Все это, разумеется, было интересно, Да только Грайса-то не касалось. Неужели они так и не спросят его, зачем он пришел? Ведь им должно вроде бы казаться, что он отправится отсюда прямо к Лукасу и выдаст их всех с головой. Ну а если не к Лукасу, то к Пам. Надо бы, кстати, выяснить, в каких они отношениях с альбионской труппой, ведь по крайней мере один из них, Ваарт, похаживал на собрания любителей. Так кого же поддерживает эта шайка?
Между тем Ваарт, который был тут явно в своей стихии, кого бы из альбионцев он ни поддерживал, мечтательно сказал:
– А работа на здешних фабриках кипела вовсю, с утра до ночи, стало'ть, кипела, это каждый, небось, помнит.
– Совершенно верно, – подтвердил Ферьер, но обращался он по-прежнему к Грайсу. – Вы не можете себе представить, каким оживленным был в те времена Грэйн-Ярд. Небольшие фирмы арендовали здесь каждый склад, каждый пакгауз, на помещения был такой спрос, что существовал даже список фирм, которые ждали своей очереди. Склады-то здесь пустовали давно, потому что городские власти запретили пользоваться речными причалами, просто сломали их, но планов использования этого района с его складами было великое множество. Да ничего из этих планов не вышло, городские власти решили снести все здешние постройки ради какого-то грандиозного проекта. И вот, когда кончался срок аренды, ее больше не возобновляли, мастерские и фабрики одна за другой закрывались, пустели и прогорали прибрежные кафе, и в конце концов коммерция здесь умерла, а типография стала конторой. Одним росчерком пера печатников превратили в конторских служащих и кладовщиков: мы еще приходили сюда на работу, но занимались никому не нужной писаниной – составляли инвентаризационные списки, описи оборудования, архивные реестры, – пока нас не перевели в новое здание за рекой. Нечего и говорить, что грандиозный проект, задуманный городскими властями, так и остался на бумаге, – мы вполне могли бы работать печатниками в нашей типографии до сегодняшнего дня и худо ли, бедно ли, но зарабатывать себе на пропитание честным трудом. Как говорит Арнольд Беннет: «Спокойная и неспешная коммерция давала почти неосязаемые прибыли, но все же кормила людей».
– Во-во, кормила, и зарабатывали мы наши денежки не дурацкой писаниной, – проворчал Ваарт. Эти слова завершили рассказ Ферьера. Все молчали. Грайс почувствовал, что теперь объяснений ждут от него, хотя из их разговоров он так и не понял, зачем, собственно, они сюда ходят. Он откашлялся и, надеясь, что его кашель не сочтут нервозным, сказал:
– Я, признаться, здорово удивился, когда по случайности узнал, что старую типографию не снесли. Ну, и решил посмотреть – Грант-Пейнтон-то и сам был уверен и меня убедил, что ее давно нет.
– А это уж Ваарт постарался, – с усмешкой сказал Копланд.
– Маленький-то, стало'ть, слушок, он большое дело может сделать, верно? – Ваарт постукал себя пальцем по ноздре, и выглядело это, на взгляд Грайса, очень вульгарно. Таким жестом лондонские рабочие подчеркивают, наверно, свое хитроумие, подумал он.
И сейчас же опять заговорил Ферьер – ему, по всей вероятности, было совершенно ясно, что если уж нужны какие-нибудь пояснения, то давать их должен он.
– Типография, как вы, конечно, знаете, превратилась в трест, и когда построили эту гнусную стекляшку на Грейвчерч-стрит, нас всех перевели туда. Но типографский-то дом и в самом деле хотели снести – я сам видел объявление муниципалитета на воротах типографии, оно висело там несколько месяцев. Я, видите ли, захаживал сюда, потому что на набережной неподалеку от типографии есть очень уютный паб, и я там обедал, чтоб не таскаться в поганый «Лакомщик».
Ну да, паб «Корона», про который говорил Парслоу. Грайс хотел было вставить, что там, как он слышал, есть внутренний дворик, где можно выпить на свежем воздухе, но промолчал: и эта вставка, и слова в защиту «Лакомщика», которые вертелись у него на языке, прозвучали бы сейчас, пожалуй, не к месту.
– Но типографию так и не снесли. Я поспрашивал кое-кого в Грэйн-Ярде и узнал, что реконструкция заморожена. Нехватка средств. Можно было надеяться, что здешние здания опять сдадут в аренду, но и этого не произошло. А некоторые из нас к тому времени уже начали догадываться, на кого мы работаем в так называемом «Альбионе», и я стал подозревать, что про типографию просто забыли. Приняли какое-то решение да и положили, как говорится, под сукно – в государственных учреждениях такое часто случается. Ну, а я подобрал ключи к сторожке и обнаружил все типографское оборудование на прежнем месте. И «Уофдейл», и линотипы, и переплетные станки – словом, все оборудование, которое сто ит многие тысячи фунтов, брошено ржаветь и пропадать. Значит, про типографию действительно забыли. И я скажу вам, в чем тут дело, мистер Грайс. Все документы, касающиеся нашей старой типографии, обречены на вечное забвение в Архивном секторе этой проклятой стекляшки за рекой.
