Значит, мы имеем три круга подчинения главному амулету – внутренний для эльфов, серединный для гномов и внешний для людей. По законам магии каждый наружный круг амулетов должен быть шире внутреннего. Отсюда следует, что для разрушения гномьего круга нам достаточно будет уничтожить четыре кольца, после чего остальные три утратят свое колдовское влияние. Что касается людских колец, нужно будет уничтожить пять из них. Когда их останется семь, круг подчинения распадется.
Он снова замолчал, дожидаясь, пока слушатели осмыслят его слова.
– Четыре вместо семи – это почти в два раза легче, – прикинул Горм.
– Правильно. – Палландо поощрительно улыбнулся гному. – Но полное удаление амулета из магического круга возможно только при соблюдении одного из трех условий – если амулет уничтожит либо его носитель, либо его создатель, либо первородный огонь. Под носителем подразумевается не тот, у кого амулет оказался в руках, а тот, кто подчинился его влиянию. Создатель – это тот, кто изготавливал вещественную основу амулета, а также тот, кто накладывал на него магию. Первородный огонь – это жар глубин Арды, а также некоторых творений Мелькора, в которых Отступник заложил его при создании. Если же кольцо будет уничтожено каким-то иным способом, Саурон сможет создать новое и вставить его в круг на место прежнего. Вы поняли?
Все трое дружно кивнули.
– Поэтому ваше участие в изъятии гномьих колец важнее, чем мне показалось вначале, так как двое из вас являются их создателями. К сожалению, моя помощь будет весьма ограниченной – если жители Средиземья имеют полное право отбирать друг у друга что угодно и как угодно, никто из айнуров не имеет права проделывать с ними то же самое. Таковы законы Илуватара, призванные обезопасить народы Арды от чрезмерного вмешательства айнуров. Коугнир, несомненно, примет участие в этом деле, поскольку гномы – его любимцы, но имейте в виду, что в отношениях с гномами ему можно пользоваться только теми средствами, которые в той или иной степени доступны народам Средиземья. Вы можете рассчитывать на его помощь, но и от вас будет зависеть очень многое. Куда вы собираетесь отсюда направиться?
Трое друзей растерянно переглянулись – они еще не подумали об этом.
– Это, наверное, Горму решать, – сказал Фандуил. – Он своих лучше знает.
– Я бы сначала пошел в Синие горы, хоть туда и подальше будет, – неуверенно пробормотал Горм. – В Казад-Думе я сейчас вроде как вне закона, мне туда соваться нельзя, а в Казад-Гуше как раз четыре кольца. Когда мы уничтожим их, в Казад-Думе тоже все изменится, и я смогу вернуться домой.
– Разумно, – кивнул Палландо. – Тогда договоримся так – вы идете к гномам Синих гор, а я разыскиваю Коугнира и направляю к вам. Он либо встретится с вами в Синих горах, либо нагонит в пути. Я не вхож к гномам и мало чем смогу помочь, если отправлюсь с вами. Будет полезнее, если я останусь защищать народ авари от северных орков. Но все же я смогу оказать вам некоторую помощь.
– Мы будем рады любой помощи, учитель.
– Я не придумал ничего, что могло бы ускорить выполнение вашей задачи. Видимо, какое-то время нам придется потерпеть козни этого выскочки майара. Действуйте тщательно, наверняка, без спешки, выжидайте удобный случай – жизнь у вас одна, а напрасные жертвы нам ни к чему. Трудно сказать, сколько времени займет ваше дело – возможно, вы уложитесь в несколько лет, но возможно, что и в несколько десятилетий, поэтому я хочу позаботиться кое о чем заранее. Тебе, Фандуил, это не понадобится, а вот твоим друзьям, особенно Рамарону, может и пригодиться.
– Вы о чем, учитель?
– Будет несправедливо, если они потратят лучшие годы своей жизни на поиски гномьих голец. Я дам им на это время вечную молодость, чтобы после завершения дела они остались в том же возрасте, что и сейчас. Ее ошибочно называют бессмертием, хотя ее обладатель уязвим для ран и болезней.
– Разве такое возможно?! – подскочил на диване Рамарон.
Маг усмехнулся его горячности.
