https://wodolei.ru/catalog/mebel/navesnye_shkafy/
Особенно такого мощного, как это.
Когда он шел обратно по пещере, безотчетное чувство тревоги заставило его замедлить шаг, а затем остановиться. Мастеру вдруг вспомнились некоторые странности в поведении Саурона, которые он замечал, но отказывался понимать – возможно, потому, что при определенном толковании они приводили к неприятным выводам, превосходившим его воображение. Келебримбер был просто не способен ни о ком думать так плохо.
Но сейчас, когда перед его глазами еще стоял лихорадочный блеск в глазах Саурона, когда в его ушах еще звучала оговорка майара, привычка Келебримбера истолковывать чужие поступки к лучшему сменилась самой заурядной подозрительностью. Какое заклинание этот майар наложит на кольцо, присовокупив к нему половину своей мощи? И что он сделает, когда у него в руках окажется такой могущественный амулет? Сам Келебримбер отдал бы его Гил-Гэладу, и до сих пор он был уверен, что и Саурон поступит так же. Но по дороге сюда он убедился, что они с Сауроном были разными – слишком разными. Нельзя было судить о поступках этого майара по себе.
Он немного постоял в нерешительности, не зная, идти ему дальше или все-таки вернуться и подсмотреть за Сауроном. В подсматривании было что-то низкое, противоречащее его натуре, но… – мастер повернулся и поглядел туда, где оставался Саурон.
Словно во сне, он сделал шаг обратно по коридору. Второй дался ему уже легче – в любом низком деле самым трудным бывает первый шаг. Он осторожно ставил перед собой ступни – одну за другой, одну за другой – пока не увидел багровое отверстие выхода и расчищенный клочок площадки, на котором была установлена наковальня. Саурон стоял спиной к пещере – он как раз поставил тигель на наковальню и готовился к заклинанию.
Все внимание майара было сосредоточено на предстоящем волшебстве. Келебримберу было известно, что в такие мгновения даже самые чуткие колдуны не видят и не слышат, что творится вокруг, поэтому он рискнул приблизиться еще. В этот миг Саурон простер ладони над тиглем и заговорил – громко и властно, во всю мощь своего голоса:
Nakun – ban ulf-hai shurub u balukan zamuk,
Nashnur – ba dvor-hai kanub, gorok u balkun ukuk,
Nazagamar – ban atakun-hai vagum, atar ish agh ibukon,
Грубые и тяжелые созвучия эхом раскатывались по жерлу вулкана, тревожа пламенеющую поверхность лавы. Келебримбер очень давно жил на свете и все это время не считал никакие знания лишними, поэтому он не только узнал оркский язык, но и сумел перевести произнесенные майаром фразы. Язык орков был груб и примитивен, но обладал своеобразной выразительностью:
Числом-три – для эльфов кичливых в междревесных городах,
Числом-семь – для гномов гневливых, скрытых в межгорных пещерах,
Числом-дюжина – для атани-смертных, что слабы и недолговечны…
Весь этот перевод мгновенно пронесся в голове Келебримбера, пока майар договаривал продолжение:
Agh nash – ba kugh, Bahul ta burz anatucon,
Burzum-ishi kangurad bubhosh batul.
Смысл этой фразы заставил мастера похолодеть, несмотря на окружающее его пекло:
И числом-один – для меня, Владыки на троне черном
Во тьме необъятной владений великих.
Так, значит, Саурон делал это кольцо для себя! И он с самого начала знал об этом! Келебримбер стоял, остолбенев от потрясения, пока майар договаривал заключительную часть заклинания:
Ash nazg durbatuluk, ash nazg gimbatul,
Ash nazg thrakatuluk agh burzum-ishi krimpatul – Burzum-ishi kangurad bubhosh batul!
Слово «назг» по-оркски означало не только кольцо, но и звено цепи, и перевод звучал примерно так:
Чтобы звеном цепи покорить их всех, чтобы звеном цепи найти их,
Чтобы звеном цепи собрать их всех и во Тьме соединить их -
Во тьме необъятной владений великих.
