https://wodolei.ru/catalog/unitazy/roca-meridian-n-346247000-25100-item/
Тогда я схватил вещички – и скорее к вам. Меня не пускали, но я сказал, что у меня здесь осталось много хороших инструментов и мне нужно забрать их – не оставлять же их эльфам… – Он мрачно потупился. – И вот тогда пустили…
– Пожалуйста, Горм, рассказывай все по порядку, – попросил его мастер. – И давайте сначала сядем, а то как-то неудобно стоя.
Они уселись на скамью у стены, и Горм начал рассказывать:
– Когда я вернулся в Казад, то первое, что я начал выяснять – это почему нас, учеников, отозвали из Ост-ин-Эдила. Оказалось, Дарин еще с того посольства обозлился на эльфов и начал настраивать наш народ против них. Не все сразу согласились с ним, хотя король есть король и у нас, у гномов, его почитают пуще отца родного – но и отцу, бывает, скажешь, если он совсем уж не дело делает. Наши тоже говорили, особенно из Почетной Десятки – это у нас десятка самых мудрых, отважных и уважаемых гномов, которые сопровождают короля на приемах – и все они мгновенно оказались в нижних шахтах, а там даже самым крепким гномам нелегко приходится. Так и замолчали, а затем попривыкли, да и понравилось считать себя народом избранным. Пошли разговоры о том, что эльфы не учат гномов, а только портят, что не годится идти против наших старинных ремесленных традиций. Дарин собрал сходку мастеров клана и на ней приняли решение об отзыве.
– Значит, теперь ваш народ ненавидит наш – а ведь еще и года не прошло, – удрученно подытожил Келебримбер.
– Неужели у вас не помнят, что всегда видели от нолдоров только хорошее?! – вскинулся Фандуил.
– Так это ж просто, – мрачно фыркнул Горм. – Хочешь помнить – и помнишь, не хочешь – и не помнишь. Смотря по тому, что выгодно. Ничего не поделаешь, сейчас ругать эльфов у нас выгодно, что бы они там для нас ни сделали прежде. А кое-кому даже нравится. Ведь когда ругаешь другого, сам себе кажешься ох каким хорошим!
– А отношения с атани? – спросил Келебримбер. – Они тоже ухудшились?
– Да у нас с ними и не было никаких отношений. Нет, вся вражда у нас направлена на эльфов. – Горм вздохнул. – А я эльфов так хорошо знаю – и вас, учитель, и тебя, Фандуил – что никак не могу считать их плохими. Тяжко мне, и я чую, что все это добром не кончится. И еще вот что – когда я вернулся и увидел Дарина, мне показалось, что он какой-то не такой. Выглядит он не как нормальный гном, а как будто бы… – Он задумчиво взялся за бороду, пытаясь подобрать нужное слово. – Полупрозрачный, что ли… Вроде бы и борода у нашего короля на месте, большая такая, косматая, но за ней словно бы пустота образовалась. Вроде бы и лицо у него на месте – но что-то в нем не так. Тогда еще можно было ходить в другие кланы, и я пошел посмотреть на двух других наших вождей, сначала в Северный Казад, а затем в Южный. Харад показался мне странноватым самую чуточку, но когда я увидел Хъёрта, у меня аж мороз по коже прошел. Тело есть, лицо есть – все обычное, гномье, но сквозь все это словно бы какой-то жуткий и злобный призрак проглядывает.
– Ты говоришь, они изменились телесно? – переспросил мастер.
– Не то слово, – поморщился гном. – Лучше бы сказать, что они стали бестелеснее. Сроду не видел призраков, но если бы меня спросили, я бы сказал – вот такие они и есть. Или скоро будут.
– Разве ваш народ не видит, как изменились их правители? – спросил Фандуил.
– Это же не вдруг происходит, а постепенно, мало-помалу. Я это заметил, потому что меня долго не было в Казаде и потому что вы, учитель, велели мне там смотреть зорко. Там без меня много чего изменилось, и нашим было не до королевской внешности. Учитель, неужели это все из-за проклятых колец?!
– Не ругай их, Горм, это только изделия. Дело не в них, а в том, кто зачаровал их.
