Пятнавый обиженно замолчал, и принялся рассматривать тракторы, которые уже почти справились с задачей. Поле разделили на две половины. Одну – поменьше, засеять пшеницей, а другую – картофелем, благо у предприимчивого Лютикова один из складов был полностью завален картофелем и капустой, которые, за определенную мзду, были временно помещены какими-то его крутыми знакомыми до реализации на рынках Бобруйска.
Узнав об этом, Рябинушкин нахлобучил дерзкому подчиненному на голову ведро, и, звезданув по нему шутливо поленом, заохал:
– Шурик, опять я не пойму, наказывать тебя, или награждать именными спецовками!
– Ведро снимите! – донеслось глухо. Шурик цвел и пахнул, как нубийский кактус. Какое тут наказание! Иисус, да и только! Рябинушкин обалдело покачивал головой:
– Сколько у тебя там картошки, жидовская твоя рожа? – Шура расплылся:
– Тонн двести будет, да капусты тонн восемьдесят – можно сажать!
– Акулья харя! Вот отправить бы тебя сажать капусту клубневым методом!
– А каким хреном ее сажают? – интеллигентно удивился прапорщик.
– Семенами, мать твою! – Шура опечалился.
– О! Так и картошку тоже семенами?!?
– Ослик! Картошку как раз клубнями! Двести тонн – это как раз можно гектар шестьдесят засеять, понятно? Где ты только учился! Вот прибью тебе завтра третью звездочку гвоздями, чтобы на всю жизнь запомнил! – Лютиков от радости подпрыгнул, при этом его толстый живот вывалился из брюк. Подполковник увидел, что на этот раз форма одежды была почти соблюдена. Исключение составляли лишь кеды.
– Ты бы еще слюнявчик одел, вояка. Ну какой из тебя спецназовец! – Рябинушкин указал на тельняшку, в которое было облачено пузо начсклада.
– Да жена все майки постирала! – начал оправдываться Шура, но начальник уже отошел, печально махнув рукой.
– Завтра в восемь открывай склад – придут люди теребить картофель!
– За мной не заржавеет! – пробурчал Алехандро, и, действительно, в восемь двери были открыты.
Рябинушкин посчитал, что при среднем урожае им грозит собрать около тысячи двухсот тонн картофеля, что ровно в десять раз превышало годовую потребность базы в картофеле. Придется осенью думать, куда девать излишки. Закончив делить шкуру неубитого медведя, подполковник заторопился по своим делам.
Человек семьдесят солдат и около пятидесяти женщин трудились, как стахановцы. Перебранный картофель отвозился под наспех сооруженные навесы, откуда назавтра должен быть отправлен к месту посадки. После обеда на поле начался сев пшеницы. Три сеялки, влекомые тракторами МТЗ пыхтели по пахоте, как паровозики. Два ЗИЛ-131 подвозили мешки с зерном.
В разгар работы подошла Худавая, проверила, правильно ли проводится подкормка, и посетовала:
– Жаль, совсем мало ржи – придется пару лет посидеть на батонах. То-то, зады у всех раздадутся! – она улыбнулась своей, наспех состряпанной шутке, и сама влезла на сеялку. Засыпанного зерна хватило как раз на три круга. Слегка одурев от тряски, она сошла, отпустив шутку посолоней:
– Ни фига себе виброкроватка! – оправив юбку, Софья Николаевна призывно посмотрела на солдат, криво улыбнулась чему-то забытому, и залезла в свой УАЗик. Солдаты зашептались:
– Совсем завалил службу Худавый!
– Я бы, вместо сеялки…
– Тихо! – прикрикнул на них сержант Сметанин, откатавший с агрономшей все три круга, – не чешите языками!
На него глянули, как на члена троцкистско-зиновьевского блока. Он слегка порозовел и, сдерживаясь, чтобы не улыбнуться, бросил:
– Женщина, конечно, ничего!
К вечеру поле было распахано, закультивировано и засеяно. Ополоумевший Ратибор, впервые в жизни видевший такое количество вспаханной земли, прикидывал, сколько дней потребовалось бы им для равноценного процесса. С цифрами у него было туго, и он вовсю загибал пальцы. Выходило что-то около двух кругов по всем конечностям. С одурением качая мыслительным органом, жутко болевшим после вчерашнего, он подумывал, что в следующую посевную следовало бы попросить новых друзей уделить минут пяток на обработку бобровского надела. С этой просьбой он и обратился к подъехавшей агроному. Худавая, впихнув Ратибора в УАЗик и, поморщившись от неприятного запаха, поехала кинуть взор на вышеуказанный надел. Надел оказался большим – гектар на десять. С улыбкой поглядев на «старшину», Софья Николаевна произнесла:
– Ладно, считай что на следующий сезон мы договорились! Магарыч с тебя.
– Лады! – отозвался Ратибор, – если мы все не сойдем с ума до следующей посевной.
– А шо такое? – прищурилась Худавая, – не поют перепела, ведь ты опять перепила?
