– пыхтел рядом Мухин, – эта дорога, ясное дело, предназначена для лошадей, а не для твоего «Урала». Нужно было, голова твоя садовая, одно колесо по колее пускать, а второе – сбоку! А ты тропу меж колес пустил!
– И чего теперь делать? – спросил Витек, вытирая вспотевший лоб.
Ситуация была не из приятных. Машина Плятковского шла в авангарде. Увлекшись очередным бутербродом, он не придал значения тому, что дорога резко сузилась. В результате «Урал» сел на все шесть «костей». Слева и справа низинная местность не позволяла объехать: сунувшийся было туда БТР едва вылез.
– Попали мы, нечего сказать! – ругался Булдаков, – теперь что делать, зимовать, аки Амундсен? Что ни говори, а тактика двадцатого века – вещь стоящая. Пустили бы впереди БТР, он бы нас моментом вытащил! Дерьмовый я начальник, как говорил Суворов.
– Да не кори ты себя! – хмыкнула Светлана, – это ведь была идея Семиверстова.
– Точно, – поддакнул Мухин, – мы – мирная миссия, поэтому впереди должен идти «Урал» с дерьмом… Стоп! У нас же для подобных случаев на бамперах лебедка установлена!
– А за что ты, Иваныч, ею уцепишься? – иронично оскалился подполковник, – вокруг ни одного деревца, аж до самого поворота, а это метров сто будет… Там, правда, что-то растет – из-за тумана не видать…
– Что-то большое, – подтвердил Леонид Иванович, – но до него Бену Джонсону секунд десять бежать!
– Парни не дотолкают, – резонно заметил Булдаков, – рота бы вытянула, а взвод – ни в какую! Еще идеи есть, товарищ бойскаут?
– Готовьте обед, – рубанул ладонью воздух Мухин, – а я тем временем найду кого-нибудь.
Булдаков озорно глянул на заместителя.
– Иваныч, ты разве знаешь немецкий?
– Палыч, я ведь во время СССР трубил инструктором в первом отделе ГРУ. Говорит вам что-нибудь этот факт?
– Затыкаюсь, пан Мухин, – примирительно поднял руки вверх, – сколько языков знаете?
– Английский, французский, немецкий, испанский и русский со словарем. Во вторых, гляньте вон туда, – старший прапорщик указал на десяток стогов сена, возле которых сновали люди нагружая волокуши.
– Чего это они зимой сенокос устроили? – недоуменно спросила Светлана, – не пойму.
– Видимо, перевозят сено. Летом в эти топи не сунуться. А теперь зима на носу – колхозники убирают с полей последний урожай, – Олег Палыч чертыхнулся, – вот, ёхтель! Картина до того привычная, что я даже и внимания не обратил. Ладно, иди договаривайся, хват! Обед, говоришь?
– Обед, ну и что полагается к нему, – лукаво глянул Мухин на командира.
– Спирт? – в ответ на этот вопрос старший прапорщик повел по-никулински носом и утвердительно кивнул головой. Затем отстегнул планшет и, вручив его стоящему рядом Кимарину, запрыгал по кочкам в направлении «харвестеров».
– Светлана Булдакова! – зычно крикнул подполковник, – к командиру!
– Ну ты, дорогой, даешь! – сказала стоящая в двух шагах жена, – мне бегом или как?
– Обед готовить нужно! – сурово сказал муж, он же большой начальник.
– Ну ты, в натуре, Колумб! Америку открыл! – задохнулась она от возмущения.
– Ты не бузи! – предостерегающе поднял палец супруг, – обед должен быть рассчитан на пятьдесят человек и десять лошадей.
– И чем мне, по твоему, кормить это тыкдымское стадо? Травки им нашинковать?
– Насколько я помню, кони любят хлеб и сахар. Ну так вот: на каждую лошадку по две буханки хлеба и по пятьдесят грамм сахару. А людишкам помимо обеда по двести грамм, но спиритуса.
– Что-то ты, Палыч, раздобрился, – улыбнулась Светлана.
– Тихо, родная! Это еще зависит от успеха дипломата Мухина.
– И ему двести грамм?
– Нет, конечно! Ему – триста. Парням – по сто пятьдесят, исключая водителей и дозор, ну и мне – сто восемьдесят, – Булдаков почесал подбородок, – хотя нет, мало. Давай сто девяносто!
– А не захмелеешь? – супруг раздулся от обиды и стал вдвое прежнего.
– Оскорбление какое! Ты подумай! Да если нужно, я могу хоть двести грамм выпить. Да нет! Двести пятьдесят!
– Товарищ подполковник! – к разобиженному командиру подбежал Андриан Городов, – База на связи!
Булдаков поспешил в «хвост» колонны, где находилась машина с радиостанцией. Коротковолновый трансивер, слегка модернезированый Селедцовым, тихонько свистнул, когда Олег Палыч взял в руки микрофон.
«Слава богу, хоть не глушат!» – с облегчением подумал он.
– Командир базы торпедных катеров, майор Понтовило, слухаю! – произнес он бесцветным голосом в микрофон.