– Если бы мы с Фандуилом знали тогда, в тот вечер… – горько вздохнул Горм. – Если бы я не уговорил тогда Фандуила…
– Коварный майар сумел обмануть не только вас, но и весь Общий Совет. Судя по твоему рассказу, он хочет посеять рознь между народами Средиземья и ослабить их изнутри, превратив их правителей в призраков. Без сильного и мудрого правления любой народ быстро превратится в запуганную толпу, которую легко подчинить.
– Наш король станет призраком?! – ужаснулся Горм. – Наш многославный Дарин, Который Воплощается? Неужели это никак нельзя предотвратить?
Келебримбер опустил голову, чувствуя на себе тревожные взгляды учеников.
– Я должен попытаться это сделать, – сказал он после нескольких мгновений глубокой задумчивости. – Гномы Синих гор еще пускают эльфов к себе – я сам поеду туда и расскажу им, что происходит в Казад-Думе. Может, это образумит их и они согласятся уничтожить свои кольца, а возможно, и помогут мне уговорить здешних гномов. И еще эльфийские кольца… им тоже не место здесь, в Средиземье. Гил-Гэлад не вернул их, но я постараюсь убедить его.
Сразу же после этого разговора он ушел к правителю. Затем они вызвали к себе Олорина и долго совещались втроем. В тот же день неугомонный маг куда-то отбыл – по своему обыкновению, безо всяких прощаний и объяснений – а к вечеру Келебримбер вернулся в мастерские и сообщил ученикам, что завтра утром уезжает в Линдон.
Наутро Горм и Фандуил вышли провожать своего учителя. С ними увязался и Рамарон, накануне узнавший от них эту новость. Парень взрослел быстро, как и все атани. За время пребывания в Ост-ин-Эдиле пушок на его верхней губе превратился в небольшие усы и начал распространяться на щеки. Никогда не обучавшийся у мастеров, Рамарон не понимал привязанности своих друзей к Келебримберу и долго удивлялся, когда узнал, что они не считают присутствие мастера обузой. Еще больше он удивился, когда до него дошло, как они огорчены его отъездом.
– Так это ж хорошо, что он уезжает! – с недоумением уставился он на них. – Вы будете сами себе хозяева, а это ж здорово! Ладно бы вы ничего не умели, а вы чуть ли не два десятка лет у него обучаетесь – так неужели вы обойтись без него не можете?!
– Много без чего обойтись можно, – обиженно ответил Фандуил. – Да вот только зачем это нужно?
Горм оказался прямолинейнее своего напарника.
– Дурак ты, Рамарон, – заявил он. – У нас в Казаде, знаешь, как говорят – у каждого гнома есть три отца. Первый – это кровный отец, который зачал тебя и вырастил. Второй – это мастер, который зачал и вырастил в тебе мастера. А третий – это вождь клана, который зачинает и растит благоденствие своих подданных. По-нашему, по-гномьему, слово «вождь» как раз и означает «отец клана».
– Выходит, ты сумел обзавестись эльфийским папашей! – как ни в чем не бывало расхохотался Рамарон, не умевший обижаться на замечания своих друзей.
– Выходит, – опечаленно подтвердил Горм. – Но вон как все повернулось с эльфами, и теперь я в Казаде считаюсь на треть ублюдком. Да только я так думаю – ублюдок тот, кто от родного отца отворачивается, а разве мастер Келебримбер мне не отец по кузнечному делу? Как я могу от него отвернуться?
На рассвете они вышли на окраину города, чтобы напоследок еще раз поглядеть в лицо учителя, которое они не видели прежним с тех самых пор, как он вернулся из Мордора. Что-то безвозвратно изменилось в мастере, и его глаза никогда уже не глядели как раньше, в ту прекрасную пору, когда над миром еще не висела никакая угроза, когда по мастерским Ост-ин-Эдила еще расхаживал Аннатар.
Они махали ему руками, пока он не скрылся из вида. Каким бы ни был быстроногим гнедой скакун Теркеннера, на котором уехал Келебримбер, путь до Линдона был не близкий, и было ясно, что мастер вряд ли вернется раньше начала зимы. Но это не беда, что поездка учителя будет долгой – лишь бы она была успешной.
