Не хочу оставлять ее надолго — вдруг она проснется, и я ей понадоблюсь. — И он пошел к камбузу.Гарион выпрямился и оглянулся. Работавшие неподалеку моряки-мурги выглядели испуганными. То, что случилось вчера вечером, начисто стерло с их лиц даже малейшие следы стойкого высокомерия; присущего всем мургам; они испуганно косились на пассажиров, словно ожидая, что любой из них вдруг превратится в людоеда или морское чудище.Пока Гарион и Дарник разговаривали, на корме показались Шелк и Ургит.Встав у поручней, они глядели на пенящийся след позади судна, бегущего по темно-зеленым волнам, и белокрылых прожорливых чаек, с пронзительными криками тучей летящих за кораблем.Гарион направился было к двум братьям, но подходить не стал.— Неприветливое местечко, — заметил Шелк, глядя на голые скалы, поднимающиеся из воды.Маленький драсниец сменил свою потрепанную одежду, в которой ходил в начале их путешествия, на простой серый костюм. Ургит угрюмо кивнул. Он лениво бросал куски черствого хлеба в бурлящий след за кормой, без особого интереса наблюдая, как чайки с пронзительными криками бросались вниз и там сражались за каждый кусок.— Хелдар, — спросил он, — она все время так делала?— Кто?— Полгара. — Ургита передернуло. — Она уничтожает всех, кто ей не по нраву?— Нет, — ответил Шелк. — Полгара этого не делает, и никто из них не делает. Это не разрешается.— Прости, Хелдар, разрешается или нет, но ведь я видел это вчера собственными глазами.— Я говорил с Белгаратом, — ответил Шелк, — и он мне объяснил. На самом деле Хабат и демон не были уничтожены — их отправили туда, откуда пришел демон. Демона непременно следовало вернуть назад; к сожалению, Хабат пришлось уйти вместе с ним.— К сожалению? Особой симпатии она у меня не вызывала.— Я думаю, ты не совсем понял, Ургит. Убить кого-то — это одно, а уничтожить чью-то душу — совсем другое. Поэтому Полгара так несчастна. Ей пришлось обречь Хабат на вечную муку и ужас. Когда человек вынужден сделать такое — страшнее ничего и быть не может.— А кто это появился из воды вместе с ней?— Алдур.— Ты шутишь!— Нет, правда. Я видел его всего однажды, ну, может быть, дважды. Это был действительно Алдур.— Бог? Здесь? Что он тут делал?Шелк пожал плечами.— Ни одно человеческое существо не может справиться с демоном без его помощи. Когда мориндимские волшебники вызывают демона, они делают это очень осторожно, устанавливая четкие границы, в пределах которых тот может действовать. А Хабат выпустила своего демона, ничем его не ограничив. Только бог смог бы совладать с демоном, имеющим такую свободу. А так как боги действуют через нас, Полгаре пришлось в этом поучаствовать. Все это очень сложно.Ургита передернуло.— По-моему, я бы так не смог.Они стояли бок о бок, опершись на поручни и наблюдая, как волны Великого Западного моря бьются о голые скалы. Глядя на них обоих, Гарион подумал, что не увидеть их родства было просто нельзя. Они не походили друг на друга как две капли воды, но сходство их черт оказалось столь явным, что не оставляло никакого сомнения в том, что они братья.— Хелдар, — спросил наконец Ургит, — а каким был наш отец на самом деле?— Гораздо выше нас с тобой, — ответил Шелк, — и выглядел очень внушительно. У него были волосы серо-стального цвета, нос — такой же, как у нас, но он делал его похожим на орла, а не на крысу.— А мы немножко похожи на грызунов, правда? — Ургит слегка улыбнулся. — Но я не это имел в виду. Каким человеком он был?— Вежливым. С изысканными манерами, очень воспитанным и учтивым. Я никогда не слышал, чтобы он сказал кому-нибудь грубость. — Шелк говорил все это с унылым выражением лица.— Но ведь он был лжецом?— С чего ты взял?— Он обманывал! Что уж тут говорить, ведь я-то — отнюдь не плод его вечной верности.— Ты не совсем понял, — возразил Шелк, задумчиво взглянув на зеленые волны, на которых время от времени появлялись белые гребешки. — Несмотря на всю свою воспитанность, наш отец был изрядным авантюристом. Он с готовностью принимал любой вызов — просто развлечения ради, а бесконечная, ненасытная жажда странствий заставляла его всегда стремиться к чему-то новому. Думаю, если ты соединишь две эти его черты вместе, ты поймешь, почему он увлекся твоей матерью. Я был во дворце Рэк-Госку еще при жизни Таур-Ургаса. Все его жены либо находились под строжайшей охраной, либо сидели взаперти. Наш отец просто не мог не воспринять это как вызов.Ургит скорчил кислую мину.— Это не слишком лестно для моего самолюбия, Хелдар. Я, видите ли, появился на свет только потому, что некоему драснийскому джентльмену нравилось взламывать замки.