Гарион огляделся.— Где Сенедра? — спросил он.— Она спит, — ответила Полгара. — С нею Лизелль.— С нею все в порядке? Шелк говорил, что она страшно расстроена. Уж не захворала ли она вновь?— Нет, Гарион. Всему виной звуки, доносившиеся из святилища. Она не могла их спокойно слышать.В дверь вдруг забарабанил тяжелый кулак.Гарион подпрыгнул от неожиданности и инстинктивно схватился за рукоять меча.— Откройте, вы, там! — раздался снаружи грубый голос.— Быстро! — зашипел Сади. — Ступайте все в кельи, а когда станете выходить, сделайте вид, будто вас только что разбудили.Все молча повиновались и затаив дыхание ждали, пока тщедушный евнух откроет дверь.— Что стряслось, добрые господа? — дружелюбно спросил он у гролимов, ворвавшихся в комнату с оружием.— Вас вызывают на аудиенцию к иерарху, работорговец, — пролаял один из жрецов. — Тебя и всех твоих слуг!— Для нас это честь, — пробормотал Сади.— Честь тут ни при чем! Это допрос! И советую тебе говорить только правду, потому что Агахак заживо сдерет со всех вас кожу, если вы хоть словом ему солжете!— Ах, какая неприятность. А что, иерарх уже возвратился из королевского дворца?— Ему донесли о чудовищном преступлении, которое совершил один из ваших слуг.— Преступлении? Каком преступлении?Гролим, казалось, не слышал.— По приказанию Хабат вас всех поместят в темницу до возвращения Агахака в храм.Гариона и остальных растолкали — при этом они, насколько умели, изображали недовольство столь внезапным пробуждением — и повели по прокопченным коридорам, а потом по узкой каменной лестнице в подземелье. В отличие от верхних помещений здешние снабжены были решетчатыми дверями из стальных прутьев, а воздух, как и в любой темнице, оказался сырым и затхлым. Мрачный гролим отпер одну из дверей и жестом приказал всем пройти в камеру.— Действительно ли это так необходимо, о жрец? — слабо запротестовал Сади.Гролим лишь угрожающе положил руку на рукоять меча.— Успокойтесь, господин, — примирительно сказал Сади, — я ведь только спросил.— В камеру! Живо!Все покорно повиновались, и решетчатая дверь с лязганьем захлопнулась за ними. Звук поворачиваемого в замке ключа прозвучал оглушительно громко.— Гарион. — Голосок Сенедры был тих и слегка дрожал от страха. — Что происходит? Почему они так обошлись с нами?Гарион нежно обнял ее за плечи.— Эрионд угодил в переделку, — объяснил он. — Сади хочет попытаться уговорить их выпустить всех нас.— А что, если у него не выйдет?— Что ж, тогда мы освободимся иным путем.Шелк оглядел полутемную камеру и презрительно фыркнул.— Архитектура темниц начисто лишена фантазии, — саркастически заметил он, пнув ногой охапку гнилой соломы, лежащей на полу.— Хелдар, неужели у тебя такой богатый опыт в области темниц? — спросила Бархотка.— Время от времени я бываю в подобных местечках. — Шелк передернул плечами. — Правда, вытерпеть более двух часов никогда не мог. — Он приподнялся на цыпочки, чтобы заглянуть в крошечное зарешеченное окошко, выходящее в коридор.— Хорошо, — пробормотал он. — Охраны не видно. — И, постучав костяшками пальцев по крепкому дереву, взглянул на Белгарата. — Хочешь, я отопру дверь? Не думаю, что мы что-нибудь тут высидим.— Терпение, принц Хелдар, — сказал Сади. — Если мы вырвемся на волю из камеры, мне уже никак не удастся уладить этот небольшой инцидент.— Я должна узнать, что они сделали с Эриондом! — твердо заявила Полгара.— Открой двери, Шелк!— Полгара! — раздался вдруг из соседней камеры знакомый голос. — Это ты?— Эрионд! — вздохнула Полгара с облегчением. — С тобой ничего не случилось?— Все прекрасно, Полгара. Меня, правда, заковали в цепи, но они не причиняют мне особых неудобств.— Зачем ты сделал это? Там, в святилище?— Мне не понравились эти жертвенные огни.— Мне тоже, но…— Мне они очень не понравились, Полгара. Надо же когда-то положить конец подобным гнусностям!— Каким образом тебе удалось их погасить? — спросил Белгарат, прильнув к окошку. — Гарион был в святилище, когда ты это проделал, и говорит, что ничего не услышал и не ощутил.— Точно не знаю, Белгарат. Не думаю, чтобы я сделал что-то особенное. Просто твердо решил, что не хочу больше, чтобы они горели, эти огни, и вроде как дал им понять, что я этого не хочу. Они взяли да и погасли.— И это все?— Насколько я помню, да.Белгарат обернулся. Он явно был озадачен.— Когда мы отсюда выберемся, у меня будет об этом происшествии долгий разговор с мальчишкой. Я уже не единожды собирался поговорить с ним по душам, и всякий раз, когда открывал было рот, что-то меня отвлекало. — Он поглядел на Гариона. — В следующий раз, когда будешь беседовать со своим дружком, потребуй от него прекратить эти штучки! Они меня раздражают.