***
Дорогу на запад первыми проложили гномы. Первоначально это был гномий путь, соединявший Казад-Дум и поселения гномов в Синих горах. В Первую Эпоху там были заложены два больших подземных города, в каждом из которых жило по два гномьих клана. Северный город получил навание Габилгатхол или Могучая Крепость, южный – Тумунзахар, или Обитель Гномов. На наречии линдонских эльфов это звучало как Белегост и Ногрод, а в нынешние времена оба города в совокупности назывались Казад-Гуш, или гномьими выселками.
Это название они получили уже во Вторую Эпоху, после катаклизма во время Войны Гнева, едва не погубившего оба города. Когда Лун изменил русло и образовал залив, на берегах которого впоследствии были выстроены легендарные Седые Гавани, многие из глубинных гномьих шахт были затоплены, но сами города, находившиеся выше уровня воды, пострадали только от обвалов и землетрясений.
В них еще можно было жить, но большая часть гномов рассудила иначе. Три клана, включая клан Дарина, полностью переселились в Казад-Дум, подальше от опасных раздоров наземников. К ним присоединилось множество гномов из прочих кланов. Но правители четырех кланов все же остались на насиженном месте, и их немногочисленные подданные мало-помалу расплодились, хотя кланы так и не вошли в прежнюю силу. С тех пор Казад-Дум по праву считался столицей гномов, а синегорские города – полузаброшенной околицей, недостойной упоминания в истории. Тем не менее, гномы проложили удобную дорогу, соединявшую новую столицу с прежними поселениями.
Впоследствии этот путь использовали и эльфийские переселенцы Ост-ин-Эдила, и эриадорские атани, называвшие его просто западной дорогой. Линдонские эльфы, напротив, называли его восточной дорогой. Это был наезженный тракт, ровный и широкий, с прочными каменными мостами через пересекавшие его реки – через обрывистую Изморось, через виляющий Берендуин, в просторечии именуемый Пьяной, через прозрачный Лун, разделявший Ногрод с Белегостом. Наведенные еще в Первую Эпоху, мосты и поныне стояли как новенькие. Одно слово – гномья работа.
Келебримбер ехал на запад – в места, где прошла первая половина его жизни, в края, где он не бывал с начала Второй Эпохи. Дальше этих земель находился только Валинор, где прошли первые десятилетия его юности. Память о тех временах давно не тревожила мастера, но теперь, по пути в свое давнее прошлое, он словно бы возвращался назад по ухабистой дороге воспоминаний.
Они приходили отрывочно и беспорядочно, всплывая в его сознании не по хронологии, а по значимости. Вот корабельная палуба, у борта стоят две женщины, одна из которых – его бабка Нерданель, единственная, к кому прислушивался его прославленный дед Феанор. Дочь кузнеца с характером кузнечного молота, как говаривал под дурное настроение дед, она принесла ему семерых сыновей и всегда пользовалась его неизменной любовью и преданностью. Узнав о клятве и о схватке с тэлери, она только укоризненно покачала головой и пошла укладывать вещи в дорогу.
Даже сейчас, тысячелетия спустя, мастер видел ее глаза в своей памяти так же ясно, как тогда с берега – удивительный взгляд, полный тревоги и скорби, но в то же время и радостного, предвкушающего ожидания, распахнутый навстречу неизвестной и наверняка нелегкой судьбе. А рядом с ней – его невеста, зеленоглазая Фаниариэль, и она улыбается, протянув обе руки в прощальном жесте к нему, Феанарэ. Тогда он еще не знал, что в последний раз видит их обеих, потому что день спустя их корабль переломился пополам от удара гигантской волны, подмявшей его под себя, и никто не спасся. Этого он не видел, он тогда шел в береговом отряде. Он узнал об этом позже, по рассказам очевидцев с другого корабля.
Он родился незадолго до конца трехсотлетнего заточения Мелькора и еще помнил суд, на котором был вынесен приговор о помиловании Отступника. Мелькора судили открыто, при всех, кто пожелал прийти на суд, и, конечно, на гору Таниквэтил явилось буквально все население Валинора. Отступник был скован зачарованной цепью, изготовленной Ауле специально для этого случая и, по слухам, не без помощи самого Илуватара, потому что любая другая магия не удержала бы Первого из Валаров. Он был одет в черное, высок и тонок, резок в движениях и держался прямо, с гордо поднятой головой, умудряясь даже плененным, даже в цепях выглядеть значительнее всех своих судей.