— Не совсем так. У меня не было возможности поговорить об этом с твоей матерью, но мне кажется, что они с отцом по-настоящему любили друг друга. По крайней мере, они славно позабавились. Может быть, этим объясняется и моя жизнерадостность? — Шелк вздохнул. — Ведь у него было не так много радостей с тех пор, как моя мать заболела. С ее болезнью все его путешествия и приключения кончились.— А какой болезнью она страдала?— Это была чума. Временами она свирепствовала в Драснии и чудовищно уродовала внешность своих жертв. К счастью, моя мать ослепла, когда заболела.— К счастью?— Она не могла видеть себя в зеркале. Наш отец оставался с ней до конца своей жизни и ни разу даже намеком не дал ей понять, какое обезображенное лицо видел, когда смотрел на нее. — Шелк помрачнел, стиснув зубы. — Это самый мужественный поступок, который я знаю. Делать вид, что все нормально, ему постепенно становилось все труднее, ведь болезнь больше и больше искажала ее черты, и так продолжалось до самой его смерти. — Он быстро отвернулся. — Послушай, может, поговорим о чем-нибудь другом?— Прости, Хелдар, — с сожалением произнес Ургит. — Я не хотел бередить твои раны.— Скажи, а каково это — расти во дворце Рэк-Госку? — спросил Шелк.— Сурово, — ответил Ургит. — Таур-Ургас стал проявлять признаки безумия гораздо раньше, чем это обычно бывало в роду Урга, и нам приходилось соблюдать множество всяких ритуалов.— Я кое-какие видел.— Нет, я не о тех, что совершались в храме, Хелдар, хотя и они были достаточно своеобразны. Я имею в виду его личные странности. Например, встать справа от него — и подумать не смей, а если на его королевское величество вдруг падала чья-то тень, то оплошность могла стоить человеку жизни. Меня и моих братьев в семилетнем возрасте отняли у наших матерей и отдали в учение — занимались мы по большей части военными упражнениями — с пыхтением, кряканьем и потом. Любые незначительные провинности строжайше наказывались — нас пороли, чаще всего перед ужином.— Так можно было и аппетит отбить.— И отбили. Я больше никогда теперь не ужинаю — слишком много неприятных воспоминаний. Мы с братьями очень рано начали устраивать заговоры друг против друга. У Таур-Ургаса было много жен и целый выводок детей. Поскольку корона передавалась старшему из живущих сыновей, все мы интриговали против старших братьев и старались защититься от интриг младших. Скажем, очаровательный мальчуган однажды набросился на своего брата с ножом, а было ему всего девять лет.— Из молодых, да ранних, — пробормотал Шелк.— Ну да. Таур-Ургас был конечно же восхищен, на какое-то время этот потрошитель даже стал его любимцем. Нам со старшими братьями пришлось из-за всего этого немало понервничать — ведь вполне можно было ожидать, что наш выживший из ума господин захочет нас всех передушить, чтобы освободить место для маленького монстра. Ну мы и предприняли кое-какие шаги.— Ну?— В один прекрасный день мы изловили его в верхней части дворца и выбросили в окно. — Ургит мрачно посмотрел на вздымающиеся волны Великого Западного моря. — С того дня, как нас увели от матерей, мы жили в атмосфере постоянного страха и бессмысленной жестокости. Считалось, что мы совершенные мурги — сильные, храбрые, абсолютно верные и беззаветно преданные Тораку. У каждого из нас был опекун-гролим, и мы ежедневно часами выслушивали всякую чушь про бога Ангарака. Да уж, счастливым детством такое не назовешь.— У Таур-Ургаса никогда не было привязанностей?— Возможно, и были, но меня он не любил — презирал за то, что я самый маленький, истинным мургам полагалось быть высокими и мускулистыми. За всю жизнь он не сказал мне ни единого доброго слова, когда же мне удалось стать прямым наследником, он уговаривал младших братьев убить меня.— Как же ты смог выжить?— Приходилось шевелить мозгами, а еще помогал ключ, который мне удалось стащить.— Ключ?— От дворцового сейфа. Не поверишь, но неограниченные денежные средства способны здорово помочь человеку, даже если он находится на территории Хтол-Мургоса.Шелк поежился.— Тут, на палубе, становится свежо, — сказал он. — Не уйти ли нам отсюда и не распить ли бутылочку хорошего вина?— Я не пью, Хелдар.— Не пьешь? — удивился Шелк.— Я должен всегда быть начеку. А если засунешь голову в бочку с вином, то ведь не увидишь, как сзади к тебе крадутся с ножом.— Брат, со мной ты в полной безопасности.— Я ни в чьем обществе не могу считать себя в полной безопасности, Хелдар, особенно в компании братьев. Да нет, пойми, ты тут ни при чем — просто сказывается трудное детство.— Ладно, — дружелюбно сказал Шелк. — Давай пойдем, и ты посмотришь, как я пью. Я очень хорошо это делаю.— Могу себе представить. Ведь ты же, в конце концов, алориец.