– Так-так, Тельма, вещественное доказательство номер один. А где остальное оборудование?
– Чего-чего? Да я не знаю, мистер Грайс, тут только мой шкапик.
– Почему ты так думаешь?
– А потому что они его снесли, мистер Грайс, – туманно пояснила Тельма.
– Да кто «они»-то? И что значит «снесли»?
– Швейцары, мистер Грайс. Они сказали, что его, дескать, хотели отправить со всем остальным барахлом, но он куда-то там не поместился, а оставлять его в главной прихожей на глазах у всех было нельзя, и они его снесли сюда, вниз.
– Швейцары?
– Они, мистер Грайс.
Значит, это случилось вчера утром, когда на работе еще не было никого, кроме Тельмы, которая одна и видела нелепо торчащий среди пальм архивный шкаф. Но Грайс просто не мог представить себе трех одноруких швейцаров, несущих тяжеленный металлический шкаф. Наверно, они попросили у рабочих тележку.
Но дело-то было не в этом. Шкаф хотели отправить вместе с остальным барахлом – то есть, вероятно, мебелью… Куда?
– А ведь получается, Тельма, что тебе доступна информация, недоступная другим, верно?
– Чего-чего, мистер Грайс?
– Да я говорю, откуда ты, мол, все это знаешь?
– А-а, понятно, мистер Грайс. Так я просто слышала, как один швейцар толковал с моим дядей.
– С дядей?
– Ну да, он же у меня тоже швейцар.
Грайс всмотрелся в ее лунообразное лицо. Ему до сих пор не удалось понять, слабоумие ли скрывается за этой бесстрастной маской, умелое ли притворство умницы или, что всего вероятнее, природное лукавство девушки из народа, которая всегда, как говорится, себе на уме.
– Но твоего дяди не было, надо полагать, среди швейцаров, отказавшихся пропустить тебя в Сент-Джуд?
– Чего-чего? А-а, не было, мистер Грайс. Он дежурит у Архивного сектора.
– Так вот, значит, почему ты тут шлендраешь, хотя тебя послали на рынок?
– Да я сию минуточку туда пойду, мистер Грайс!
– Верю, Тельма, верю, А сюда ты часто забираешься?
– Бывает иногда, мистер Грайс. Если у дяди хорошее настроение и он меня пропускает.
– А под каким предлогом?
– Чего-чего, мистер Грайс?
– Считается, что в Архивный сектор имеют доступ только особо ответственные сотрудники. Так что ты скажешь, если тебя здесь накроют?
– Скажу просто, что мне, мол, нечего было делать, наверху, ну он меня и пустил посмотреть. – Хихикнув, Тельма пожала своими пышными плечами, – По-ихнему, раз я только что из школы, мне, значит, можно. Они говорят, дескать, я еще маленькая.
– Так тебя и в другие отделы пускают?
– Случается, мистер Грайс.
– Так-так, – с насмешливой суровостью проговорил Грайс (он не хотел показаться ей слишком суровым); но девчонка, на его взгляд, вела себя чересчур вольно и запросто могла попасть в беду: она не сумела бы защититься, например, если б ему пришло сейчас в голову совершить над ней насилие. – Так-так, и когда тебя не пустили в Сент-Джуд, ты, стало быть, решила заглянуть туда с пожарной лестницы? Тебя ведь только чудом не поймали!
Тельма начала переминаться с ноги на ногу, и по мебельному кладбищу разнесся довольно громкий топот.
– Очень уж мне хотелось посмотреть, мистер Грайс, чего у них там делается!
– И что же там, по-твоему, делалось?
– Не знаю, мистер Грайс.
Тельма нервно хихикнула, а потом попыталась придать себе подчеркнуто рассудительный вид. Как бы желая убедиться, что их никто не подслушивает, она обвела настороженным взглядом мебельные руины и таинственно сказала:
– Папа говорит – бактериологическое оружие.