В те годы Келебримбер был еще мальчишкой, ему и сотни лет не исполнилось. Он многое не знал и не понимал тогда, но не мог не видеть особого, трагического величия этого валара, не похожего на благостное величие правителя Манвэ. Когда тот спросил Мелькора, раскаивается ли он в своем поведении, Отступник процедил сквозь зубы, что был дурак и что всё нужно было делать по-другому. Даже детскому разумению Келебримбера было очевидно, что принять эту фразу за раскаяние можно было только при очень большом желании, но валары одобрительно закивали и заулыбались.
И Отступник был прощен при условии, что он будет вести себя примерно и не будет отлучаться из Валинора. Интересно, видели его судьи всю несоизмеримость их и его силы? Понимали они тогда, что их условия для него – это не больше, чем погрозить урагану пальцем?
Во всяком случае, его дед сказал тогда, что хлопот с этим валаром будет еще немало. Впоследствии молва упорно приплетала ему дружбу с Отступником, но это были чистейшие выдумки – как говорится у аданов, два медведя в одной берлоге не живут. Они с Мелькором никогда не были дружны именно потому, что были слишком похожи. Оба они не переносили несвободы и принуждения, и оба они сожгли себя в борьбе за право самим выбирать и определять свои пути.
Алмазный песок садовых дорожек дворца валаров на горе Таниквэтил…
Смерзшиеся песчинки залива Дренгист, холодный пронизывающий ветер, метущий по ним редкую ледяную крупу…
Вечнозеленые деревья дворцового парка, увешанные сладчайшими и изысканнейшими плодами, творения Йаванны…
Голый ивовый куст, бурые тонкие ветви, бьющиеся на ветру…
Хрустальные скамейки, отделанные россыпями самоцветов, дивные пестрые птицы над ними, похожие на самоцветы…
Холодный гранитный валун и одинокая крачка на нем…
Сладкие яства и душистые вина, арфы и лютни в каждой комнате – бери и играй…
Горсть подмокших пшеничных зерен на ужин, голоса отца и дядей, охрипшие от холода…
Безупречное мраморное кружево декоративных изгородей и беседок…
Желто-бурая роспись пятен лишайника на выветренной временем скале…
Горят корабли, смертельно израненные плаванием, пылают их бесполезные крылья, их выгнутые лебединые шеи, слишком прекрасные и вычурные для этого сурового мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
– Пожалуйста, Горм, рассказывай все по порядку, – попросил его мастер. – И давайте сначала сядем, а то как-то неудобно стоя.
Они уселись на скамью у стены, и Горм начал рассказывать:
– Когда я вернулся в Казад, то первое, что я начал выяснять – это почему нас, учеников, отозвали из Ост-ин-Эдила. Оказалось, Дарин еще с того посольства обозлился на эльфов и начал настраивать наш народ против них. Не все сразу согласились с ним, хотя король есть король и у нас, у гномов, его почитают пуще отца родного – но и отцу, бывает, скажешь, если он совсем уж не дело делает. Наши тоже говорили, особенно из Почетной Десятки – это у нас десятка самых мудрых, отважных и уважаемых гномов, которые сопровождают короля на приемах – и все они мгновенно оказались в нижних шахтах, а там даже самым крепким гномам нелегко приходится. Так и замолчали, а затем попривыкли, да и понравилось считать себя народом избранным. Пошли разговоры о том, что эльфы не учат гномов, а только портят, что не годится идти против наших старинных ремесленных традиций. Дарин собрал сходку мастеров клана и на ней приняли решение об отзыве.
– Значит, теперь ваш народ ненавидит наш – а ведь еще и года не прошло, – удрученно подытожил Келебримбер.
– Неужели у вас не помнят, что всегда видели от нолдоров только хорошее?! – вскинулся Фандуил.
– Так это ж просто, – мрачно фыркнул Горм. – Хочешь помнить – и помнишь, не хочешь – и не помнишь. Смотря по тому, что выгодно. Ничего не поделаешь, сейчас ругать эльфов у нас выгодно, что бы они там для нас ни сделали прежде. А кое-кому даже нравится. Ведь когда ругаешь другого, сам себе кажешься ох каким хорошим!
– А отношения с атани? – спросил Келебримбер. – Они тоже ухудшились?
