Девушка нерешительно спросила:
– У вас тоже есть шуты?
– Хватает, – на полном серьезе отозвался парень, – мы все шутили понемногу… Ты главное не волнуйся.
– А чего мне бояться? – с тревогой в голосе спросила Диана.
– Да практически ничего, – появился в дверях Починок, – процедура вообще-то, безболезненная. Зайди, Серега, через час: заберешь свою невесту. Работы там минуты на три, но долго отходить от анестезии. Собственно, эту операцию делают без наркоза, но пациент психологически не подготовлен. Сердце молодое, крепкое… Так что, через час.
– Ну, Диана, следующий раз ты меня увидишь уже без папилломы, – весело сказал Гончаров, – крепись!
– Нет, жених мой, надеюсь, это вы увидите меня…
– Пройдемте, ваше, так сказать, Высочество, – деловито произнес Акиш Иванович.
– Зовите меня Дианой, – попросила девушка, – вы же между собой без церемоний?
– Это точно, – кивнул фельдшер. Он замер на пороге: посреди операционной стоял Санька Голубков с огромной киянкой в руках.
– Что это? – удивленно спросил Починок.
– Анестезия! – свирепо осклабился помощник.
– Идиот! – застонал Акиш Иванович.
– Может быть, – согласился Саша, – но у них другой анестезии попросту не знают.
– Да тебе за эти фокусы голову оторвать надо! Чем ты думаешь, хотел бы я знать?
– Бог дал мужчине две головы, – прогундосил Саша, – но так мало крови, что думать одновременно можно только одной.
– Переключиться на верхнюю! – скомандовал фельдшер. Голубков указал на кресло и пригласил Диану сесть. Затем достал из шкафчика пузырек с хлороформом и кусок ваты.
– Начнем! – бодро произнес Починок, – анестезия!
Голубков смочил тампон хлороформом и поднес к лицу принцессы. Та вскоре клюнула носом и уснула.
– Разрядник возьми, – приказал Починок. Голубков моментально поменял «шило на мыло».
– Где-то здесь корень, – произнес Акиш Иванович, роясь в густой брови, – ага, вот! Готовься!
Он быстро полоснул ланцетом и скомандовал:
– Прижигай!
Щелкнул разрядник. Старший прапорщик бросил скальпель в полоскательницу.
– Потом простерелизую. Устал, как собака.
– Папиллому куда? – спросил Голубков.
– Котам отдашь, – отмахнулся от него Починок, – протри ей бровь, да зови Гончарова – пусть уносит свою милую. Мы свою работу закончили.
Диана сквозь сон услышала, как чей-то голос зовет ее по имени. С трудом разлепив веки, она увидела склонившееся над ней мужское лицо.
«Ах, да! Супруг будущий!» – вспомнила она и попыталась встать.
– Нет, – покачал головой Сергей, – полежи еще полчасика. Не напрягай сердце.
Она беспокойно глянула на него. Парень понял значение ее взгляда и улыбнулся.
– Камилла сейчас придет.
– Получилось, – спросила она со страхом и надеждой. Он кивнул.
– А почему у тебя такая большая? Я видел папилломы и раньше, но такую крупную – в первый раз.
Принцесса откинулась на подушку и закрыла глаза.
– Она была маленькая. Когда мне было лет пять, придворный лекарь пытался мне ее удалить, но неудачно. После этого она стала крупнее в десять раз. Лекарю, разумеется, отрубили голову, но мне-то легче от этого не стало.
Сергей погладил ее по щеке. Из-под ресниц блеснули слезы.
– Ну, что ты? – испугался парень, Диана открыла глаза и улыбнулась
– Шут правду сказал. Ей-богу, я его оженю!
Вошла Камилла и ахнула, глядя на госпожу.
– Ваше Высочество, они это сделали! Как?
– Не знаю, – ответила Диана, – я спала. У тебя есть зеркало?
Сергей ей протянул карманное зеркальце и предупредил:
– Руками не трогать! В смысле, бровь, – любопытная левая рука тотчас одернулась. Парень погрозил ей пальцем.
– Значит так, девушки! Я пойду, а ты, Диана, через час встанешь, приведешь себя в порядок и спустишься вниз. Захочешь пить, вода в графине. Графин – на столе. Руками старайтесь ничего не трогать. Ну все, отдыхай! – он закрыл за собой дверь. Камилла поджала губы.
– Неотесанный какой! Ни поклониться, ни руку поцеловать… Варвар! Недаром…
– Хватит! – оборвала ее принцесса, – они – другие. Просто…
– Ваше Высочество, чья это кровать? – вдруг спросила горничная. Принцесса хмыкнула:
– Грешна! Его кровать. Видимо, другой не было. Не делай такое отчаянное лицо – честь при мне.
«При мне ли?» – подумала она, прислушиваясь к своему организму. Но все было на месте, по крайней мере, никаких подозрительных ощущений… «Вот, дура!» – обругала она себя, – «вообразила себе невесть что!» Камилла меж тем продолжала свои рассуждения:
– Уж лучше бы вас, ваше Высочество, выдали за обычного человека: за короля, либо, на худой конец, за герцога.