– Твой папа… ошибается, – пробормотал Грайс (он чуть было не ляпнул «дурак»). – А мой тебе совет – иди-ка ты сейчас на рынок и не суй свой нос в дела, до которых тебе нет дела.
– Чего-чего? А-а, понятно, мистер Грайс.
Стараясь не замечать ледяного взгляда Тельминого дядюшки, Грайс, пока не пришел вызванный лифт, пристально смотрел на свои часы, словно они были приемным аппаратом телекса. Обед уже давно начался, и он решил отправиться пряма в «Лакомщик», надеясь, что Пам заняла для него местечко.
После вчерашнего она должна была, по идее, заботиться только о нем. Хотя они и не пообжимались на темной аллейке за зданием Клуба – потому что Грайс не сумел придумать, как завлечь туда Пам, – но зато заскочили в «Рюмочную», и что знаменательно – без Сидза, И опять поглаживали друг другу руки, а главное, условились, что надо непременно встретиться еще раз, когда у них будет побольше времени. Домой Грайс явился в десять, придумав по дороге, что его задержали на работе из-за инвентаризации. Ужин, слава богу, стоял в духовке, а жены дома не было: если верить записке на кухонном столе, она ушла с подругой в кино – стандартная тема комиксов обернулась реальностью. Что ж, инвентаризация пригодится ему на будущее – обед в ресторане на одной из улочек Сохо наверняка порадует Пам.
Но в «Лакомщике» Пам не было. И ни одного канцпринадлежника не было. Положив себе на тарелку несколько ломтиков ростбифа и солидную порцию рубленой капусты – с тех пор, как он получил ДДТ, его неизменно привлекала «Салатница» превосходным качеством блюд, – он огляделся, но не увидел ни единого знакомого лица. Впрочем, нет, Джека Леммона из Отдела питания Грайс, конечно, узнал.
Джек Леммон сидел за столиком один, приставив к сахарнице какой-то роман в бумажной обложке. А ел он так, будто ему необходимо проглотить определенную порцию пирога с ветчиной за определенное количество секунд и от этого зависит его жизнь. Возможно, конечно, так оно и было: ведь работа у них в отделе каторжная. Он лишь на секунду, и не переставая жевать, оторвал взгляд от книги, когда Грайс спросил его, можно ли, дескать, к нему присоседиться.
«Заговаривайте об альбионской труппе естественно и не в лоб, – наставляла Грайса Пам. – Люди практически не знают, чем мы занимаемся, и если кто-нибудь покажется вам заинтересованным, просто намекните ему. что у нас опять начался прием, а там будет видно». Однако самое важное Пам сказала Грайсу под конец: Рон Сидз очень хочет глянуть на архивы Отдела питания, вот почему его так обрадовала возможность тайно вскрыть архивный шкаф. Но я-то считаю, что надо расспросить живого человека, а не копаться в архивах». Грайс пылко с этим согласился.
Чтобы начать разговор, он вежливо спросил Джека Леммона, можно ли ему взять солонку,
– А мы ведь встречались, помните? Я оторвал вас от работы, когда хотел передать кое-какие документы П-Одиннадцатому. А оказалось, что мне нужен П-Три-надцатый.
– Умгум, – пробормотал Джек Леммон и перевернул страницу. Но, решив, что это «умгум» прозвучало грубовато даже по его собственным меркам, неохотно добавил: – Ну и как – передали?
– Да в том-то все и дело, что не передал! Меня, признаться, быстренько наладил с тринадцатого этажа один довольно резкий тип – ваш начальник, наверно. Человек в колпаке шеф-повара.
– А-а, льюк, – сказал Джек Леммон, вспомнив, по-видимому, как он объяснял Грайсу, где найти начальника Отдела питания; он опять произнес слово «люк» с каким-то странным акцентом.
– Да-да, вы мне дали прекрасный ориентир – люк. Он высунулся из этого люка, будто кукушка в старинных часах.