– Да у нас с ними и не было никаких отношений. Нет, вся вражда у нас направлена на эльфов. – Горм вздохнул. – А я эльфов так хорошо знаю – и вас, учитель, и тебя, Фандуил – что никак не могу считать их плохими. Тяжко мне, и я чую, что все это добром не кончится. И еще вот что – когда я вернулся и увидел Дарина, мне показалось, что он какой-то не такой. Выглядит он не как нормальный гном, а как будто бы… – Он задумчиво взялся за бороду, пытаясь подобрать нужное слово. – Полупрозрачный, что ли… Вроде бы и борода у нашего короля на месте, большая такая, косматая, но за ней словно бы пустота образовалась. Вроде бы и лицо у него на месте – но что-то в нем не так. Тогда еще можно было ходить в другие кланы, и я пошел посмотреть на двух других наших вождей, сначала в Северный Казад, а затем в Южный. Харад показался мне странноватым самую чуточку, но когда я увидел Хъёрта, у меня аж мороз по коже прошел. Тело есть, лицо есть – все обычное, гномье, но сквозь все это словно бы какой-то жуткий и злобный призрак проглядывает.
– Ты говоришь, они изменились телесно? – переспросил мастер.
– Не то слово, – поморщился гном. – Лучше бы сказать, что они стали бестелеснее. Сроду не видел призраков, но если бы меня спросили, я бы сказал – вот такие они и есть. Или скоро будут.
– Разве ваш народ не видит, как изменились их правители? – спросил Фандуил.
– Это же не вдруг происходит, а постепенно, мало-помалу. Я это заметил, потому что меня долго не было в Казаде и потому что вы, учитель, велели мне там смотреть зорко. Там без меня много чего изменилось, и нашим было не до королевской внешности. Учитель, неужели это все из-за проклятых колец?!
– Не ругай их, Горм, это только изделия. Дело не в них, а в том, кто зачаровал их.
– Если бы мы с Фандуилом знали тогда, в тот вечер… – горько вздохнул Горм. – Если бы я не уговорил тогда Фандуила…
– Коварный майар сумел обмануть не только вас, но и весь Общий Совет. Судя по твоему рассказу, он хочет посеять рознь между народами Средиземья и ослабить их изнутри, превратив их правителей в призраков. Без сильного и мудрого правления любой народ быстро превратится в запуганную толпу, которую легко подчинить.
– Наш король станет призраком?! – ужаснулся Горм. – Наш многославный Дарин, Который Воплощается? Неужели это никак нельзя предотвратить?
Келебримбер опустил голову, чувствуя на себе тревожные взгляды учеников.
– Я должен попытаться это сделать, – сказал он после нескольких мгновений глубокой задумчивости. – Гномы Синих гор еще пускают эльфов к себе – я сам поеду туда и расскажу им, что происходит в Казад-Думе. Может, это образумит их и они согласятся уничтожить свои кольца, а возможно, и помогут мне уговорить здешних гномов. И еще эльфийские кольца… им тоже не место здесь, в Средиземье. Гил-Гэлад не вернул их, но я постараюсь убедить его.
Сразу же после этого разговора он ушел к правителю. Затем они вызвали к себе Олорина и долго совещались втроем. В тот же день неугомонный маг куда-то отбыл – по своему обыкновению, безо всяких прощаний и объяснений – а к вечеру Келебримбер вернулся в мастерские и сообщил ученикам, что завтра утром уезжает в Линдон.
Наутро Горм и Фандуил вышли провожать своего учителя. С ними увязался и Рамарон, накануне узнавший от них эту новость. Парень взрослел быстро, как и все атани. За время пребывания в Ост-ин-Эдиле пушок на его верхней губе превратился в небольшие усы и начал распространяться на щеки. Никогда не обучавшийся у мастеров, Рамарон не понимал привязанности своих друзей к Келебримберу и долго удивлялся, когда узнал, что они не считают присутствие мастера обузой. Еще больше он удивился, когда до него дошло, как они огорчены его отъездом.
– Так это ж хорошо, что он уезжает! – с недоумением уставился он на них. – Вы будете сами себе хозяева, а это ж здорово! Ладно бы вы ничего не умели, а вы чуть ли не два десятка лет у него обучаетесь – так неужели вы обойтись без него не можете?!
– Много без чего обойтись можно, – обиженно ответил Фандуил. – Да вот только зачем это нужно?