В одно мгновение замысел Саурона прояснился мастеру – и предложение майара на Совете, и его усердие в этом деле, и слова о половине вложенной силы, которые имели значение, только если собственником кольца будет он сам. Хитрый майар обманул доверившихся ему правителей, и они сами попались к нему в ловушку! Кольца дружбы оказались звеньями колдовской цепи, которой Саурон собирался сковать и поработить все народы Средиземья, а это кольцо предназначалось ему самому, чтобы управлять через него остальными кольцами. Вот почему он так странно оговорился, назвав его кольцом всевластья!
Пока Келебримбер осознавал это, Саурон взял тигель щипцами и понес на лаву, так как расплав остыл во время наложения заклинания и нужно было снова нагреть его перед заливкой. Сообразив, что сейчас Саурон повернется и увидит его, мастер помчался наружу. Теперь он до конца увидел всю глубину предательства майара и его мысли заметались в поисках выхода из сложившегося положения. Было очевидно, что в одиночку он не справится с Сауроном – он просто погибнет, и тогда ничто не помешает майару привести свой коварный замысел в исполнение. Нужно было, чтобы об этом замысле узнали все, кто так опрометчиво принял вовремя подсказанный совет, казавшийся таким удобным.
Келебримбер бегом бежал по дышащему жаром проходу. Ведь знал же он, знал, что идея достигнуть взаимного согласия с помощью жалких побрякушек не может привести ни к чему хорошему! Ведь понимал же он еще тогда, на Совете, что мир достигается только разумом и доброй волей каждого из правителей, и больше ничем! Почему же он так слепо доверился решению большинства? Почему не выступил против этого решения, почему не постарался убедить остальных, что легкий выход – это не выход? Какая злая сила заставила его промолчать?
Мастер выбежал из пещеры и помчался вниз по тропинке, еще не зная, что предпринять. Только оказавшись на стоянке, он перевел дух и в растерянности обвел долину взглядом. Все вокруг выглядело очень мирным, словно и не было этого кошмара, нависшего над Средиземьем – влажная дымка над спокойными вершинами Пепельных гор, примятая осенняя трава, прогоревший костер, дорожные вещи и посуда, оба коня, пасшиеся неподалеку на берегу ручья.
Прямо перед ним замаячило черное пятно, оказавшееся той самой крепостью, которую Саурон назвал старыми развалинами. До сих пор Келебримбер не обращал на нее внимания, поверив Саурону на слово, но теперь он отчетливо осознал, что крепость была новой и сильно укрепленной – более того, атани строили свои крепости иначе. Приглядевшись еще, он вдруг заметил, что ее ворота были наглухо закрыты, чего не никак могло быть, если бы она была брошенной. Похоже, Саурон знал об этой крепости многое, и к тому же совсем не то, что он сообщил о ней своему помощнику.
Мастер перевел взгляд на поселения у южного хребта – там никого не было, но что-то в них наводило на мысль, что хозяева не побросали свои поселки, а ненадолго отлучились оттуда. Странные здания, похожие на конюшни, наверное, были жилищами для воинов. Неужели вся эта дикарская рать подчинялась Саурону? Неужели это он отослал отсюда орков и кочевников на время изготовления кольца, а обитателям крепости приказал затаиться?
Теперь, когда рассудок Келебримбера освободился от наивного убеждения в порядочности Саурона, догадки обрушивались на него одна за другой. Несомненно, изготовление колец было только частью общего плана, в который входила и подготовка военных сил. Пока их здесь было не так много, чтобы они составляли серьезную угрозу, но, возможно, они имелись и в других местах, не доступных его взгляду.
Кто-то более искушенный в интригах и коварстве мог бы притвориться перед Сауроном, чтобы обманом выпытать у него побольше или даже лишить его тела и этим приостановить его планы, но Келебримбер был слишком честным для этого. Он даже и не задумывался, сумеет ли он скрыть свои чувства от Саурона, когда тот появится в лагере. Ошеломленный своими открытиями, он мог думать только о том, как бы поскорее сообщить о них правителям народов Средиземья.