– Гестапо на связи! – откликнулся Норвегов, ценивший хорошую мужскую шутку, – конспирация, батенька, и еще раз конспирация. Вы на вражеской территории!
– Нас не подслушивают? – забеспокоился Булдаков.
– Сверхсекретное кодирование симплекса активировано, – произнес, очевидно по бумажке, Норвегов, – Бундесвер останется с носом! Как ваши дела, герр штурмбанфюрер?
– «Дела» – у женщин, – отшутился подполковник, – у нас проблемы.
– Что-нибудь серьезное? – встревожился командир.
– Как прыщ на заднице! Мы умрем смеясь!
– Смотрите, не вляпайтесь во что-нибудь дурно пахнущее! – предостерегла «Большая Земля».
– Будем стараться! – серьезно ответил Булдаков.
– Родина вас не забудет! – пообещали на том конце радиоволны. Частота постоянно уплывала, но Городов, проявляя чудеса ловкости, орудовал ручкой КПЕ, – где вы находитесь?
– Проходим Шварцвальд, – доложил подполковник.
– Что прошли? – удивление в голосе Норвегова без помех передалось по радио, как будто бы он сидел рядом.
– Место такое в Западной Европе, – уклончиво ответил Олег Палыч, сам точно не представляя, в какой точке географической карты он находится в данный момент, – через сутки планируем быть у Женевского озера.
– Только, бога ради, не сообщайте местным аборигенам, что оно «Женевское»! – взмолился Константин Константинович.
– Не буду! – согласился Булдаков, – не то ход истории нарушится. У вас все?
– Абсолютно. До связи! – попрощалась База.
«Женевское озеро – это еще бабушка надвое сказала», – подумал Булдаков, выходя из «кунга», – «кстати, что точно скрывается под этим анахронизмом? При чем тут надвое? Придумают предтечи какую-нибудь хреновину, а мы и рады повторять!» Он подошел к «Уралу» Плятковского и увидел, что Мухин уже вернулся и привел десяток першеронов вместе с их хозяевами – угрюмыми мужиками романской расы.
– Что ты им пообещал? – спросил подполковник.
– Пожрать от пуза и выпить. Кто сколько сможет! – ответил старший прапорщик, – у них в этом году урожай не шибко богатый, так что пожрать на халяву они не прочь.
– Ты глянь, Иваныч, – они даже не удивлены! Точно каждый день из болота военную технику вытягивают!
– Дикари-с!
Крестьяне, одетые в простые, но добротные одежды, стояли небольшой кучкой и о чем-то «шпрехали». Затем, вдоволь насовещавшись, они принялись сноровисто составлять упряжь для необычной работы. Рядом суетился Витек Плятковский, в основном мешая, и приговаривал ежеминутно «Гитлер капут», «Драг нах Москау», или «Фюр готт унд Кайзер», но на него не обращали внимания. В конце концов, Мухин загнал его в кабину.
Через пяток минут один из местных подошел к отцам-командирам, и сказал, что все готово. Сзади в застрявшую машину уперлись солдаты, спереди тянущий момент создавался пятью парами лошадей, а сбоку стоял подполковник Булдаков и строго смотрел на все это. Дву– и четырехкопытные уперлись в сыру землицу и, попеременно стравливая, принялись тянуть-толкать застрявший автомобиль в сторону Парижа. Медленно ползя, «Урал» продвигался к более-менее твердому месту, где можно было увеличить давление в колесах и выехать на безопасную сторону. Плятковский хотел завестись и помочь движком, но подошедший «Бойскаут» быстро пресек дурные мысли.
– Вы глупы, Виктор! – безапелляционно заявил старший прапорщик, – эти лошадки, заслышав непривычный звук, могут запросто поскакать к Стиксу.
– Куда поскакать? – не понял водитель.
– В прекрасное далеко, – Леонид Иваныч не любил опускаться до объяснений, и поэтому просто хлебнул из фляжки, – помнишь, как удивился Чукча, когда узнал, что бензопила заводится? Теперь представь, что будет, если заведется эта тачка! Представил?
– Да я…
– Лажа это все. На, хлебни и успокойся.

Глава 23.

Посольский поезд двинулся дальше, а вслед ему глядели флегматичные «человеки» и вяло махали руками. Копируя их, Булдаков вяло высунул в окно переднюю конечность и, совершив ею пару абстрактных движений, проорал:
– Расширяйте дороги! Данке за прием! – Мухин дернул его за рукав.
– Палыч! Они, вообще-то, на французском разговаривают. Правда, местный диалект скорее похож на немецкий, а также изрядно разбавлен саксонским…
– А банту туда не замешался? – спросил офигевший Булдаков.
– Я серьезно, – обиделся Мухин, – здесь такая смесь!
– Лошади у них хорошие, – сказал меняя тему подполковник, – надо было семян на развод попросить.
Водитель прыснул. Мухин отвинтил колпачок с фляжки и неслабо приложился.
– Был бы с нами Малинин, – заметил он, – тот бы им своих оставил. Командир, а что вы им на память там дарили? Надеюсь, не набор солдатских сухарей?