— А он это знает, дедушка. Думаю, именно поэтому и продолжает в том же духе.Где-то послышалось лязганье отпираемой двери и звук шагов.— Гролимы, — тихо сказал Шелк, вновь глянув через окошко в коридор.— Интересно, а кто, по-твоему, это еще может быть? — съязвил Белгарат.Стражники остановились возле камеры Эрионда, и в замке лязгнул ключ.Скрипнув, открылась тяжелая дверь.— Эй, мальчишка! — пролаял хриплый голос. — Выходи, пойдешь с нами!— Отец! — отчаянно шепнула Полгара. Старик предостерегающе поднял руку.— Подожди! — прошептал он.Кто-то уже отпирал дверь их камеры. Наконец она распахнулась, и на пороге возник гролим в черном балахоне.— Возвратился Агахак, — объявил он. — Выходите!— Великолепно! — с облегчением вздохнул Сади. — Что бы там ни было, я уверен, что мы за пару минут все уладим.— Не разговаривать! — Гролим резко повернулся и пошел по коридору, а десяток других, с оружием наготове, обступив пленников, повели их прочь из темницы.Агахак, правитель Рэк-Урги, оказался устрашающего вида длиннобородым человеком. Он сидел в очень похожем на трон кресле в большом зале, освещенном факелами. Стены были завешаны тяжелыми темно-бордовыми портьерами. Облачение иерарха представляло собой кроваво-красный балахон с капюшоном. Впалые глаза Агахака сверкали из-под нависших седых бровей. Эрионд, все еще закованный в цепи, спокойно сидел на грубом деревянном стуле прямо перед иерархом, а худощавая Хабат стояла по правую руку от своего покровителя. Капюшон, отороченный пурпурным шелком, был откинут, ужасные шрамы на ее щеках алели в свете факелов, а лицо жрицы выражало злобное торжество.— Кто из вас Усса из Стисс-Тора? — гулким голосом вопросил иерарх. Сади сделал шаг вперед и раболепно поклонился.— Я Усса, о святейший.— Ты попал в незавидное положение, Усса. — Грудной голос Хабат звучал почти как ласковое мурлыканье дикого зверя, а губы ее кривила отвратительная усмешка.— Но я ничего не сделал.— Здесь, в Хтол-Мургосе, господин ответственен за преступления своих слуг.Глаза Агахака сверлили Сади, но худое лицо иерарха оставалось бесстрастным.— Итак, ближе к делу, — произнес он наконец. — Кто предъявит чужеземцам обвинение?Хабат указала на гролима, стоящего у самой стены.— Сегодня Сорхак исполнит миссию жреца-инквизитора, господин, — сказала жрица повелительным тоном, чтобы дать почувствовать всем присутствующим, что она хозяйка положения. — Его рвение и благочестие известны тебе, о святейший.— О да, — безразличным голосом ответил Агахак. — Я мог бы сразу догадаться, что обвинителем будет не кто иной, как Сорхак. — На краткое мгновение губы его сложились в сардоническую усмешку. — Очень хорошо. Жрец-инквизитор, прошу предъявить обвинение.Жрец в черной одежде выступил вперед и откинул капюшон, отороченный зеленым, со своих сальных волос.— Дело очень незамысловатое, светлейший, — провозгласил он скрипучим голосом. — Здесь присутствует множество свидетелей преступления, посему вина этого юного негодяя не вызывает никаких сомнений. Но вот мотивы его поступка предстоит выяснить.— Вынеси приговор, великий иерарх, — просительным тоном обратилась Хабат к восседающему на троне недвижному Агахаку, походившему на мертвеца, — а уж я заставлю этого грязного найсанца и его слуг сказать всю правду.— Речь шла только об их виновности, — ответствовал правитель, — но я все еще не слышал ни показаний свидетелей, ни внятного, четко сформулированного обвинения.Хабат от этих слов пришла в легкое замешательство.— Я лишь хотела избавить вас от пустых формальностей, мой господин. Я твердо убеждена в правдивости слов Сорхака. Ведь прежде вы всегда доверяли мне в делах такого рода.— Возможно, — ответил Агахак, — но полагаю, что на этот раз мне все же будет позволено судить самому, а, Хабат? — Он взглянул на грязноволосого жреца, в растерянности стоявшего перед ним. — Итак, свидетельские показания, Сорхак! Я хочу, чтобы ты внятно объяснил, в чем именно обвиняется сей молодой человек! — В голосе иерарха явственно слышны были нотки недоброжелательности.В выпученных глазах Сорхака поубавилось уверенности — от него не укрылась очевиднейшая враждебность Агахака. Но он быстро овладел собой.— Сегодня вечером, — начал он, — в час, когда мы готовились исполнить священный ритуал, предписанный нам нашей верой, этот юноша вошел в святилище и погасил алтарное пламя. Вот что он совершил — и в этом я его обвиняю. Клянусь, что он виновен!— Но это абсурд! — запротестовал Сади. — Разве жертвенные огни в святилище плохо охраняются? Как мог мальчик подойти так близко к священному огню, чтобы погасить его?