Его отчаянно мечущиеся мысли наконец замкнулись на одной – бежать отсюда, и как можно скорее! Но сколько у него было времени в запасе? Скоро ли вернется Саурон? Келебримбер вспомнил, что в его распоряжении еще есть время – пока кольцо застывает в форме, оно должно оставаться в пекле Ородруина. Совсем немного времени…
Еще не вполне сознавая свои действия, мастер окликнул коня, схватил сверток с эльфийскими дорожными лепешками, лежавший под кустом поверх других припасов, и вскочил на спину Лалачаэ. Благородный скакун без слов почуял волю хозяина и птицей помчался по Мордорской долине – на запад, к Великому Андуину. Заливистым смехом раскатился по окрестным горам звук его копыт, при спешке делавших и по семь дней пути за день.
Саурон взял щипцы в обтянутую толстой кожаной перчаткой руку и извлек раскаленный тигель из пылающего лавового горнила. Затем он склонился над наковальней и тонкой струйкой вылил расплавленное золото в форму. Когда тигель опустел, Саурон простер ладони над формой и громко повторил заключительную часть заклинания, запечатлевая ее на кольце:
Ash nazg durbatuluk, ash nazg gimbatul,
Ash nazg thrakatuluk agh burzum-ishi krimpatul
Черное дело было сделано, и чудовищное порождение ненасытного властолюбия майара обрело бытие. Стоя перед наковальней, Саурон неотрывно глядел на форму, в которой застывало кольцо. Он не чувствовал ни усталости, ни огненного жара, которым дышало лавовое озеро, тяжело бурлящее в нескольких шагах от него. Он не чувствовал даже потери половины своей силы – ведь она была здесь, перед ним, заключенная в крохотном золотом ободке. Она была в нем, словно семя, посаженное в плодородную почву, словно деньги, отданные в рост. Теперь это была сила, призванная приносить силу.
Глядя на форму с кольцом, он чувствовал только торжество. Оно заполняло майара, будучи первым отголоском настоящего торжества – предстоящего торжества, когда он приведет свой замысел в исполнение. Что с того, что он был из младших богов, обреченных быть на побегушках у старших и целую вечность довольствоваться жалкой ролью, отведенной им творцом Илуватаром? Он докажет им всем, что он в силах переписать свою судьбу, он покажет им всем, чего достоин он и чего стоят они!
Он смотрел на кольцо и видел, как собьет с них всю их спесь и самоуверенность. Он видел, как он рассчитается с валарами за все их высокомерие и за все унижения, которые он претерпел от них. Сколько он помнил себя – а он помнил себя с начала этого мира – они обращались с ним, как со слугой, и никогда не смотрели на него иначе. А он тоже был богом – и он напомнит им это! У одного майара немного силы, но когда у него в руках будут все народы этого мира, тогда счет сил пойдет по-другому. Что бы там ни мнили о своем могуществе высокомерные валары, орда муравьев может загрызть даже дракона!
Вот тогда уже он будет обращаться с валарами, как со слугами. Тогда уже он будет приказывать им – но что бы они там ни воображали об его отношениях с Мелькором, он не потребует у них вернуть Отступника обратно. Отступник там, где и полагается быть безнадежным неудачникам, вместе со своими идеями об устройстве этого мира. Несчастный фантазер, он воображал, что власть нужна ему для того, чтобы другие не мешали ему творить по собственному вкусу. Этот глупец забыл, что даже богу нельзя сидеть сразу на двух стульях, он и не подумал, что власть сама по себе – величайшая ценность мира.
Но он, Саурон, никогда не забудет, что власть нужна ради самой власти.
Выждав положенное время, он разъединил половинки формы и извлек кольцо на наковальню. Это был скромный золотой ободок, даже не митриловый, но его кажущаяся простота не мешала майару видеть заключенную там силу. Он стянул с рук защитные кожаные перчатки и взял кольцо голыми пальцами. Оно было раскаленным и жгло кожу, но Саурон не чувствовал боли. Он приблизил кольцо к глазам, чтобы разглядеть надпись, идущую по внутренней поверхности ободка.