– Вот, стало'ть, куда нас жизнь-то загнала! – Ваарт удовлетворенно подмигнул Грайсу, довольный то ли своим резюме, то ли сложившейся ситуацией.
– Стало быть, так, – бездумно откликнулся Грайс. Но чувствуя, что от него ждут чего-то еще, как эхо повторил Ваартовы слова: – Вот, стало быть, куда вас всех жизнь-то загнала. – А Ферьер принял его реплику за просьбу продолжать.
– Представьте себе, мистер Грайс, я, рабочий-печатник, должен был сидеть за конторским столом, а все типографское оборудование ржавело, никому не нужное, в пустой типографии! Что бы вы сделали на моем месте, мистер Грайс?
Грайс вежливо, но молча покачал головой. Он-то просто стал бы весело рассказывать сослуживцам про идиотизм начальства. «Анекдот, да и только!» – с ухмылочкой приговаривал бы он, разгуливая по отделам. Но Ферьер, конечно, ждал от него искреннего сочувствия тяжкому горю.
– Я поделился своими замыслами с Джеком Ваартом, и он полностью меня поддержал, так же как и Дуглас, альбионский швейцар – вон он стоит, – у которого любовь к печатному делу вошла в плоть и кровь. хотя он был здесь всего-навсего подсобным рабочим. Потом, очень, разумеется, осторожно, мы рассказали другим – тем, кто предпочел сокращению стекляшку на Грейвчерч-стрит. Но никто нашими планами не заинтересовался: людей больше устраивало отсиживаться за конторскими столами или дремать по углам с метлой в руках, дожидаясь пенсии, – некоторые из них были когда-то первоклассными мастерами-печатниками, но разленились и постепенно приохотились к безделью. Возможно, если б они узнали, что «Уофдейл», целый и невредимый, стоит в пустой типографии, им снова захотелось бы работать, да опасно было открывать этим перерожденцам всю правду. Тогда мы стали отыскивать старых служащих, которым надоело бездельничать, и туманно намекали им, что хотим организовать маленькую типографию. Мистер Копланд присоединился к нам первый.
– А я, понимаете ли, как раз поступил на вечерние курсы печатного дела, – с пылкостью новообращенного принялся объяснять Грайсу Копланд, – просто чтобы чем-нибудь развеять скуку, начал учиться три вечера в неделю рабочей профессии. Я был сыт по горло бездельем, а вышло, что мое хобби обернулось возможностью честно зарабатывать себе на жизнь.
– Мы все были сыты по горло, – вставила миссис Рашман. – Когда мне намекнули про типографию, я сразу сказала, что готова на любую работу – хоть печатать, хоть сортиры чистить, – лишь бы сбежать из «Альбиона».
И тут, словно бывшие алкоголики на собрании общества трезвости, все стали наперебой рассказывать Грайсу, как они тут оказались. Мистер Кули со Склада снабжения всю жизнь мечтал делать что-нибудь собственными руками, а здесь, кроме всего прочего, нашел еще и невесту. Глядя на него, Грайс подумал, что он готов целовать полу рабочего халата у Ферьера. Хакима завербовали в типографию, когда он решил посоветоваться с Ваартом, сколько нужно денег на печатный станок – он надеялся основать собственное дело. Три одноруких швейцара по-прежнему молча колдовали над электрическими кабелями в траншее, но Грайсу сказали, что Дуглас завербовал Тельминого дядю и подменного швейцара, дежурившего вместо больных и отпускников, – они оба считали «Альбион» раем для жуликоватых бездельников. Братья Пенни выбрали типографию наобум: им поначалу было все равно, куда прятаться от безделья – в Сент-Джуд, к любителям, или сюда.
– И правильно выбрали, – похвалил их Ферьер. – У этих горе-сыщиков вы бы уже через пару дней взвыли от скуки.
– Бездельники, – определил Ваарт и сделал вид, что плюнул на пол.
– Так зачем же вы-то к ним ходите? – резонно ввернул Грайс.
– А чтоб доглядывать, – отозвался Ваарт. – Надо ж нам знать, чего они там удумают. Вот я для всеобщей пользы на их вшивых собраниях, стало'ть, и сижу.
И только Тельма пока что не высказалась. Она слушала всех с глуповатой улыбкой, словно здесь рассказывали анекдоты. Посмотрев на нее, Грайс даже не сразу сообразил, что она все время тут и стояла. Копланд перехватил его взгляд и сказал:
– А Тельму мы спасли от Британского дракона, он уже примерялся ее сожрать. Верно, Тельма?
Та захихикала, расцветившись как ярко-красная клубничина.
– Если станет известно, что она водила вас к секретному конференц-залу, у нее могут быть серьезные неприятности, – пояснил Ферьер, первый раз показав, что он знает, кто такой Грайс. – И мы решили, что ей лучше не появляться в «Альбионе». К счастью, вас накрыл наш друг Дуглас, и он, конечно, не доложил начальству про ваш поход. Но вы-то, наверно, рассказали любителям о своих открытиях?