Опухшая рожа альтеста глупо улыбнулась, он показал рукой на стаю «Кировцев», заканчивающих процесс вспашки и отрешенно проговорил:
– Из прошлого похода вернулся один лишь Теклик. Он рассказал нам историю, как один москаль к девкам на печи ездил. Емелей его звали – у этих москалей такие смешные прозвища… Долго мы смеялись над ним. Но почти верили. Москаль на печи и в нужник смог бы поехать…
Мой брат думал, шо вы москали. А сегодня понял – нет. Печь к плугу не всякий прицепить скумекает.

Глава 8.

Не успели утихнуть отголоски шума моторов отходящей на посевную техники, как начала просыпаться остальная часть Базы.
Часовой Иван Федорчук, стоя на вышке номер семь, испытывал страстное желание пальнуть из автомата (ввиду отсутствия гарнизонного петуха). Но, вспомнив, что за подобные штуки майор Булдаков может заставить его учить таблицу Пифагора, от своего намерения отказался. С математикой у солдата было туго. Туго настолько, что он с трудом представлял себе количество пальцев на собственных руках. Друзья шутили, что это даже и к лучшему. Солдату незачем знать точно, главное – представлять приблизительно. А во всем остальном Ваня был нормальным парнем из глубинки, коих так хватает на секретных базах.
На подобные базы берут, обычно, два сорта людей: немного экземпляров с высокими моральными устоями и интеллектом выше среднего, а затем щедро разбавляют все это глухоманью, которая хорошо ориентируется лишь в собственном колхозе.
Автор служил на одной из таких баз. Во время министерской проверки, рядовой К. на вопрос проверяющего: когда началась Великая Отечественная война, умоляюще глядя на командира своего подразделения, протянул:
– Товарыш старший прапорщик, ну вы ж знаете, что я в политике – ноль!
После этого события как раз случился очередной референдум. Дальше – без комментариев. Лозунг «Армия – вне политики» был блестяще подтвержден людьми в шинелях.
… На крыльцо столовой вышла повариха – Ильинична, фамилию и имя которой знал лишь начальник штаба, да и то, заглянув в ее личное дело. Заглянув, он тотчас захлопывал папку и усилием воли все забывал. Подполковник антисемитом не был, но звезды Соломона побаивался.
Итак, для всех она была просто «Ильинична», как в свое время народ знал и искренне любил двоих Ильичей: одного – картавого, другого – тоже отнюдь не цицероновских способностей. Кстати, повариха наличие двух знаменитых братьев отрицала.
За руку Ильиничну держал крепенький такой мальчуган. В другой руке парня был зажат пирожок, к которому он время от времени прикладывался. Энергично причмокивая, паренек в то же время внимательно оглядывался по сторонам. Наконец, мальчуган радостно вскрикнув, помчал по дорожке навстречу человеку в камуфляжной форме. Андрей Волков (а это был он) присел на корточки и поймал сынишку в объятья. Затем он встал и, держа паренька на руках, подошел к Ильиничне, которая с умилением смотря на эту сцену, прослезилась.
– Спасибо вам, Ильинична, – произнес Андрей, – извините, что так долго пришлось пользоваться вашим гостеприимством.
– Что ты, Андрюшенька! – всплеснула руками повариха, – он у тебя точно маленький солдатик – все сам да сам. Молодчина!
– Ишь ты! Ну, бывайте, а мы пойдем. Спасибо вам за все!
– Обращайтесь в любое время. Нешто я не понимаю! – Ильинична помахала им на прощанье и ушла в свое царство кастрюль, тарелок и «тупого» наряда.
– Куда мы, па? – поинтересовалось чадо, стараясь идти в ногу с отцом.
– К деду, – лаконично отозвался Андрей.
– К деду Сургену? – не унимался малыш.
– К другому деду – деду Константину. У каждого человека обычно бывает два деда. У тебя вот – Сурген и Константин, – популярно объяснил отец.
– А откуда он взялся?
– Костя, послушай, мне легче тебе объяснить, откуда ты взялся! – начал терять терпение отец.
– Ну, это я себе приблизительно представляю, – начал задумчиво ковырять в носу мальчуган.
– Прекрати резьбу срывать! – вскипел Волков, – тем более, если представляешь, в каком огороде тебя нашли. Я тебе когда-нибудь объясню, откуда он взялся. А теперь прибавь шагу!
Костя понял, что отец не в настроении, и замолчал. А Андрей все больше нервничал, подходя к дому Норвеговых.
Полковник же, для которого стратегия, тактика и психология были явно не в диковинку, уже сидел на скамейке перед подъездом вместе со своей незабвенной половиной. Вопреки его ожиданиям, разговор, состоявшийся вчера вечером, вчера вечером прошел в нейтральных тонах.
– Я знала, на что иду, – пожав плечами, сказала Елизавета Петровна, после получасовой исповеди господина полковника, – единственное, что меня удивляет, так то, что за двадцать лет нашей супружеской жизни всплыл всего-навсего один подобный грех твоей буйной юности. А это значит, что тебя можно назвать верным мужем.