Там слабо светились две главные строки заклинания, предназначенные для подчинения остальных колец. Рядом поблескивали три оркских символа, обозначавших числа «три», «семь» и «дюжина». В этих символах и заключалась связующая сила колдовской цепи, которую он собирался накинуть на народы Средиземья. Символ «три» был тусклым и почти не светился, потому что кольцо всевластья еще не побывало в контакте с эльфийскими кольцами, но другие два были яркими и излучали силу. Можно было бы хоть сейчас приказывать их носителям, но кольца гномов пока оставались в мастерской Келебримбера, а кольца атани хранились в его собственной крепости Барад-Дур, которую он представил мастеру как заброшенную.
Он напомнил себе, что сейчас еще не время приказывать. Нужно было еще подчинить себе эльфийские кольца, а затем дождаться, когда они попадут по назначению. С гномьими кольцами было все ясно – они предназначались семи вождям кланов и должны были попасть к ним в самое ближайшее время. С атани было сложнее – даже среди правителей этого короткоживущего народа редко встречались личности, достойные стать его ближайшими слугами, носителями одного из звеньев его колдовской цепи. Его назгулами.
Втайне от Келебримбера Саурон наложил на кольцо всевластья заклятие, продляющее срок пребывания в мире для смертных носителей его колец. Поскольку он был всего лишь майаром, он мог обеспечить им существование только в иной материальности. Но и в таком виде они должны были просуществовать достаточно долго, если поддерживать их собственной силой, и были вполне пригодны для выполнения его приказов. Поэтому с атани не следовало спешить, тем более, что они быстро сменяли друг друга. Ему еще предстояло долго и тщательно выбирать среди них достойнейших – настоящих вождей, умных и могущественных, наиболее соответствующих тем великим задачам, которые он возложит на них.
По мере того, как кольцо остывало в руках Саурона, надписи на внутренней поверхности ободка медленно потухали. Когда они стали невидимыми, майар надел кольцо на средний палец правой руки, и мир в его эльфийских глазах сразу же изменился. Благодаря заклинанию истинного зрения им стали доступны явления иной материальности, а все вещественные объекты стали выглядеть такими, какими они виделись оттуда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Когда он шел обратно по пещере, безотчетное чувство тревоги заставило его замедлить шаг, а затем остановиться. Мастеру вдруг вспомнились некоторые странности в поведении Саурона, которые он замечал, но отказывался понимать – возможно, потому, что при определенном толковании они приводили к неприятным выводам, превосходившим его воображение. Келебримбер был просто не способен ни о ком думать так плохо.
Но сейчас, когда перед его глазами еще стоял лихорадочный блеск в глазах Саурона, когда в его ушах еще звучала оговорка майара, привычка Келебримбера истолковывать чужие поступки к лучшему сменилась самой заурядной подозрительностью. Какое заклинание этот майар наложит на кольцо, присовокупив к нему половину своей мощи? И что он сделает, когда у него в руках окажется такой могущественный амулет? Сам Келебримбер отдал бы его Гил-Гэладу, и до сих пор он был уверен, что и Саурон поступит так же. Но по дороге сюда он убедился, что они с Сауроном были разными – слишком разными. Нельзя было судить о поступках этого майара по себе.
Он немного постоял в нерешительности, не зная, идти ему дальше или все-таки вернуться и подсмотреть за Сауроном. В подсматривании было что-то низкое, противоречащее его натуре, но… – мастер повернулся и поглядел туда, где оставался Саурон.
Словно во сне, он сделал шаг обратно по коридору. Второй дался ему уже легче – в любом низком деле самым трудным бывает первый шаг. Он осторожно ставил перед собой ступни – одну за другой, одну за другой – пока не увидел багровое отверстие выхода и расчищенный клочок площадки, на котором была установлена наковальня. Саурон стоял спиной к пещере – он как раз поставил тигель на наковальню и готовился к заклинанию.
