- 21 сентября 2203/287 года в ходе освободительного похода
Объединенной Космической Эскадры на Планету Негодяев указанный Мээс был
захвачен в плен диверсионной группой флагмана Макомбера и доставлен на
Землю;
- учитывая помощь, которую указанный Мээс, хотя бы и против своей
воли, оказал диверсионной группе флагмана Макомбера в ее действиях по
тылам противника, а также добровольность и ценность его показаний на
следствии о преступлениях, совершенных пиратско-промышленным комплексом
Планеты Негодяев, а также его чистосердечное раскаянье на Межпланетном
Трибунале, ему, указанному Мээсу, предложили репатриироваться, однако он
не только наотрез отказался сообщить координаты своей родной планеты, но и
попросил на Земле убежища, мотивируя просьбу тем, что дома его непременно
повесят;
- 11 мая 2204/288 года Юридическая комиссия Всемирного совета
рассмотрела просьбу указанного Мээса о предоставлении ему статуса
временного гражданина Человечества и приняла решение просьбу эту
удовлетворить, как предписывает Законодатель, под личную ответственность
трех поручителей, в данном случае - флагмана Макомбера, спортсмена Портоса
и мастера Атоса;
- в июне 2205/289 года флагман Макомбер, заметивший к тому времени за
Мээсом любовь к домашним животным, порекомендовал его Всемирному обществу
любителей кошек...
Остальное понятно. К справке была приложена голография "указанного
Мээса": жутковатый мужчина с крыльями, как у летучей мыши, с длинным белым
хоботом, с маленькими выпученными глазками под низким лобиком, похожий
одновременно и на вставшего дыбом слона, и на пингвина в мохнатой шкуре
сизого цвета.
- Уродец какой! - восхищенно воскликнула кибернетичка.
- Вот за этот хобот его и дергали, - заметила психологичка.
- Ну, хорошо, - проговорил социолог. - Сообразим теперь, куда все это
нас ведет...
- В Сайылыкский кошачий заповедник, - сейчас же сказала врачиха.
- В архивы Межпланетного Трибунала, - сказал ассенизатор.
- Прежде всего, это ведет нас к флагману Макомберу! - сказал
звездолетчик, подняв указательный палец.
- Вспомнил! - воскликнул вдруг председатель.
Все посмотрели на него.
- Насчет этого... двухголового... двуглавого... - пояснил он. - У
меня есть правнук. Шустрый такой парнишка, Антоном зовут. Тринадцать лет.
И между прочим, отчаянный любитель футбола. Сам в юниорской играет, в
зональной сборной, ну и, разумеется, пристально следит, что в этом смысле
вообще делается на свете. Знаете, как подростки...
- Знаем, знаем, не отвлекайся, - нетерпеливо сказал социолог.
- Вот что вспомнил, - медленно произнес председатель. - Месяца два...
нет, три месяца назад это было, в апреле... Рассказал мне Тошка, что
Всемирная ассоциация любителей футбола рассматривала прелюбопытный казус.
Вся беда в том, что слушал я его вполслуха, сути не уловил, но речь шла об
одном вратаре, из-за которого весь сыр-бор и возгорелся: считать его за
одного игрока или за двух?
- Ну и что? Не тяни...
- Речь шла... Это я сейчас точно вспомнил. Точно. О двойном отбиве
головой Двуглавого Юла!
Воцарилось молчание. Социолог схватил "ультиматум" и забегал глазами
по строчкам. Звездолетчик произнес убежденно:
- Быть не может!
- За что купил, за то и продаю, - сказал председатель почти виновато.
- Двойной отбив головой Двуглавого Юла. Сам себе не верю, а куда деваться?
- Если он такой известный, то почему о нем не знает Машина? -
спросила врачиха.
- Он же любитель, - возразил социолог. - Их же сотни миллионов таких
на планете, и двуглавых, и безглавых, и всяких...
- Ничего себе - компания! - желчно произнесла кибернетичка. -
Болельщик-кошатник и любитель-футболист!
- А доктор Айболит - это какой-нибудь... этот... собиральщик древних
трамвайных билетов! - подхватила врачиха.
- Слушайте! - произнес ассенизатор и хлопнул ладонью по пульту. -
Давайте серьезно. Костя прав. Надо обратиться к флагману Макомберу.

4
Мастер Атос и флагман Макомбер, свежие и усталые после
пятикилометрового заплыва, сидели, развалившись в глубоких креслах, на
веранде, пили горячий глинтвейн и вели неторопливую беседу. Оба были в
просторных мохнатых халатах и домашних тапочках на босу ногу, вид собой
являли ублаготворенный, и не было никаких оснований сомневаться в том, что
они пребывают в полном согласии с собой, друг с другом и со Вселенной, в
которой так интересно работать, драться, отдыхать и вообще жить.