– Ну, «Верный», – это вообще кличка собаки, – смутился Константин Константинович, – а наш брат-офицер, он просто – преданный.
– Странное дело! – продолжала супруга, как бы не замечая реплики мужа, – пару раз мне приходилось разговаривать с Андреем Волковым, и всякий раз мне казалось, что я разговариваю с тобой, этак лет на двадцать моложе. Я конечно никогда не думала, что на склоне лет мне придется стать приемной матерью! Но что не сделаешь для своего горячо любимого мужа – кота шкодливого!
– Но, дорогая, в основном, тебе придется быть приемной бабушкой, – возразил Норвегов.
– О! – упавшим голосом произнесла Елизавета Петровна, – значит ситуация хуже, чем я думала. Ну, что ж, пеленки стирать мне не в диковинку!
– Какие, к дьяволу, пеленки. Моему внуку девять лет! – у жены началась истерика.
– Ни фига себе! Сынок отца переплюнул! Как хоть твоего внука именуют?
– Константин Андреевич Волков, год рождения – одна тысяча девятьсот девяностый, образование – три класса, беспартийный, неженат.
– Фигня, поправим! – махнула рукой супруга, – у меня на примете есть одна девчушка лет пяти…
– Лизка, прекрати! – зашипел супруг, – я внука еще ни разу в глаза не видывал. Интересно, на кого он похож?
– На папу с мамой! – Елизавета Петровна не могла никак успокоиться, – не на тебя же, старый хрыч!
– Это кто тут старый? – вскипел полковник.
– Ладно, выпусти пар, половой агрессор! – закончила смеяться жена, – детей разбудим.
Утром они сидели на скамейке и тоже волновались.
– Черти что! – произнес, наконец, полковник, – вроде и по возрасту не положено, а тут – как перед первой брачной ночью!
Елизавета Петровна, волновавшаяся, наверное, еще больше супруга, молча обняла его.
– Идут! – вскочил Норвегов. Вдали показалась уже знакомая нам парочка.
– Какой большой парень? – изумилась жена. Андрей с Костей подошли и замерли напротив.
– Здравствуйте! – важно произнес мальчуган и, обращаясь к отцу спросил:
– Это мой дед? – Андрей молча кивнул головой.
– Ого! Целый полковник! – восхитилось чадо, – жалко, мама не знает.
Елизавета Петровна, не сдержавшись, всхлипнула. Константин Константиныч подхватил внука на руки и крепко обнял. Андрей подошел к женщине.
– Ну что вы, Елизавета Петровна, не надо. Костя – парень большой. Я ему все объяснил. Он понял, что мамы больше не будет.
– Пойдемте в дом, – сквозь слезы сказала она, – не то соседей кондратий хватит. Только потише – дети еще спят.
Детей у Норвеговых было двое. Старший, Андрей, в этом году заканчивал школу и собирался поступать в институт. Дочери, Полине, было пятнадцать, и она училась в десятом классе. Оба еще спали. Занятия начинались в девять часов утра, поэтому вставать раньше половины восьмого было бы глупостью.
Тихонько расположившись в зале и, попивая чай с вафлями, они негромко переговаривались. Было решено детей в школу сегодня не отпускать, а ознакомив их с суровой реальностью, предоставить время для релакса. Норвегов, на правах командира базы, занимал пятикомнатную квартиру. Одна комната была свободна, и в нее немедленно вселили Костю. Предполагалось, что вместе с ним будет жить и Андрей, но тот вежливо отказался, сославшись на то, что привык быть хозяином, хоть и в шалаше. Тем, более, что ему предоставили великолепный двухкомнатный бокс в подземном городке. Он просто будет приходить к сыну, иногда оставаясь на ночь.
Такой вариант всех устроил, тем более Елизавету Петровну, которая заявила, чтобы Андрей звал ее просто Лизой, тем более, что она, нафиг, старше его всего-то на каких-нибудь двенадцать лет. Про себя она подумала, что соседство с таким парнем чревато для ее внутреннего спокойствия. В половине восьмого она ушла будить детей, и через полчаса они, совершив утренний туалет, появились в сопровождении матери. Папаша тут же кинулся в объяснения, вскоре запутав Полину и Андрея до одурения, а также запутавшись сам. Елизавета Петровна тоже растерялась и «минуты две они молчали». Затем слово взяла Полина:
– Насколько я понимаю, папочка, в результате твоей бурной молодости на свет появился Андрей, а в результате бурной молодости Андрея на свет появился Костя. Их мама осталась «там», – она сделала неопределенный жест рукой, который, тем не менее, все поняли, – Костя будет жить у нас в свободной комнате, а Андрей – «в царстве Куми-Ори». Так?
– Умница ты моя! – восхитился Константин Константиныч, – завтра же подпишу приказ о назначении тебя замполитом базы, а Горошина брошу в ассенизационную колонну.
– Куда? – не поняла Полина.
– На говно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59