Все внимание майара было сосредоточено на предстоящем волшебстве. Келебримберу было известно, что в такие мгновения даже самые чуткие колдуны не видят и не слышат, что творится вокруг, поэтому он рискнул приблизиться еще. В этот миг Саурон простер ладони над тиглем и заговорил – громко и властно, во всю мощь своего голоса:
Nakun – ban ulf-hai shurub u balukan zamuk,
Nashnur – ba dvor-hai kanub, gorok u balkun ukuk,
Nazagamar – ban atakun-hai vagum, atar ish agh ibukon,
Грубые и тяжелые созвучия эхом раскатывались по жерлу вулкана, тревожа пламенеющую поверхность лавы. Келебримбер очень давно жил на свете и все это время не считал никакие знания лишними, поэтому он не только узнал оркский язык, но и сумел перевести произнесенные майаром фразы. Язык орков был груб и примитивен, но обладал своеобразной выразительностью:
Числом-три – для эльфов кичливых в междревесных городах,
Числом-семь – для гномов гневливых, скрытых в межгорных пещерах,
Числом-дюжина – для атани-смертных, что слабы и недолговечны…
Весь этот перевод мгновенно пронесся в голове Келебримбера, пока майар договаривал продолжение:
Agh nash – ba kugh, Bahul ta burz anatucon,
Burzum-ishi kangurad bubhosh batul.
Смысл этой фразы заставил мастера похолодеть, несмотря на окружающее его пекло:
И числом-один – для меня, Владыки на троне черном
Во тьме необъятной владений великих.
Так, значит, Саурон делал это кольцо для себя! И он с самого начала знал об этом! Келебримбер стоял, остолбенев от потрясения, пока майар договаривал заключительную часть заклинания:
Ash nazg durbatuluk, ash nazg gimbatul,
Ash nazg thrakatuluk agh burzum-ishi krimpatul – Burzum-ishi kangurad bubhosh batul!
Слово «назг» по-оркски означало не только кольцо, но и звено цепи, и перевод звучал примерно так:
Чтобы звеном цепи покорить их всех, чтобы звеном цепи найти их,
Чтобы звеном цепи собрать их всех и во Тьме соединить их -
Во тьме необъятной владений великих.
В одно мгновение замысел Саурона прояснился мастеру – и предложение майара на Совете, и его усердие в этом деле, и слова о половине вложенной силы, которые имели значение, только если собственником кольца будет он сам. Хитрый майар обманул доверившихся ему правителей, и они сами попались к нему в ловушку! Кольца дружбы оказались звеньями колдовской цепи, которой Саурон собирался сковать и поработить все народы Средиземья, а это кольцо предназначалось ему самому, чтобы управлять через него остальными кольцами. Вот почему он так странно оговорился, назвав его кольцом всевластья!
Пока Келебримбер осознавал это, Саурон взял тигель щипцами и понес на лаву, так как расплав остыл во время наложения заклинания и нужно было снова нагреть его перед заливкой. Сообразив, что сейчас Саурон повернется и увидит его, мастер помчался наружу. Теперь он до конца увидел всю глубину предательства майара и его мысли заметались в поисках выхода из сложившегося положения. Было очевидно, что в одиночку он не справится с Сауроном – он просто погибнет, и тогда ничто не помешает майару привести свой коварный замысел в исполнение. Нужно было, чтобы об этом замысле узнали все, кто так опрометчиво принял вовремя подсказанный совет, казавшийся таким удобным.
Келебримбер бегом бежал по дышащему жаром проходу. Ведь знал же он, знал, что идея достигнуть взаимного согласия с помощью жалких побрякушек не может привести ни к чему хорошему! Ведь понимал же он еще тогда, на Совете, что мир достигается только разумом и доброй волей каждого из правителей, и больше ничем! Почему же он так слепо доверился решению большинства? Почему не выступил против этого решения, почему не постарался убедить остальных, что легкий выход – это не выход? Какая злая сила заставила его промолчать?
Мастер выбежал из пещеры и помчался вниз по тропинке, еще не зная, что предпринять. Только оказавшись на стоянке, он перевел дух и в растерянности обвел долину взглядом. Все вокруг выглядело очень мирным, словно и не было этого кошмара, нависшего над Средиземьем – влажная дымка над спокойными вершинами Пепельных гор, примятая осенняя трава, прогоревший костер, дорожные вещи и посуда, оба коня, пасшиеся неподалеку на берегу ручья.
