбочи. Сначала с поросятами разберемся. Как по-вашему, Виктор Вячеславович? – обратился он к зампотылу.
– Определенно! – ответил тот неопределенно, а затем принялся жестикулировать:
– Сафари необходимо прекращать, то есть проводить гораздо реже. Иначе через десять лет в лес будем только за грибами ходить. А насчет излишков свинины я вот что подумал: по воскресеньям можно устраивать ярмарки. Пусть придут люди хотя бы из того же Нижнего Волока – у них в этом году пшеницу сильно градом побило. Уступим им подешевле, или на что-нибудь обменяем.
– На репу! – брякнул из угла Горошин.
– Или на замполита, – продолжал Рябинушкин, – на ярмарке можно проводить обмен другими товарами. Тех же самых яловых сапог тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года изготовления у нас пятнадцать тысяч пар.
– Хорошо, – хлопнул ладонью по столу Норвегов, – Климов, сгоняй к игумену, – скажи, чтобы завтра подошел ко мне.
– Есть!
– У кого что еще? – Семиверстов глянул в окно. Во дворе уже начинали сгущаться сумерки.
– Алексеич! – позвал он Малинина, – там за тобой твой пес явился.
Все засмеялись и припали к окну.
– Являются только ангелы, – сказал Норвегов, – он – зверь военный. Значит, прибыл.
Действительно, на тротуаре у цветочной тумбы сидел малининский Дромедар и, глядя в окна штаба, печально вилял хвостом. Кличка у пса была ему подстать. Бедняга был глупой шуткой природы, помесью дога и ньюфаундленда (водолаза). Где-то метр десять в холке, с мехом, как у нутрии и бассетовским выражением глаз, он постоянно встречал хозяина и провожал его домой, цепким собачьим оком блюдя чтобы друг-гуманоид не предпринял попытки уклониться от курса.
При отклонении капитана от маршрута, он садился на задние лапы у явки и выл трубным голосом. Пассии капитана были очень недовольны.
– Вот погоди, сукин сын! – говаривал Анатолий Алексеевич, – я посажу тебя на цепь, а рядом пущу десяток сучек с течкой. Вот тогда ты меня поймешь!
Пес равнодушно глядел на хозяина и лениво зевал. Если его что-то и интересовало в этой жизни, то мультфильмы «Том и Джерри» по видику. Он усаживался в метре от экрана и смотрел, как сметливый мышонок дурачит своего оппонента. При этом он фыркал и тряс головою, как заправский киноман.
История появления его в квартире Малининых туманна и запутанна. Дело в том, что Анатолий Алексеевич, в быту человек черствый и беспардонный, едва выпив свои двести грамм становился добрее самой матери Терезы. Однажды они с Рябинушкиным выпивали в продскладе. Зампотылу отключился, не успев даже как следует распробовать литровку, а Малинин решил прошвырнуться по складу в поисках чего-нибудь вкусненького. Прихватив десяток банок кеты, он уже навострил лыжи домой, но вдруг увидел сидящего на мешках с мукой котенка. Животное было все в муке и тихонечко мяукало. Подивившись необычной масти малыша, Анатолий Алексеевич прихватил его с собой.
Дома он объявил своей половине, что это детеныш «голубого манула» – редкого, ныне почти исчезнувшего вида, занесенного в Красную Книгу.
Людмила в ответ на эти откровения ответила, что никогда не интересовалась сексуальной ориентацией животных, стряхнула с котенка муку и всучила его соседке в подарок по случаю ситцевой свадьбы.
Алексеевич на время затих, но полгода спустя приволок маленького щенка. Пьян он в этот раз был настолько, что у него в голове не имелось ни одной стоящей идеи. Помычав на стенку, капитан вдруг выдал:
– Людка, прошу тебя, ты только не сердись. Один очень хороший человек подарил мне щенка. Это – «декоративный интерьер». Он будет жить в коробке из-под ботинок.
Жене ничего не оставалось делать, как согласиться. Очень было жалко маленькую собачку.
«Декоративный интерьер» жрал за троих, и спустя месяц коробка от ботинок стала ему до смешного мала. Пришлось переселить его в коробку из-под телевизора, а через год вымахал так, что пугал лошадей. «Беларусьфильм» пытался заполучить его для снятия в римейке про собаку Баскервилей.