– Рассказал, и сегодня у них экстренное собрание.
– Надо их послушать, – обращаясь к Ваарту, бросил Ферьер, и тот понимающе кивнул. – Пустая болтовня, похоже, кончается.
Для человека, уволившегося из «Альбиона» полтора года назад, он превосходно знал тамошнюю обстановку. Грайсу и самому казалось, что время болтовни миновало.
– А что теперь, по-вашему, должно случиться? – спросил он.
– Трудно сказать. Я примерно представляю себе, как «Альбион» мог бы расправиться с Тельмой. Однажды парнишка-рассыльный из Отдела внутренней почты узнал про наш трест кое-что очень важное. Он ухитрился стянуть несколько писем, и среди них – некий секретный правительственный циркуляр… попавший потом в мои руки, скажем так. Рассыльного арестовали и собирались отдать под суд, но он оказался несовершеннолетним, и его упекли в школу тюремного типа для подростков с психическими аномалиями, где он содержится еще и сейчас. А я сослался на сердечный приступ и поспешно исчез. Вы можете посчитать меня не в меру впечатлительным, мистер Грайс, но ради сохранения своих тайн они готовы на все!
– Так значит, ходить сюда, насколько я понимаю, чертовски опасно, мистер Ферьер? – спросил Грайс. Ему теперь было совершенно ясно, что Тельма-таки втравила их обоих в скверную историю, хотя сама она, судя по ее идиотской улыбке, этого до сих пор не уразумела.
– Едва ли, мистер Грайс. Взгляните на дело с их точки зрения. Мы ведь не пытаемся спутать им карты, не ведем никаких расследований. Альбионская труппа играет с огнем, а мы в нашей типографии ничем, я думаю, не рискуем, потому что занимаемся только своими собственными делами.
– Вот куда нас жизнь-то загнала, – опять сказал Ваарт. Этой фразой он, видимо, всегда теперь определял их нынешнее положение.
Грайс восхищенно оглядел своих коллег, у которых, впрочем, не было никаких надежд остаться его коллегами и в будущем, потому что за наглое самоуправство их вышвырнут, конечно, из «Альбиона». Вот ведь нервы у людей – творят уголовщину, а ведут себя словно беззаботные курортники, решившие послушать музыку в приморском курзале. Ему вспомнился фильм «Банда из Лавендер-Хилла». Ферьера, пожалуй, мог бы сыграть сэр Алек Гинес, превосходно умевший перевоплощаться.
– Но ведь факт остается фактом – вы захватили типографию, которая вам вовсе не принадлежит.
– Ну и что? – беспечно сказал Ферьер. – Она же была никому не нужна. Мы просто подремонтировали за несколько месяцев брошенное на произвол судьбы оборудование, починили крышу, подключились к электросети (незачем вдаваться в подробности, как мы это сделали), а запасов бумаги у нас хватит на целый год. Мы занимаемся делом, мистер Грайс, вот и все.
Да, бумаги им хватит надолго, подумал Грайс. Причем вряд ли они нашли ее в типографии – она не казалась отсыревшей или, к примеру, запылившейся, а была совершенно новой, – и, чтоб купить такую уймищу бумаги, им наверно пришлось выложить кругленькую еумму.
Он заметил, что братья Пенни застенчиво ухмыляются, просительно посматривая на Копланда. Если им хотелось, чтобы он заговорил о них, они своего добились.
– Наша бригада 2 – Пенни – 2 просветит вас, если вам это интересно, как мы запаслись бумагой, – по-отечески глянув на них, сказал Копланд.
И братья Пенни с хихиканьем поведали ему удивительную историю, надеясь потрясти его до глубины души. Складывая их раздробленные фразы воедино, он понял, что заполучить бумагу им удалось благодаря пресловутому процессу изъятия и что его, Грайса, пожалуй, могут назвать их соучастником, поскольку он теперь тоже ведал заменой устаревших документов. А на самом-то деле братцам помогал Ваарт, который должен был следить, чтобы вовремя пополнялись запасы канцпринадлежностей, и жених миссис Рашман со Склада снабжения. Да и сам процесс изъятия искусно изобрели именно братья Пенни, чтобы снабдить типографию всем необходимым.
Сначала они затребовали через Ваарта огромное количество канцпринадлежностей и распределили их по нескольким отделам, причем на случай неожиданной проверки документы у них были в полном порядке. Потом разослали уведомления, что бумага определенных сортов и некоторые бланки считаются устаревшими – бланки они включили в процесс изъятия, чтобы кто-нибудь не заподозрил жульничества, – и затребовали все это обратно. А потом сотни кип самой лучшей бумаги (якобы предназначенной для нужд Ремонтно-планировочного отдела), тысячи разнообразных конвертов, незаполненных счетов, ценников и торговых этикеток были переправлены в типографию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39