Мягко сияло полуночное солнце, пологие черные волны некогда
студеного, а ныне и навеки теплого океана с мягким шуршанием набегали на
пологий галечный берег совсем рядом, рукой подать, сонно почирикивали
птицы в серебристых купах северных яблонь, обступавших с трех сторон
старинную виллу, со стороны поселка доносились негромкие молодые голоса,
приглушенная музыка и девичье хихиканье, и еще время от времени с
океанских просторов накатывалось, словно бы гром гремел шепотом, утробное
уханье и фырканье - это третьи сутки шли из Норвежского моря к богатым
чукотским пастбищам необозримые стада гренландских китов.
"Беседа с другом не возвращает молодости". Так сказал некогда, хотя и
совсем по другому поводу, но поразительно верно, один талантливый и
грустный русский писатель. Почти двадцать лет не виделись Атос и флагман
Макомбер, и теперь, беседуя тихо, они пытливо приглядывались друг к другу,
силясь определить, что изменилось, что осталось прежним с тех времен, уже
подернутых дымкой забвенья, когда они с оружием в руках, готовые в любой
момент вступить в смертельный бой, шли плечом к плечу мрачными катакомбами
Планеты Негодяев. С тех пор в их жизни было у каждого столько событий и
переживаний, но ведь это "плечом к плечу" из души не выкинешь!
Атос встретил старого соратника с чистой и бескорыстной радостью, и
на душе у него было легко. Флагман же Макомбер явился к нему по делу, и
потому было ему неловко, и Атос ощущал эту неловкость, и от этого было ему
немного смешно и грустно.
В начале двадцать третьего века все еще считалось неприличным явиться
к другу после двадцатилетней разлуки и прямо, с ходу объявить ему:
"Старик, тут такая штука, мне поручили важное дело, и ты должен мне
помочь". Поэтому флагман Макомбер не торопился.
Он рассказал о себе, как и чем он прожил эти годы, изложил
малоизвестные подробности событий в Прозрачной Чересполосице, осады
Куберонской базы, дискуссии проблемы Дальнего Проникновения, очень смешно
обрисовал свою роль в фантастическом Белковом инциденте, шутливо
пожаловался на женское засилье в своей семье ("Шесть дочек, благородный
Атос, вы представляете себе?") и, спросивши стило и бумагу, очень умело и
выразительно изобразил своего приятеля, представителя разумной
негуманоидной цивилизации, возросшей на далекой планете Кгхрм.
Атос слушал внимательно, с неподдельной жадностью, прерывал
повествование нетерпеливыми вопросами... И что тут удивительного?
Чудовищные потоки информации, захлестывающие мир Человека, давно уже
приучили внимающих к сообщениям коротким, коротеньким, едва заметным, и
хотя каждый сознавал, что за каждым таким сообщением кроется
столпотворение судеб и идей, за душу хватало уже только поистине огромное,
вселенское, значимое для самой истории, не меньше... И еще у каждого
внимающего своя работа, которая представляется ему (совершенно
справедливо) важной и необходимой для Коммуны, иначе ею и заниматься не
стоит... И потому изустные рассказы очевидцев и участников стали
восприниматься в двадцать третьем веке точно так, как, наверное,
воспринимали на кухне провинциального феодала державинских времен
побасенки забредшего на огонек солдата-инвалида, уволенного вчистую после
очередной турецкой кампании...
А потом стал рассказывать о себе Атос, и настала очередь флагмана
Макомбера жадно слушать, задавать нетерпеливые вопросы и мысленно хлопать
себя по ляжкам... Расшифровка генетической памяти минералов;
голографическая реконструкция пейзажей, которые всем своим объемом
"наблюдает" метеорит в момент своего рождения; прогностика распределения
масс и энергий в пятимерном пространстве-времени нашего Космоса... Это
была миллионная часть всех технических (уже технических!) работ, которые
велись изнемогающим от любопытства Человечеством, и откуда было простому
солдату-звездолетчику знать об этих работах?
Потом они помолчали.
- Вы так и не женились, благородный Атос? - спросил флагман Макомбер.
- Нет, - ответил Атос, как отрезал.
- Ну, а что наши друзья? Что Галя? Что Портос?
Флагман Макомбер узнал, что Галя и Портос живут ныне в Бирме, в
Шуэньяуне, потому что Галя занята там какой-то местной ботаникой, а
Портосу безразлично, где спортсменствовать. Он ведет курс прыжков без
парашюта в местном интернате, а также факультативный семинар по
проникновению сквозь стены в Мьенджанском училище первопроходцев. Они
породили трех сыновей, все мальчики, все мастера. Атос ими доволен.