После перемещения псу стало совсем вольготно. Он перестал просить жрать, стал наведываться в окрестный лес на охоту. Прошлую зиму он таскал домой зайцев, а ближе к весне натаскал на всю пятиэтажку глухарей. Однажды, в конце февраля, он вернулся домой с кровоточащей раной на шее и потащил хозяина на улицу. У подъезда лежал мертвый волк. Не обращая на труп «лесного санитара» ни малейшего внимания, Дромедар тащил Малинина за собой.
Прихватив с собой автомат, Мухина и Булдакова, Анатолий Алексеевич организовал рейд по следам своего пса. Метрах в двухстах от опушки лежала туша лося, а рядом валялись еще два загрызенных серых хищника.
– Какого хрена ты нас звал! – возмутился Олег Палыч, – твой «буленсбейснер» следующий раз тура завалит.
Он потрепал пса по загривку.
– Видишь, укусили Дромедара твари нехорошие! – пес согласно заворчал, – он хотел хозяину сюрприз сделать, лося на день Вооруженных сил завалил… Иваныч, давай за машиной!
В данный момент Дромедар сидел и скалился на высунувшихся в окно людей. Заметив среди них хозяина он присел на всех четырех и принялся махать хвостом.
– Да! – произнес Норвегов, – «декоративный интерьер» – единственная в мире порода собак, передвигающаяся на полусогнутых. Господа офицеры! Всем до свидания и счастливой ночи. Холостой Горошин угрюмо скосился на начальника и чего-то проскулил на прощанье.
Майор Серегин спешил домой. Уйдя впопыхах утром и не позавтракав, Александр Иванович, (для друзей просто Шура) был голоден. Буквально взлетев на свой третий этаж, он принялся наяривать кнопку звонка.
Дверь тихо растворилась. На пороге стояла Мэй.
– Привет, Машуля! – улыбнулся ей он, – ты в состоянии сейчас накормить зверски голодного мужа?
– Да, – она слегка поклонилась ему. Серегин прошел в квартиру, снял китель и отправился в ванную мыть руки.
Вскоре он появился в кухне и принялся хищно вдыхать горько-сладкий аромат, доносившийся из кастрюль.
– Садись за стол, мой тигр! – улыбнулась ему Мэй. Отвернулась к плите, загремела тарелками. Повернулась с подносом и расставила блюда по какому-то непонятному ритуалу: сначала второе, затем закуска, стакан компота из айвы и, наконец, первое.
– Приятного аппетита! – снова поклонилась она.
Супруг посмотрел в тарелку, затем на жену. После устремил взгляд внутрь себя и раздраженно крякнул. Мэй подошла к нему, присела на корточки и, обхватив его ладошку своими двумя, покачала головой.
– Не нужно! – попросила она, – я знаю, что ты хочешь сказать. Я должна быть тебе не прислугой, но самым близким другом. Я не должна бояться тебя, не говорить тебе «вы», не кланяться и не сыпать в борщ слишком много перца…
– Я вот сейчас тебя как отшлепаю! – проворчал он, – полгода с тобой бился, чтобы ты мне не говорила «да, Господин» и «нет, Господин». Ну что же ты, как пес малининский, все время хвостом виляешь? Хоть бы отругала меня когда! А то я как не в своем доме, честное слово!
Мэй нахмурила лобик.
– За что тебя ругать? Сколько ты меня не учи, Саша, я всегда тебе буду выражать свою благодарность. Кем бы я была, если бы не ты? Дешевой гейшей! Хотя у нас в стране это обычная работа, наши женщины не слишком счастливы от такой доли. Я имею теперь гораздо больше, чем любая девушка с нашей улицы: у меня есть дом, муж, который пылинки с меня сдувает, хорошие и добрые соседи. Есть отчего быть благодарной! Быть может, ваши женщины этого не понимают, но я готова своего мужчину вытащить на плечах из осажденного города (видела по телевизору в рекламе). Многие из ваших женщин вынесли бы своего мужа, а не, скажем, телевизор?
– Видишь ли, Маша, – начал Серегин, – мы, мужчины, очень часто недостойны того, чтобы нас выносили при пожаре в первую очередь. Беда нашей страны в том, что в период после Великой Октябрьской революции был уничтожен Золотой генофонд нации. Кто-то из здравомыслящих уехал сам, других, патриотов и менее здравомыслящих переселили: кого в Сибирь, кого на небеса. Мы – потомки серой массы, которая как следует не умеет ни любить, ни ненавидеть, ни верить, ни убеждать. Вот поэтому немцы в сорок первом дошли до Москвы, поэтому на тронах мы терпим тиранов, поэтому у нас такой низкий уровень жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59