Прямо перед ним замаячило черное пятно, оказавшееся той самой крепостью, которую Саурон назвал старыми развалинами. До сих пор Келебримбер не обращал на нее внимания, поверив Саурону на слово, но теперь он отчетливо осознал, что крепость была новой и сильно укрепленной – более того, атани строили свои крепости иначе. Приглядевшись еще, он вдруг заметил, что ее ворота были наглухо закрыты, чего не никак могло быть, если бы она была брошенной. Похоже, Саурон знал об этой крепости многое, и к тому же совсем не то, что он сообщил о ней своему помощнику.
Мастер перевел взгляд на поселения у южного хребта – там никого не было, но что-то в них наводило на мысль, что хозяева не побросали свои поселки, а ненадолго отлучились оттуда. Странные здания, похожие на конюшни, наверное, были жилищами для воинов. Неужели вся эта дикарская рать подчинялась Саурону? Неужели это он отослал отсюда орков и кочевников на время изготовления кольца, а обитателям крепости приказал затаиться?
Теперь, когда рассудок Келебримбера освободился от наивного убеждения в порядочности Саурона, догадки обрушивались на него одна за другой. Несомненно, изготовление колец было только частью общего плана, в который входила и подготовка военных сил. Пока их здесь было не так много, чтобы они составляли серьезную угрозу, но, возможно, они имелись и в других местах, не доступных его взгляду.
Кто-то более искушенный в интригах и коварстве мог бы притвориться перед Сауроном, чтобы обманом выпытать у него побольше или даже лишить его тела и этим приостановить его планы, но Келебримбер был слишком честным для этого. Он даже и не задумывался, сумеет ли он скрыть свои чувства от Саурона, когда тот появится в лагере. Ошеломленный своими открытиями, он мог думать только о том, как бы поскорее сообщить о них правителям народов Средиземья.
Его отчаянно мечущиеся мысли наконец замкнулись на одной – бежать отсюда, и как можно скорее! Но сколько у него было времени в запасе? Скоро ли вернется Саурон? Келебримбер вспомнил, что в его распоряжении еще есть время – пока кольцо застывает в форме, оно должно оставаться в пекле Ородруина. Совсем немного времени…
Еще не вполне сознавая свои действия, мастер окликнул коня, схватил сверток с эльфийскими дорожными лепешками, лежавший под кустом поверх других припасов, и вскочил на спину Лалачаэ. Благородный скакун без слов почуял волю хозяина и птицей помчался по Мордорской долине – на запад, к Великому Андуину. Заливистым смехом раскатился по окрестным горам звук его копыт, при спешке делавших и по семь дней пути за день.
Саурон взял щипцы в обтянутую толстой кожаной перчаткой руку и извлек раскаленный тигель из пылающего лавового горнила. Затем он склонился над наковальней и тонкой струйкой вылил расплавленное золото в форму. Когда тигель опустел, Саурон простер ладони над формой и громко повторил заключительную часть заклинания, запечатлевая ее на кольце:
Ash nazg durbatuluk, ash nazg gimbatul,
Ash nazg thrakatuluk agh burzum-ishi krimpatul
Черное дело было сделано, и чудовищное порождение ненасытного властолюбия майара обрело бытие. Стоя перед наковальней, Саурон неотрывно глядел на форму, в которой застывало кольцо. Он не чувствовал ни усталости, ни огненного жара, которым дышало лавовое озеро, тяжело бурлящее в нескольких шагах от него. Он не чувствовал даже потери половины своей силы – ведь она была здесь, перед ним, заключенная в крохотном золотом ободке. Она была в нем, словно семя, посаженное в плодородную почву, словно деньги, отданные в рост. Теперь это была сила, призванная приносить силу.
Глядя на форму с кольцом, он чувствовал только торжество. Оно заполняло майара, будучи первым отголоском настоящего торжества – предстоящего торжества, когда он приведет свой замысел в исполнение. Что с того, что он был из младших богов, обреченных быть на побегушках у старших и целую вечность довольствоваться жалкой ролью, отведенной им творцом Илуватаром? Он докажет им всем, что он в силах переписать свою судьбу, он покажет им всем, чего достоин он и чего стоят они!