Старший сейчас в Бандунгском проекте, какое-то крупное новшество в полевой
кулинарии. Средний ушел под воду, тянет магмопровод в Южной Атлантике. А
младший, Ваня, любимец Атоса...
- Он обещал стать отменным интраоптиком, проходил практику в моих
мастерских и вдруг ушел в бродячие артисты...
- Вы огорчены, благородный Атос?
- Что вы, дорогой Макомбер! Я и сам в свое время...
- И я тоже, благородный Атос...
- Это были прекрасные времена...
- Да, замечательные... Я тогда полюбил.
- Я любил всегда...
Тут надо сделать небольшое отступление. Вездесущая статистика той
эпохи показывает, что каждый десятый из ученых, каждый восьмой из мастеров
и каждый пятый из спортсменов в дни своей молодости вдруг срывались с
места и пускались в путь. Куда? А куда глаза глядят. По просторам планеты.
По городам и весям. По материкам и океанам. Кто-то из тогдашних
социопсихологов чрезвычайно неудачно назвал это явление "освобождением от
первобытной энергии". Чушь! Это было самой жизнью, одной из форм
существования разумных белковых конгломератов, именуемых Человеком.
Бродяжили, как правило, четными группами числом до шести- восьми
человек. Возвращались к работе через несколько месяцев, часто семейными
парами, а спустя лет десять снова... Но дело в другом.
В этих странствиях, видимо, давался выход артистическим способностям,
заложенным в любой личности от рождения. Они пели, декламировали стихи,
разыгрывали целые представления. Перед кем? Да перед кем угодно. Перед
первым встречным, если он хотел их видеть и слушать. Часто они обходились
вообще без зрителей и слушателей. Но больше всего им нравилось поражать
воображение детей и подростков. И они это умели!
Разумеется, бесконечно далеко было им до актеров-профессионалов, до
этих поистине волшебных лицедеев, способных психологически жить в любом
художественном образе, способных мгновенно вовлечь аудиторию в создаваемый
ими иллюзорный мир, способных заставить зрителя в считанные минуты
проживать целые эпохи... Но свое дело они умели. Они были так духовно
близки своей всегда случайной юной аудитории, они так понимали ее влечения
и ход ее мысли, что получалось у них без промаха и всегда к добру. И
недаром в середине двадцать второго века Всемирный педагогический совет
специальным постановлением признал несомненную доброкачественность этих
самодеятельных трупп и навсегда одобрил их веселую деятельность.
- Он сотворил труппу, - тихо улыбаясь, рассказывал Атос. - Назвал ее
"Бременские музыканты". Была такая веселая музыкальная пьеска в далеком
двадцатом веке, сотворена тогдашними властителями ребячьих душ -
Ливановым, Энтиным и Гладковым, блестящими русаками, людьми
талантливейшими... Ваня раскопал эту пьеску, слегка модернизировал ее...
Огромный успех, особенно в Восточной Европе. Впрочем, и в Японии тоже. Они
представляют под открытым небом... ну, это так им и положено. Сбегаются
тысячи детишек из всех окрестных очагов и интернатов, можете себе
представить? Музыка оригинальная, старинная, это производит особенное
впечатление... и большинство стихов тоже. Архаично, не все понятно, однако
в этом есть своя прелесть, поверьте...
Флагман Макомбер непроизвольно приподнял брови. Да, несомненно,
суровый Атос, немногословный Атос изменился. Вон как заговорил - страстно,
проникновенно... Черные небеса Вселенной! Да у него же глаза блестят!
Флагман Макомбер осторожно произнес:
- Да, это должно производить впечатление.
- Понимаете, дорогой Макомбер, каждый из нас по мере возможности
служит детям. Но Ваня... Я утверждаю, он прирожденный интраоптик, но
посмотрели бы вы на него, когда он выступает перед детьми!
Нет, этот незнакомый флагману Макомберу младший сын Гали и Портоса
определенно ходит у Атоса в любимчиках. Флагману Макомберу стало совсем
неловко, проявления таких пристрастий всегда были ему не по душе. Он
попытался переменить тему:
- А кстати, благородный Атос, кого вы имеете в виду, когда говорите о
детях?
Атос пожал плечами.
- Это же общеизвестно... Человеческие существа в возрасте до
пятнадцати лет!
- Ха! В деле на Кубероне эти пятнадцатилетние били из лучевых
карабинов и умирали рядом с нами...
- Ну и что же? Все равно это были дети, наши девочки и мальчики, и
это была их беда и наша вина, что им пришлось там стрелять и умирать...
Можно было развить эту тему дальше, ветераны всех времен обожали
почесать языки на подобные темы, но флагман Макомбер сдался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32