– Льюк его фамилия! Клиффорд Льюк! – Хотя Джек Леммон поправил Грайса с едкой насмешкой, лед отчужденности был сломан. Он закрыл книжку – «Молодые львы» Ирвина Шоу, – и Грайс получил возможность спросить, нравится ли ему этот автор. Заговорив о писателях, он естественно перешел бы к драматургам, а там уж и до альбионской труппы рукой, как говорится, подать.
– Если вы думаете зазвать меня к этим олухам из альбионской труппы, – прервал его мысли Джек Леммон, – то не пытайтесь.
Ошарашенный Грайс честно признал, что Джек Леммон прочитал его мысли, и выразил ему свое восхищение.
– Да это было не трудно, – явно смягченный восхищением Грайса и тоже честно откликнулся Леммон. – Вы сегодня уже третий.
– В самом деле? – с острым любопытством спросил Грайс. – И кто же, если не секрет, мои предшественники?
– Один из них дама, не знаю, как ее зовут, из вашего отдела.
– Памела Фос? – Очень мило, ничего не скажешь. Сначала дает задание, а потом норовит выполнить его сама.
– Кажется, она. Ей, как и вам, почему-то понравился мой столик, а ушла она минут пять назад. – Да, очень мило.
– Ну, а другой?
– Другой прихватил меня сегодня утром в лифте, но, как его зовут, я тоже не знаю.
– А он не напомнил вам, по случайности, Джереми Торпа? Хотя бы немножко?
– Да нет, он, пожалуй, немного похож на вас. И говорит, как вы. Его даже можно принять за вашего брата.
Сидз! Решил, значит, перебежать ему дорогу и опять законтачить с Пам (которой он еще скажет пару теплых слов!). Ну подождите, друзья, посмотрим, кто кого!
Было бы здорово добиться успеха там, где у этих голубчиков ничего не вышло.
– Вы вот назвали наших любителей олухами и, возможно, не очень погрешили против истины. А вас не удивило, что три человека за один день предложили вам вступить в альбионскую труппу?
– Да чему тут удивляться-то? – Джек Леммон отставил пустую тарелку из-под пирога и принялся за грушевый пудинг, очень аппетитный на вид (надо обязательно его попробовать, решил Грайс). – Вам же нужно выведать, что делается у нас в отделе!
А Пам-то распиналась – «люди практически не знают, чем мы занимаемся»! Величайшая глупость года, иначе не скажешь. Похоже, всему «Альбиону» давно известно, чего им надо, они могли бы распечатать свою программу во многих экземплярах и повесить на всех Досках объявлений.
– В общем да, кое-кому было бы любопытно узнать, что у вас происходит, – с ненужной теперь осторожностью отозвался Грайс.
– А что произошло с любопытным, знаете? – Нос прищемили, автоматически вспомнилось Грайсу. – Если вам хочется, чтобы вас вышвырнули из «Альбиона», продолжайте в том же духе, это ваше дело, а мне с вами не по пути. Вы же все до одного, как пить дать, отсюда вылетите!
Грайс думал точно так же. И спорить не стал. А Джек Леммон, доев с неимоверной быстротой пудинг, взял свой роман, молниеносно вытер бумажной салфеткой рот и сказал:
– Что бы у нас ни делалось, я могу говорить только о себе. Так вот, я-то работаю. Мне, видите ли, восемь месяцев пришлось просидеть без работы, поэтому здесь я: работаю, вкалываю по восемь часов в сутки, ни на кого свои обязанности не сваливаю, раз в месяц получаю жалованье и не задаю дурацких вопросов, понятно?
Все это было Грайсу настолько близко, что он не нашёлся с ответом. А сейчас, на его взгляд, Джеку Леммону следовало встать и отправиться в свой каторжный отдел. Но он почему-то продолжал сидеть и хмуро смотрел на Грайса. Возможно, у него еще оставалось несколько минут до конца обеденного перерыва.