Он смотрел на кольцо и видел, как собьет с них всю их спесь и самоуверенность. Он видел, как он рассчитается с валарами за все их высокомерие и за все унижения, которые он претерпел от них. Сколько он помнил себя – а он помнил себя с начала этого мира – они обращались с ним, как со слугой, и никогда не смотрели на него иначе. А он тоже был богом – и он напомнит им это! У одного майара немного силы, но когда у него в руках будут все народы этого мира, тогда счет сил пойдет по-другому. Что бы там ни мнили о своем могуществе высокомерные валары, орда муравьев может загрызть даже дракона!
Вот тогда уже он будет обращаться с валарами, как со слугами. Тогда уже он будет приказывать им – но что бы они там ни воображали об его отношениях с Мелькором, он не потребует у них вернуть Отступника обратно. Отступник там, где и полагается быть безнадежным неудачникам, вместе со своими идеями об устройстве этого мира. Несчастный фантазер, он воображал, что власть нужна ему для того, чтобы другие не мешали ему творить по собственному вкусу. Этот глупец забыл, что даже богу нельзя сидеть сразу на двух стульях, он и не подумал, что власть сама по себе – величайшая ценность мира.
Но он, Саурон, никогда не забудет, что власть нужна ради самой власти.
Выждав положенное время, он разъединил половинки формы и извлек кольцо на наковальню. Это был скромный золотой ободок, даже не митриловый, но его кажущаяся простота не мешала майару видеть заключенную там силу. Он стянул с рук защитные кожаные перчатки и взял кольцо голыми пальцами. Оно было раскаленным и жгло кожу, но Саурон не чувствовал боли. Он приблизил кольцо к глазам, чтобы разглядеть надпись, идущую по внутренней поверхности ободка.
Там слабо светились две главные строки заклинания, предназначенные для подчинения остальных колец. Рядом поблескивали три оркских символа, обозначавших числа «три», «семь» и «дюжина». В этих символах и заключалась связующая сила колдовской цепи, которую он собирался накинуть на народы Средиземья. Символ «три» был тусклым и почти не светился, потому что кольцо всевластья еще не побывало в контакте с эльфийскими кольцами, но другие два были яркими и излучали силу. Можно было бы хоть сейчас приказывать их носителям, но кольца гномов пока оставались в мастерской Келебримбера, а кольца атани хранились в его собственной крепости Барад-Дур, которую он представил мастеру как заброшенную.
Он напомнил себе, что сейчас еще не время приказывать. Нужно было еще подчинить себе эльфийские кольца, а затем дождаться, когда они попадут по назначению. С гномьими кольцами было все ясно – они предназначались семи вождям кланов и должны были попасть к ним в самое ближайшее время. С атани было сложнее – даже среди правителей этого короткоживущего народа редко встречались личности, достойные стать его ближайшими слугами, носителями одного из звеньев его колдовской цепи. Его назгулами.
Втайне от Келебримбера Саурон наложил на кольцо всевластья заклятие, продляющее срок пребывания в мире для смертных носителей его колец. Поскольку он был всего лишь майаром, он мог обеспечить им существование только в иной материальности. Но и в таком виде они должны были просуществовать достаточно долго, если поддерживать их собственной силой, и были вполне пригодны для выполнения его приказов. Поэтому с атани не следовало спешить, тем более, что они быстро сменяли друг друга. Ему еще предстояло долго и тщательно выбирать среди них достойнейших – настоящих вождей, умных и могущественных, наиболее соответствующих тем великим задачам, которые он возложит на них.
По мере того, как кольцо остывало в руках Саурона, надписи на внутренней поверхности ободка медленно потухали. Когда они стали невидимыми, майар надел кольцо на средний палец правой руки, и мир в его эльфийских глазах сразу же изменился. Благодаря заклинанию истинного зрения им стали доступны явления иной материальности, а все вещественные объекты стали выглядеть такими, какими они виделись оттуда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58