– Хорош, Иваныч! Сухари нам самим нужны, – строго сказал Булдаков, – я им выделил три пары кирзовых сапог, да и то, только ввиду того, что мы их не носим. Норвегов забил ими половину «Урала».
– То-то я удивился, что один из них говорил о каких-то сапогах-скороходах! – рассмеялся Леонид Иванович.
– Хороши скороходы! – захохотал командир, – хотя, признаться, у меня был солдат, который в «кирзачах» стометровку пробегал за одиннадцать с половиной секунд.
– А за сколько этот уникум пробегал стометровку в кроссовках?
– Не успели выяснить. Соревнования были в Ошмянах, так он и мотанул в сторону литовской границы, как только надели на него шиповки. Даже инверсного следа не оставил.
– Случайно, не Шеремет его фамилия?
– Масиедовас. А что?
– Да нет, ничего. Интересно получается, – ответил старший прапорщик, зарываясь в свои мысли.
Подполковник поерзал на сиденье, пытаясь время от времени острить по поводу проплывающего мимо пейзажа, но его никто не слушал. Тогда он остановил машину и пересел к жене в УАЗик.
… И вот на четырнадцатый день пути показались Сент-Кантенские ворота Парижа. Издалека глядя на город – грядущий центр культурной Европы, Булдаков обратился к своим людям:
– Тут нам природой суждено взлететь, или упасть в… Пардон, задумался! В общем, что скажу. Город издалека вид имеет грозный, но не нам его штурмовать. Попытаемся обойтись без кровопролития и прочей ерунды. Где наши верительные грамоты?
– Вот, – протянула ему свиток Светлана. Подполковник долго разворачивал документ, затем минуты три упорно вглядывался в него, после чего побагровел.
– Кто сие рисовал? – прорычал он, нагнетая в систему давление.
– Городов! – заржали все, а вперед вышел смущенный Андриан.
– Чего там, – обиженно засопел он, – Норвегов одобрил. Сказал, что нехер перед франками жопой вилять.
– Ну, если только с такой позиции! – протянул подполковник.
Холст на переднем плане изображал ядерный грибок, в отсветах которого по бокам перемешивались второстепенные планы: тонущий «Титаник», зависший в пике самолет «Люфтваффе», корчащий рожи на электрическом стуле Аль-Капоне и ухмыляющийся Чикатило, держащий в правой руке саквояж, а в левой – окровавленный нож. Внизу, под всем этим великолепием, маркером ядовито-зеленого цвета оформилась запись на французском, извещающая, что податель сего кошмара – человек достойный.
Андриан городов был не столько связистом из группы капитана Селедцова, сколько талантливым подающим надежды художником психоделистом, видевшим мир в багрово-красных тонах собственного воспаленного сознания. Капитан Малинин поэтому поводу говорил так:
– Чем хороши картины Андриана? Тем, что не раздражают с похмелья. Глядя на них чувствуешь, что как ни паршиво тебе, бывает и гораздо хуже.
Это была истинная правда. На картинах Городова нельзя было различить ни сторон горизонта, ни сторон изометрической проекции, в коей они традиционно исполнялись, ни материал используемого холста. Его труды представляли собой законченные композиции со всех ракурсов.
Уже восьмой год Андриан трудился над своим шедевром, получившему название «Мир глазами пчелы», столь же яркому по сюжету как и «Последний день Помпеи». Холст был разбит на неправильные ромбы и «тупоугольники», каждый из который представлял маленький сюрреалистический сюжет. Все еще не законченное, творение следовало за своим создателем на берега Сены.
За Андриана вступился Мухин:
– Командир, в конце концов, он ведь не «Запорожцев» скопировал!
– Не учите деда кашлять! – отмахнулся Булдаков, а где гарантия, что этого обдолбанного Людовика не хватит кондратий?
– В тринадцатом веке на Земле у людей были нервы покрепче, – отозвалась Светлана, – любимым развлечением ребятишек, например, было смотреть на публичные казни…
– Надо мою половину, Иваныч, на должность поставить, – сказал Олег Палыч, – не годится, чтобы какие-то гражданские влезали в разговор военных! Назначим, скажем ее, командиром отделения посудомоек с присвоением посмертного звания обер-кондуктора. Чего молчишь? Слыхал ты, чтобы детишек на казни водили? Ребенок, кстати где?
– Я здесь, па! – отчаянно пробасило его чадо с крыши «кунга». Дениска, крепко упершись ногами, глядел в бинокль на город, куда они должны будут въехать буквально через час.
Он походил на Наполеона, ожидающего купчишек с ключами от города-Героя Москвы. Дите было обряжено в камуфляжную форму самого скромного размера, а на правом боку его болталась портупея с кобурой, в которой дремала «берета», которой Дениска владел мастерски.
– Гляди! – предупредил его отец, – свалишься, я тебе трещину в башке зашпаклевывать не буду.
Затем, вспомнив, что хотел сказать людям кое-что ободряющее, продолжал менторским тоном:
– Париж, насколько я слышал, город контрастов. Богатые дворцы, убогие хижины, нарядные дамы и нищие в лохмотьях и башмаках из не шибко ценных пород древесины – вот такая картина откроется нам через какое-то время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59