– Кстати, о замужестве, – вдруг вспомнила принцесса, – как ты смотришь на то, чтобы выйти за Жака?
– Ваше Высочество! – завопила горничная, бросаясь на колени, – пощадите!
– Будешь потом меня благодарить, дуреха! – ласково сказала Диана, – ну чем тебе не нравится Жак? Старше тебя, конечно, но зато хороший человек.
– Ваше Высочество! – рыдала Камилла, – но ведь он же – шууут!!!
– А ты – дура! – бросила в сердцах принцесса, – будете два сапога – пара! Помнишь, что он говорил? За мясника хочешь? Хоть сегодня пристрою!
– Не надо, Ваше Высочество! – замотала головой девушка, – пусть уж лучше будет шут, чем мясник.
Дверь скрипнула и на пороге вырос предмет их беседы.
– Поразительно! – сказал Жак, – стоит вам двоим собраться, как тотчас начинают мне кости перемалывать! Что я вижу? Девочка, ты прекрасно выглядишь!
– Ты в другом костюме! Что случилось? – защебетала принцесса. Действительно, на нем был надет черный камзол и такого же цвета брюки, заправленные в сапоги оленьей кожи. На шее белел шейный платок – подарок Светланы Булдаковой, в котором он щеголял с видом лондонского денди девятнадцатого века. На вопрос Дианы он скорчил рожу, которой не было даже в арсенале у Фредди Крюгера.
– Сегодня подал в отставку. Надоело за двадцать лет кривляться. Так и заявил вашему братцу. А он, сволочь, отставку принял и назначил меня иноземным министром. Так что вы поминали меня?
– Камилла согласилась выйти за тебя замуж! – сказала Диана. Горничная от такой прямоты лишь испустила слабый стон. Жак лишь засопел.
– Премного благодарен. Сначала перевели из внутренних министров во внешние, а теперь ты собралась женить меня на своей протеже! Пойду, приму немного яду…
– Да вы сговорились, что ли! – за неимением возможности топнуть ногой, принцесса лягнула воздух, – я ведь хочу как лучше! Тебе красивую девушку, а ей умного и доброго мужа! – новоиспеченный министр поднял руки в «хенде хохе».
– Слушай, делай как знаешь, да? Скажешь, когда день свадьбы, я приду.
– Уф! – выдохнула она, – Камилла, дай мне воды – пить хочу, умираю. Час, наверное, уже прошел. Как хорошо!
Принцесса выпила стакан воды, затем встала, налила себе сама еще один, удивляясь такой самостоятельности. Осушила и его, потом глянула на помолвленных с видом победительницы.
– Внизу нас ждут. Пойдемте.

Глава 29.

Шарль де Лавинье проснулся оттого, что перестал идти снег. Всю долгую ночь его баюкало шуршание снегопада, а когда оно прекратилось, посол государства Франко открыл глаза. Во рту слегка пересохло от последствий общения с капитаном Малининым, но голову, так как в первое время, не саднило: великое дело – привычка!
На часах было шесть часов утра. Посол с большим трудом привыкал к минутной стрелке: здесь дорожили временем и знали ему цену. Пару раз попав впросак, он теперь старался не отставать от ритма городка. Правда, городком называли его только белороссы – для всех остальных он был городом Бобра – большим культурным и просветительным центром, столицей Средних Земель, возрастающей мощи которого боялись самые великие владыки. И хотя местные жители в ответ на подобные рассуждения только посмеивались, много народу переселилось жить поближе. Вблизи столь могучего государства не страшны набеги кочевников и свеонов.
Шарль де Лавинье постоянно твердил правителю Бобра о необходимости взимания налогов со столь многочисленной орды, поселившихся в радиусе десяти лиг от города. Полковник обещал подумать над этим. Фиг ли тут думать, когда дополнительные деньги сами плывут в руки!
Сон ушел окончательно. Посол встал, засунул ноги в штанины камуфляжа, к которому привык моментально, и пошел испить водицы. Припав к крану, долго и с наслаждением пил живительную влагу, проливая за воротник и орошая свою бородку. Затем зажег свет и посмотрел в зеркало на собственное отражение: последствия вечеринки давали о себе знать – под глазами обозначились темные области переоцененных возможностей.
За окном шумя копытами промчалась рота солдат на утреннюю пробежку.
«То что надо!» – подумал посол, одел теплую шубу, берцы, и выскочил из дома. Шубу пришлось скинуть после километра отчаянного бега: солдатики лупили так, что могла сдохнуть бы и лошадь. Шарль пристроился в хвост и тут же получил по спине кулаком от сержанта.
– Носом дыши, организм! – проорал сержант, – застудишь горло – Львов тебя пенициллином доконает.
Лавинье послушно засопел в две дырки. Затея эта переставала ему нравиться. Но, едва он попытался сбавить темп, как получил по спине.
– Не отставать, слон! – проклиная все на свете посол припустил пуще.
– Вот так! – одобрительно прогудел сержант, – шевели булками!
На повороте их обогнал Малинин на УАЗике.