Горм оказался прямолинейнее своего напарника.
– Дурак ты, Рамарон, – заявил он. – У нас в Казаде, знаешь, как говорят – у каждого гнома есть три отца. Первый – это кровный отец, который зачал тебя и вырастил. Второй – это мастер, который зачал и вырастил в тебе мастера. А третий – это вождь клана, который зачинает и растит благоденствие своих подданных. По-нашему, по-гномьему, слово «вождь» как раз и означает «отец клана».
– Выходит, ты сумел обзавестись эльфийским папашей! – как ни в чем не бывало расхохотался Рамарон, не умевший обижаться на замечания своих друзей.
– Выходит, – опечаленно подтвердил Горм. – Но вон как все повернулось с эльфами, и теперь я в Казаде считаюсь на треть ублюдком. Да только я так думаю – ублюдок тот, кто от родного отца отворачивается, а разве мастер Келебримбер мне не отец по кузнечному делу? Как я могу от него отвернуться?
На рассвете они вышли на окраину города, чтобы напоследок еще раз поглядеть в лицо учителя, которое они не видели прежним с тех самых пор, как он вернулся из Мордора. Что-то безвозвратно изменилось в мастере, и его глаза никогда уже не глядели как раньше, в ту прекрасную пору, когда над миром еще не висела никакая угроза, когда по мастерским Ост-ин-Эдила еще расхаживал Аннатар.
Они махали ему руками, пока он не скрылся из вида. Каким бы ни был быстроногим гнедой скакун Теркеннера, на котором уехал Келебримбер, путь до Линдона был не близкий, и было ясно, что мастер вряд ли вернется раньше начала зимы. Но это не беда, что поездка учителя будет долгой – лишь бы она была успешной.
***
Дорогу на запад первыми проложили гномы. Первоначально это был гномий путь, соединявший Казад-Дум и поселения гномов в Синих горах. В Первую Эпоху там были заложены два больших подземных города, в каждом из которых жило по два гномьих клана. Северный город получил навание Габилгатхол или Могучая Крепость, южный – Тумунзахар, или Обитель Гномов. На наречии линдонских эльфов это звучало как Белегост и Ногрод, а в нынешние времена оба города в совокупности назывались Казад-Гуш, или гномьими выселками.
Это название они получили уже во Вторую Эпоху, после катаклизма во время Войны Гнева, едва не погубившего оба города. Когда Лун изменил русло и образовал залив, на берегах которого впоследствии были выстроены легендарные Седые Гавани, многие из глубинных гномьих шахт были затоплены, но сами города, находившиеся выше уровня воды, пострадали только от обвалов и землетрясений.
В них еще можно было жить, но большая часть гномов рассудила иначе. Три клана, включая клан Дарина, полностью переселились в Казад-Дум, подальше от опасных раздоров наземников. К ним присоединилось множество гномов из прочих кланов. Но правители четырех кланов все же остались на насиженном месте, и их немногочисленные подданные мало-помалу расплодились, хотя кланы так и не вошли в прежнюю силу. С тех пор Казад-Дум по праву считался столицей гномов, а синегорские города – полузаброшенной околицей, недостойной упоминания в истории. Тем не менее, гномы проложили удобную дорогу, соединявшую новую столицу с прежними поселениями.
Впоследствии этот путь использовали и эльфийские переселенцы Ост-ин-Эдила, и эриадорские атани, называвшие его просто западной дорогой. Линдонские эльфы, напротив, называли его восточной дорогой. Это был наезженный тракт, ровный и широкий, с прочными каменными мостами через пересекавшие его реки – через обрывистую Изморось, через виляющий Берендуин, в просторечии именуемый Пьяной, через прозрачный Лун, разделявший Ногрод с Белегостом. Наведенные еще в Первую Эпоху, мосты и поныне стояли как новенькие. Одно слово – гномья работа.
Келебримбер ехал на запад – в места, где прошла первая половина его жизни, в края, где он не бывал с начала Второй Эпохи. Дальше этих земель находился только Валинор, где прошли первые десятилетия его юности. Память о тех временах давно не тревожила мастера, но теперь, по пути в свое давнее прошлое, он словно бы возвращался назад по ухабистой дороге воспоминаний.