– Не для всех айнуров, но для меня возможно, хотя подобные штучки не приветствуются Илуватаром. Ну уж я перед ним как-нибудь отчитаюсь…
– А почему только на время? Она же вечная!
– Чтобы ты это понял, сначала я должен объяснить тебе причину вечной молодости. В каждом из нас – и в эльфе, и в гноме, и в человеке, и в любом другом живом и неживом творении Илуватара – изначально заложена искра от сущности Единого, но дальше каждый должен поддерживать ее горение сам. Как только искра начинает слабеть и гаснуть, ее носитель начинает дряхлеть, пока наконец его тело не разрушается окончательно. Это и называется – смерть от старости. Чтобы искра сохраняла свой жар, нужно всегда воспринимать мир как бы заново и сохранять в себе свежесть чувств и ощущений, а скука и привычка гасят ее. В эльфах эта способность предусмотрена Илуватаром, поэтому они не старятся или почти не старятся. В каком-то смысле они – вечные дети, непрактичные и способные радоваться любому пустяку. В людях эта способность заложена в малой степени, потому что Единый хочет посмотреть, сумеют ли они развить ее самостоятельно, и в чем-то они ему интереснее эльфов. В гномов Ауле заложил эту способность, насколько сумел, но, сами понимаете, он – не Илуватар, а только валар, поэтому гномы получились долговечными, но не вечными.
Палландо закончил говорить. Все трое сидели молча, с озадаченными лицами. Маг с любопытством поглядывал на них, наблюдая, как они восприняли эту лекцию по божественному промыслу.
– Что касается вас двоих, – добавил он, – я не могу изменить ваши изначальные свойства, но могу наделить вас частицей собственной жизненной силы. Она вернется ко мне, когда я сочту нужным взять ее обратно или когда кто-то из вас погибнет. Если такое несчастье случится, я мгновенно узнаю об этом по ее возвращению. Для ее передачи я проведу определенный ритуал, после которого вы перестанете стариться, подобно эльфам и айнурам.
– А мы с Гормом тоже научимся колдовать, как вы? – спросил вдруг Рамарон.
– Шустрый ты парнишка! – расхохотался маг, откинувшись в своем плетеном кресле. – Нет, это две совершенно разные силы – жизненная и колдовская. Ваши тела просто не приспособлены вмещать такое могущество, как моя колдовская сила. То, что сейчас перед вами, – он указал на себя быстрым обводящим жестом, – во многом одна только видимость.
– Эх, вот жалость-то, – огорчился бард. – Почтенный Палландо, тогда сделайте так, чтобы я мог видеть в темноте! Мне уже надоело, что меня за ручку по пещерам водят!
Маг одобрительно кивнул.
– Хорошо, что ты напомнил об этом. Я позабочусь, чтобы во время передачи силы ты получил и это свойство. А теперь можете идти – я сообщу вам, когда подготовлюсь к ритуалу. Мне потребуется для этого несколько дней, да и вы должны отдохнуть перед тем, как принять в себя частицу жизненной силы айнура.
В последующие дни Фандуил знакомил друзей с жизнью в Мирквуде. Они побывали на приеме у короля Трандуила, которому захотелось услышать новости из первых рук. Король был вежлив, серьезен и имел заметное сходство с Фандуилом. Горм и Рамарон уже знали, что он получил власть, будучи в возрасте Фандуила, когда все его старшие родичи полегли в битве с орками. Узнав, что юноши собираются за гномьими кольцами, он обещал обеспечить их провизией и снаряжением в дорогу.
Две недели спустя Палландо провел ритуал передачи силы, а еще через два дня друзья отправились в путь. Кроны Сумрачного леса очистились от снега и бледно-зелеными облаками высились далеко в небесах. Сумрачный лес ненадолго перестал быть сумрачным – пока не отрастут новые листья и не укроют его влажные глубины от лучей солнца.
И снова ночевка под открытым небом – первая в длинной череде предстоящих им ночевок. Фандуил не охотился весной, когда все живое участвует в зачатии новой жизни. Пока Горм с Рамароном запасали топливо на ночь, он приготовил ужин из взятых в Мирквуде припасов. После ужина бард уселся у костра с лютней и стал напевать песню, сочиненную сегодня в дороге:

Мой мир – это лютня, а путь мой – ее струна.
Струну натяну я, чтоб выше запела она.
Мой мир – это лук, а путь мой – его тетива,
А стрелы мои – это песни заветной слова.


Струну натяну я, чтоб песню свою сложить,
Рвану тетиву я, чтоб в цель стрелу положить,
Ах, цель, моя цель, как цель моя далека –
Струна натянулась по деке и до колка


И от тетивы дрожит дубовой дуги разлет.
Хоть путь далеко лежит – идущий всегда придет.
Ах, цель, моя цель, прими все мои пути,
Иду я к тебе, чтобы было откуда уйти.

Друзья не знали, что в этот день перед пещерами Мирквуда опустился гигантский орел, чьи крылья достигали нескольких шагов в размахе. Палландо вышел к орлу, и у них состоялся короткий разговор на странном клекочущем языке. После этого разговора маг сходил в свою комнату за посохом и уселся на спину могучей птицы. Приняв седока, орел взмыл в поднебесье и вскоре исчез из вида.

***

К середине зимы в Барад-Дур вернулись орки из-под Ост-ин-Эдила. В Мордорской долине, со всех сторон огороженной горными хребтами, зима была сухой и бесснежной. Грубые сапоги остатков армии Саурона, месившие снег вдоль всего Андуина, наконец-то ступили на бурую полегшую траву Мордора. От отряда волкогонов уцелело только несколько волков. Они тащились вслед за пешим войском под наездниками, не желавшими принимать на себя первый гнев хозяина. Вожак армии погиб, и трудно было предугадать, на кого обрушится ярость Саурон-бахула.
Поражение под Ост-ин-Эдилом было неожиданным для Саурона. Не то, чтобы совсем неожиданным – всегда остается место для ничтожной случайности, из-за которой верное дело проходит не так, как было задумано – но майар и думать не хотел, что она может произойти с его войском. Ему были известны силы Ост-ин-Эдила, он сделал все возможное, чтобы оставить нолдоров без военной поддержки, и преуспел в этом. Как бы усердно эльфы ни готовились к войне, какими бы искусными воинами они ни были, решающее значение имела численность войск. Саурон постарался обеспечить себе перевес, послав на город все свои южные силы, он следил за битвой через амулет на вожаке и даже направил его руку, сразившую Келебримбера – и в итоге остался без южной армии, а город так и не был взят.
Остатки этой армии целиком поместились на крепостном дворе Барад-Дура. Орки понуро толпились у ворот, ожидая хозяйских приказаний. Было совершенно очевидно, что сколько ни называй их трусливыми ублюдками, вонючей падалью и шакальим дерьмом – хотя Саурон не отказал себе в этом маленьком утешении – восстановление южной армии займет самое малое несколько лет. И, как назло, этот сукин сын вожак погиб в бою, лишив майара возможности публично вздернуть негодяя, сумевшего просвистать заведомо выигрышную битву.
Еще хуже, вернувшиеся орки были напуганы и сломлены отпором, который они получили от эльфов. Никто из них не мог толково ответить, какие потери понесла противоположная сторона. Сколько ни выспрашивал их Саурон, ответы сводились к одному – эльфов было много, мечей у них было много, а стрел очень много, и все они жутко как дрались.
Хотя эти утверждения не выглядели обнадеживающими, майар догадывался, что ост-ин-эдильские эльфы понесли тяжелые потери. Даже если орки сражались хуже некуда, было просто невероятно, чтобы они позволили безнаказанно искрошить себя в капусту. Несомненно, им не хватило совсем немного, чтобы взять Ост-ин-Эдил, и теперь город обескровлен. Туда еще бы пару отрядов – и его сровняли бы с землей.
Но это нужно было сделать немедленно, потому что Келебримбер наверняка ездил в Линдон за военной помощью. На севере, в Ангмаре, Саурон готовил еще одну армию орков, предназначавшуюся для завоевания эриадорских атани, но сначала нужно было избавиться от эльфийского рассадника в Эрегионе. Если бы северная армия выступила туда в ближайшие дни, она опередила бы линдонские войска.
Отослав орков в казармы, Саурон вернулся в комнату и задумался над тем, где взять гонца, который сумеет вовремя передать приказ из Мордора в Ангмар. Было бесполезно отправлять туда конника, да еще зимой, по бездорожью. Летом можно было бы послать туда летучую мышь, но сейчас все они были в зимней спячке. Мысли майара обратились к кольцам власти, через которые можно было приказывать их носителям, но все двенадцать колец атани еще висели у него на шее, а гномы традиционно отличались неторопливостью.
Тем не менее, Саурон взялся за гладкое золотое колечко на своем пальце, чтобы посмотреть, как там обстоят дела у гномов. Он не торопился бы с их развоплощением, если бы замысел с кольцами не раскрылся так быстро. Но превосходная идея была раскрыта и наполовину испорчена, поэтому майар спешил сделать то, что еще можно было сделать. Вся мощь кольца всевластья была направлена на превращение гномьих вождей в бестелесных назгулов.
Пресловутое гномье упрямство проявилось и здесь, выражаясь в устойчивости к влиянию магии кольца. Самым крепким оказался Дарин, лишний раз доказав, что не зря он является вождем над вождями. Хотя Саурон потратил на него не меньше усилий, чем на остальную шестерку вождей, гномий король поддавался развоплощению гораздо медленнее, чем этого хотелось бы майару. Не менее устойчивым оказался и Фарин, один из ногродских вождей, зато Хъёрт с Грором порадовали Саурона своей податливостью к магии.
Майар вызвал гномьи кольца одно за другим, проверяя их носителей. Для того подобные амулеты и делались различными с виду, для того им и давали имена, чтобы при обращении к ним не возникало путаницы. Подкрепив приказ о развоплощении новой порцией силы, Саурон снова задумался о посылке гонца в Ангмар. Пусть даже Ост-ин-Эдил теперь надолго ослаблен, было бы лучше раз и навсегда покончить с этой головной болью.
Наконец у него мелькнула удачная мысль. В любое другое время Саурон счел бы ее неудачной, но сейчас от своевременного выступления ангмарских войск зависело слишком многое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58