– Молодцы, воины! – проорал он, высунувшись из машины, – здоровый дух в здоровом теле!
Затем, дав газу, автомобиль помчался вперед. При виде своего вчерашнего собутыльника, посол едва не заплакал, но помня о могучем кулаке сержанта, с темпа не сбился. Сознание он потерял только на шестом километре…
… Очнулся Шарль в медчасти, куда его доставили четверо бойцов во главе с сержантом Резником. На глазах была красная пелена; вот кто-то укусил его в руку – вероятно, сделали укол. Воздух был густой как кисель, и в нем плавали обрывки фраз.
– Товарищ полковник, – оправдывался Резник, – откуда же я мог знать, что послу придет в голову фантазия побежать с нами на большой круг! Одет он точно, как и все!
– А на лицо ты посмотреть не догадался! – бушевал Норвегов, – если этот посол сейчас навернется, кто скандал заминать будет, ты?
– Товарищ полковник, – спокойно произнес Львов, – зря вы разрешили ребятам бороды носить. Это и негигиенично, и вообще!
– Сегодня же всем сбрить! – приказал Константин Константинович, – эта демократия уже боком вылазит. Устав не дураки писали.
Пелена в глазах посла начала спадать. Он ухватился за край кровати и приподнялся.
– Господин полковник, – пробормотал он, – я сам виноват. Думал, выдержу.
– Ха! – пророкотал Норвегов, – батенька, да с этими жеребцами и я не рискну! Не та форма, знаете ли! Видели когда-нибудь загнанную лошадь?
Посол кивнул.
– А вот я не видел, но вы ее очень напоминали! Хорошо, вот наш врач вас откачал. А ежели бы что? – Шарль что-то невнятно пробормотал.
– Что? – наклонился к нему врач.
– Завтра снова побегу! – отчетливо произнес пациент. Вокруг заржали.
– Наш человек! – произнес обрадованный Резник.
– Если только с карантином, – с сомнением произнес полковник, – эти вас насмерть загонят. Одно слово – орлы!
Посла выписали днем. За ним зашел барон Ла Мош – его правая рука и верный друг.
– Надеюсь, Шарль, вы подадите официальный протест? – спросил он, раздувая щеки. Граф озадаченно посмотрел на него.
– Барон, какой протест? Я по собственной глупости попал в этот переплет! Это все равно, если бы я погнался за ветром! Какой протест? Кому протест? – Ла Мош пожал плечами.
– Как знаете, граф, как знаете. Вы уверены, что в отношении вас не применялось силы либо принуждения?
– Абсолютно. Тем более, что я с завтрашнего утра начинаю заниматься с молодыми воинами, да и вам того советую – узнаете массу полезных вещей.
– Граф, я с пятилетнего возраста не расстаюсь с мечом, и ни один из этих вояк не сможет меня победить в честном бою – вот в чем я уверен на все сто! А для того, чтобы передвигаться с большой скоростью, существуют лошади.
Де Лавинье недоверчиво покачал головой.
– Зачем же вы, Арман, согласились сопровождать меня в этом путешествии? – барон остановился и хмуро улыбаясь заявил:
– Вы мой друг, Шарль. Как же я мог отпустить друга, да еще такого неисправимого романтика в столь дальние края?
Граф горячо пожал приятелю руку и, простившись с ним, поспешил к себе. Организм требовал пищи.
Вечером Норвегов вызвал к себе Андрея и приказал ему лично наблюдать за физзарядкой карантина, к которой должен был присоединиться посол.
– Это не значит, что нагрузки должны быть снижены – просто наблюдай, чтобы этот Лавинье не помер во время кросса. Я думаю, что три километра – для него нормально.
– Знаю, отец. Помню, как я умирал во время «трешки», а сейчас «десятку» каждое утро пробегаю. Настя было увязалась со мной, да надолго ее не хватило. Сказала, что это чистой воды идиотизм – бегать без нужды.
Полковник фыркнул.
– Может и этого посла надолго не хватит. Шутка ли: в шесть утра отрывать свою французскую задницу от перины и нестись по морозу как угорелый!
– Не шутка! – подтвердил Андрей. Ладно, посмотрим на него.
Утром Шарль бежал вместе со взводом карантина. Так, как возможности полноценного отбора были ограничены, на службу призвали всех, кого было можно: офицерских сынков, пацанов из слободы и даже двух-трех случайных «солдат удачи», прибившихся к городку.
«Пастухом» при карантине был Горомыко, гонял бойцов нещадно так что Андрей Норвегов даже жаловался отцу, командир лишь посмеялся.
– Ныть всякий горазд, а вот сержанта обставить – кишка тонка.
У вояк из карантина было то преимущества, что службу тянули они уже недели три, и поэтому успели привыкнуть к заутрени – «трешке» по пересеченной местности с забеганием в спортивный городок. Посол держался молодцом, но все-таки бежал в конце. Зато в спортивном городке он подтягивался и отжимался за троих – руки, с детства привычные махать мечом хозяину служили исправно. Резник в конце даже похвалил:
– Молоток, Шарль! Если разрешат тебе автомат повесить – отличный солдат получится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59