Они приходили отрывочно и беспорядочно, всплывая в его сознании не по хронологии, а по значимости. Вот корабельная палуба, у борта стоят две женщины, одна из которых – его бабка Нерданель, единственная, к кому прислушивался его прославленный дед Феанор. Дочь кузнеца с характером кузнечного молота, как говаривал под дурное настроение дед, она принесла ему семерых сыновей и всегда пользовалась его неизменной любовью и преданностью. Узнав о клятве и о схватке с тэлери, она только укоризненно покачала головой и пошла укладывать вещи в дорогу.
Даже сейчас, тысячелетия спустя, мастер видел ее глаза в своей памяти так же ясно, как тогда с берега – удивительный взгляд, полный тревоги и скорби, но в то же время и радостного, предвкушающего ожидания, распахнутый навстречу неизвестной и наверняка нелегкой судьбе. А рядом с ней – его невеста, зеленоглазая Фаниариэль, и она улыбается, протянув обе руки в прощальном жесте к нему, Феанарэ. Тогда он еще не знал, что в последний раз видит их обеих, потому что день спустя их корабль переломился пополам от удара гигантской волны, подмявшей его под себя, и никто не спасся. Этого он не видел, он тогда шел в береговом отряде. Он узнал об этом позже, по рассказам очевидцев с другого корабля.
Он родился незадолго до конца трехсотлетнего заточения Мелькора и еще помнил суд, на котором был вынесен приговор о помиловании Отступника. Мелькора судили открыто, при всех, кто пожелал прийти на суд, и, конечно, на гору Таниквэтил явилось буквально все население Валинора. Отступник был скован зачарованной цепью, изготовленной Ауле специально для этого случая и, по слухам, не без помощи самого Илуватара, потому что любая другая магия не удержала бы Первого из Валаров. Он был одет в черное, высок и тонок, резок в движениях и держался прямо, с гордо поднятой головой, умудряясь даже плененным, даже в цепях выглядеть значительнее всех своих судей.
В те годы Келебримбер был еще мальчишкой, ему и сотни лет не исполнилось. Он многое не знал и не понимал тогда, но не мог не видеть особого, трагического величия этого валара, не похожего на благостное величие правителя Манвэ. Когда тот спросил Мелькора, раскаивается ли он в своем поведении, Отступник процедил сквозь зубы, что был дурак и что всё нужно было делать по-другому. Даже детскому разумению Келебримбера было очевидно, что принять эту фразу за раскаяние можно было только при очень большом желании, но валары одобрительно закивали и заулыбались.
И Отступник был прощен при условии, что он будет вести себя примерно и не будет отлучаться из Валинора. Интересно, видели его судьи всю несоизмеримость их и его силы? Понимали они тогда, что их условия для него – это не больше, чем погрозить урагану пальцем?
Во всяком случае, его дед сказал тогда, что хлопот с этим валаром будет еще немало. Впоследствии молва упорно приплетала ему дружбу с Отступником, но это были чистейшие выдумки – как говорится у аданов, два медведя в одной берлоге не живут. Они с Мелькором никогда не были дружны именно потому, что были слишком похожи. Оба они не переносили несвободы и принуждения, и оба они сожгли себя в борьбе за право самим выбирать и определять свои пути.
Алмазный песок садовых дорожек дворца валаров на горе Таниквэтил…
Смерзшиеся песчинки залива Дренгист, холодный пронизывающий ветер, метущий по ним редкую ледяную крупу…
Вечнозеленые деревья дворцового парка, увешанные сладчайшими и изысканнейшими плодами, творения Йаванны…
Голый ивовый куст, бурые тонкие ветви, бьющиеся на ветру…
Хрустальные скамейки, отделанные россыпями самоцветов, дивные пестрые птицы над ними, похожие на самоцветы…
Холодный гранитный валун и одинокая крачка на нем…
Сладкие яства и душистые вина, арфы и лютни в каждой комнате – бери и играй…
Горсть подмокших пшеничных зерен на ужин, голоса отца и дядей, охрипшие от холода…
Безупречное мраморное кружево декоративных изгородей и беседок…
Желто-бурая роспись пятен лишайника на выветренной временем скале…
Горят корабли, смертельно израненные плаванием, пылают их бесполезные крылья, их выгнутые лебединые шеи, слишком прекрасные и вычурные для этого сурового мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58