— Как смеешь ты подвергать сомнению слова жреца Торака, да еще скрепленные клятвой? — злобно прервала его Хабат. Шрамы на ее щеках судорожно подергивались. — Сорхак поклялся в том, что мальчишка виновен, а это значит, что он виновен! Нельзя перечить жрецу — это карается смертью!Глубоко запавшие глаза Агахака сверкнули.— Полагаю, что имею право все-таки услышать наконец показания свидетелей, которые так убедили тебя, Хабат, и жреца-инквизитора, — безжизненным голосом произнес он. — Обвинение и вина — далеко не всегда одно и то же, к тому же Усса задал далеко не праздный вопрос.В душе Гариона зародилась слабая надежда. Иерарх все знает! Ему прекрасно известно об отношениях Хабат с Сорхаком, и совершенно очевидно, что рвение, с каким защищает она этого вонючего жреца, раздражает его.— Итак, жрец-инквизитор, — продолжал Агахак, — каким же образом удалось мальчику погасить жертвенные огни в святилище? Неужели стражи допустили небрежность?Сорхак тотчас же насторожился — он понял, что ступил на весьма зыбкую почву.— У меня множество свидетелей, великий иерарх, — объявил он. — И все они в один голос утверждают, что святилище было осквернено при помощи колдовских чар.— Ах, вот как? Так это было колдовство? Разумеется, это объясняет все. — Агахак помолчал, пристально глядя точно неживыми глазами на жреца, который от волнения покрылся потом. — Знаешь, я уже заметил, что, когда недостает улик, тотчас же начинают твердить о колдовстве. Неужели же нет другого объяснения происшествию в святилище? Неужели жрец-инквизитор до того беспомощен, что вынужден прибегнуть к столь избитому трюку?Хабат была явно ошарашена, а Сорхак затрясся всем телом.— К счастью, эту проблему весьма легко разрешить, — спокойно продолжал Агахак. — У колдовства есть, если так можно выразиться, один маленький недостаток: обладающий подобным же даром легко распознает колдуна. — Иерарх помолчал. — Должно быть, ты об этом и не подозревал, Сорхак? Жрец ранга Зеленых, к тому же надеющийся на продвижение, должен быть прилежнее в своих занятиях и знать такие элементарные вещи. Но ты, похоже, увлекся совсем другим, верно? — Иерарх повернулся к безмолвной жрице. — Я удивлен, что ты так дурно подготовила своего подопечного к предъявлению столь серьезного обвинения, Хабат. Он выставил себя круглым дураком, да и тебя заодно, а ведь ты легко могла бы этого избежать.Глаза жрицы злобно блеснули, алые шрамы на ее щеках ожили, задергались, а потом вдруг загорелись еще ярче, словно под кожей женщины забегало незримое пламя.— Хорошо, Хабат, — вновь зазвучал спокойный и бесстрастный голос иерарха. — Видимо, час настал. Похоже, ты созрела наконец для того, чтобы воспротивиться моей воле? Ты решишься?Ужасный вопрос повис в воздухе, и Гарион затаил дыхание. Но Хабат спрятала глаза и молча отвернулась от Агахака. Пламя на ее щеках медленно угасало.— Мудрое решение, Хабат. — Агахак повернулся к Сади. — Ну что ж, Усса из Стисс-Тора, что скажешь ты в ответ на обвинение? Неужели твой слуга и впрямь колдун?— Жрец Торака впал в заблуждение, господин, — дипломатично ответил Сади. — Поверьте мне, этот юный болван — вовсе не колдун. Каждое утро он по десять минут раздумывает, какой башмак на какую ногу надеть. Поглядите на него! В этих глазах нет ни тени ума. Он настолько глуп, что даже не ощущает страха.В глазах Хабат снова вспыхнула злоба, но видно было, что уверенности в себе у жрицы поубавилось.— Что этот найсанский работорговец смыслит в колдовстве, господин? Вам известны обычаи жителей Страны змей. Несомненно, разум этого Уссы затуманен дурманящими травами настолько, что, будь среди его прислужников сам Белгарат, он и не подозревал бы об этом!— Очень интересная мысль, — пробормотал Агахак. — А теперь, с вашего позволения, разберем дело подробнее. Нам известно, что священные огни погасли. В этом мы совершенно уверены. Сорхак утверждает, что этот молодой человек погасил их при помощи волшебства. Он утверждает это, хотя и не располагает ровным счетом никакими доказательствами. Усса из Стисс-Тора, который, возможно, находится под действием наркотиков и мало что соображает, заявляет, будто этот юноша совершеннейший простак и посему не способен на столь выдающийся поступок. Так как же нам разрешить эту дилемму?— Прикажите отвести их в пыточную камеру, о святейший, — торопливо предложила Хабат. — Я сама, своими руками вырву у них признание — у одного за другим, по очереди!Гарион напрягся и украдкой посмотрел на Белгарата. Старик стоял совершенно спокойно, его короткая борода серебрилась в свете факелов. Похоже было, что он не собирается ничего предпринимать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55