— Ты тоже, дорогой братец, — улыбнулся Шелк. — Ты тоже. Так давай я приобщу тебя ко всем радостям, которые унаследовал и ты!Гарион готов был пойти за ними, но в этот момент на палубу вышел Белгарат, зевая и потягиваясь.— Полгара уже встала? — спросил он Гариона. Гарион покачал головой.— Я разговаривал с Дарником несколько минут назад. Он сказал, что после вчерашнего она очень измучена.Белгарат слегка нахмурился.— С какой стати она так уж сильно утомилась? — сказал он. — Признаюсь, зрелище было впечатляющее, но вряд ли все это настолько изнурительно.— Я думаю, что это не усталость, дедушка. Дарник сказал, что она полночи промучилась.Старик почесал бороду.— Ох, я иногда забываю, что Полгара женщина. Она ничего мимо себя не пропустит. Иногда сострадание побеждает в ней все остальные чувства.— Это не такая плохая черта, дедушка.— Но не для женщины.— Помнится мне, однажды в болотах кое-что случилось, — сказал ему Гарион. — И не ты ли пытался сделать все возможное, чтобы как-то помочь Вордею — из одного лишь чувства сострадания?Белгарат виновато отвел глаза.— Мы, по-моему, договорились, что вспоминать об этом ты не будешь.— Ай-ай-ай, дедушка, — Гарион слабо улыбнулся, — ведь ты лукавишь. Притворяешься, будто холоден, как лед, и тверд, как скала, а на самом деле чувствуешь то же, что и все мы.— Пожалуйста, Гарион, не надо распространяться на эту тему.— Тебе не нравится быть человечным?— Да нет, но у меня вроде бы есть некая репутация, которую нужно поддерживать.В конце второй половины дня береговая линия, вдоль которой двигалось судно, стала еще более неровной, волны оглушительно бились о скалы, вскипая бурунами.Шелк и Ургит поднялись по кормовому трапу, и Гарион отметил, что оба они не слишком твердо держатся на ногах.— Привет, Белгарион, — громко сказал Ургит. — Присоединяйся к нам, хочешь? Мы с Хелдаром решили немножко попеть.— Да? Спасибо, — осторожно ответил Гарион, — я не слишком хорошо пою.— Не важно, старик. Это совершенно не важно. Может, я и сам не так уж хорошо пою. Ничего не могу сказать по этому поводу, потому что за всю свою жизнь не спел ни единой ноты. — Он вдруг хихикнул. — Есть куча разных вещей, которых я никогда раньше не делал, и мне кажется, сейчас пришло время понемножку начинать пробовать.На палубе появились Сенедра и Прала. Вместо привычного черного платья Прала надела великолепный бледно-розовый халат, а волосы уложила на затылке замысловатым узлом.— Дамы. — Ургит приветствовал их церемонным поклоном, но поклон оказался несколько испорченным — Ургит пошатнулся.— Осторожно, старик. — Шелк подхватил его за локоть. — Мне бы не хотелось вылавливать тебя из моря.— Знаешь, Хелдар, — сказал Ургит, глупо моргая, — по-моему, мне еще никогда не было так хорошо. — Он посмотрел на Сенедру и темноволосую Пралу. — А еще знаешь что? Вот, смотри — две ужасно симпатичные девушки. Как ты думаешь, они не захотят спеть с нами?— Можем у них спросить.— Почему бы и нет?И они направились к Сенедре и ее спутнице, преувеличенно пылко упрашивая их присоединиться к пению. Прала улыбнулась. Когда корабль качнуло, король мургов тоже качнулся — вперед, потом назад.— По-моему, вы оба пьяны, — объявила она.— Мы пьяны? — спросил у Шелка Ургит, продолжая покачиваться.— Очень надеюсь, что да, — ответил Шелк. — Если нет, то мы понапрасну извели изрядное количество очень хорошего вина.— Ну, тогда мы и в самом деле пьяны. А теперь, когда мы с этим разобрались, скажи, что мы будем петь?— О боги! — вздохнула Сенедра, подняв глаза к небу.На следующее утро шел холодный моросящий дождь; мелкие брызги собирались в тяжелые капли и скатывались с просмоленных канатов. Полгара завтракала вместе со всеми в кают-компании у кормового трапа, однако была молчаливой и отрешенной. Бархотка огляделась. Помещение оказалось просторным, с окнами, выходившими на корму, вместо иллюминаторов крепкие брусья поддерживали потолок.Полгара взглянула на два подозрительно пустующих кресла у стола и поинтересовалась:— Как там принц Хелдар и его заблудший венценосный брат?— Кажется, они вчера засиделись за вином несколько дольше, чем следовало, — ответила Сенедра, улыбнувшись. — Представляю, каково им сегодня.— Знаешь, они вчера даже пели, — сказала Прала.— Да ну? И где же они пели? — поинтересовалась Бархотка.— На палубе, да так ужасно шумели, что распугали всех ласточек, я в жизни такого не слышала, — улыбнулась Прала.Полгара и Дарник, сидевшие у дальнего края стола, тихо переговаривались.— Со мной все в порядке, Дарник, иди, — уверяла она.— Я не хочу оставлять тебя одну, — ответил он.— Я не одна, дорогой. Со мной Сенедра, Прала и Лизелль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55