В итоге Грайс поднялся первый. А встав, тотчас же догадался по вибрации пола, что к нему приближается их юная фея-кормилица. И через несколько секунд увидел лунообразное лицо.
– Извините, мистер Грайс, мне надо сказать вам одно очень важное словечко, – прошептала Тельма.
Но по дороге к эскалатору она только бессмысленно улыбалась в ответ на все его вопросы, и он безуспешно пытался понять, что творится у нее в голове, пока они не оказались на втором этаже.
– Туда, мистер Грайс.
Отсюда можно было спуститься по лестнице на первый или подняться на третий этаж. Однако Тельма свернула к двери, ведущей в фойе. Спросила бы, дуреха меня, я бы ей сразу сказал, что лифты здесь не останавливаются, Подумал Грайс.
И всё же покорно пошел за ней. Он ведь еще не бывал на втором этаже: его обследование, про которое столько говорилось, швейцар оборвал на третьем. Он сразу же заметил, что здешнее фойе отличается от всех других, но сначала не понял, чем. Обычная стеклянная дверь в рабочий зал с тремя отделами – Балансовым, Контрольно-ревизионным и Расчетно-фактурным, где, судя по свободным позам служащих, еще не кончился обед, а напротив – двери лифтов.
Перед каждым лифтом стоял низкий деревянный барьер вроде тех, через которые прыгают на манежах еще не очень хорошо обученные скаковые лошади, – напоминание об отмененной здесь остановке лифтов из-за давнего топливного кризиса. Но не барьерами отличалось это фойе от всех остальных. Не барьерами, а количеством лифтов: здесь их было четыре!
И вместе с тем этого никак не могло быть! Известно же, что в «Альбионе» только три лифта, всем служащим известно… однако вот они, плотно сомкнутые двери четвертого! А куда, спрашивается, ему подыматься или опускаться, если на других этажах его нет?!
Как и у трех обычных, у четвертого лифта рядом с дверцами виднелась кнопка вызова, и Тельма, не задумываясь, ткнула в нее пальцем. Грайс открыл было рот, чтоб сказать шалой девчонке: «Что за глупости, Тельма, ни один лифт на втором этаже не останавливается, а это , по всей вероятности, даже и не лифт…», – но дверцы скользнули в стороны, и Грайс понял, что ошибся.
Тельма небрежно отодвинула деревянный барьер и шагнула вперед. А Грайсу предстояло на ходу решить, идти за ней или нет, и он мгновенно вспомнил о судьбе любопытных.
– Все в порядке, мистер Грайс, не сомневайтесь, он поднимается только на один этаж, – успокоительно сказала ему Тельма. И Грайс, чтоб не ударить перед девчонкой в грязь лицом, присоединился к ней.
Тельма была права, этот лифт подымался только на один этаж, и подымался чертовски медленно – так ползают обыкновенно грузовые подъемники. Грайс огляделся и заметил еще одну странность: две пары дверей под прямым углом друг к другу, как в старых универсальных магазинах, где на одном этаже из лифта надо выходить в ту же сторону, откуда вошел, а на другом – вправо пли, скажем, влево.
Когда лифт наконец остановился, открылась вторая пара дверей, и Грайс разглядел узкий коридор. На бетонных стенах коридора виднелись красные надписи вроде «Без шлема не работать» и «Открытого огня не зажигать», а в отдалении Грайс даже заметил обрамленную стальными планками выписку из Рабочего законодательства и догадался, что попал в техническую зону альбионского здания. Они, стало быть, приехали на третий этаж, и коридор, по всей вероятности, вел к нижнему ярусу пристройки, опоясывающей вкруговую третий и четвертый этажи «Альбиона» (а в ее верхнем ярусе был размещен «Лакомщик»), Грайсу вспомнился рассказ, Сидза о поворотном механизме, предназначенном для ловли солнца, но сломавшемся при первой же пробе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39