Не знаю, почему меня оставили здесь спать. И как долго я проспал, тоже было для меня загадкой. Было так темно, что я не мог разглядеть свои часы. Но судя по неприятному ощущению во рту, я проспал несколько часов.Меня разбудил разговор; хотя голоса были приглушенными, все было слышно, несмотря на то что дверь в гостиную была на противоположной стене кабинета. Внезапно голоса стали громче – были ли они разгневанными? Вероятно, когда они начали покрикивать прошлый раз, я и проснулся.Я встал. Снял с себя туфли. Прокрался через кабинет к двери. Я не осмелился приоткрыть ее. Но решился приложить к двери ухо.– Фрэнк, – говорил хриплый голос, – это ты привел к нам Брауна и Биоффа. Это ты все придумал, и твоя затея не удалась.– Раньше ты не жаловался, Поль. Поль?Боже мой! Поль Рикка! Официант. Человек номер два. У Капоне был его Нитти, у Нитти был свой Рикка. А у меня не было пистолета.– Нам незачем попадаться всем, – заявил Рикка. – Помните, как Эл отдувался за всех и один отправился на суд? И сейчас мы именно так должны себя вести.– Но ситуация изменилась, Поль. – Это был явно голос Нитти, но что-то в нем было не то. Что-то переменилось.В его голосе больше не было силы. – Фрэнк, – продолжал Рикка, – ты можешь взять на себя вину, а мы обо всем позаботимся до того времени, когда ты освободишься.Правильно. Точно так же, как Нитти позаботился о Капоне.– Это не тот случай, – произнес Нитти более уверенным голосом. – Это же секретное обвинение. Никто не может взять на себя вину остальных. Нам всем надо держаться вместе и постараться справиться с ситуацией.Рикка начал ругаться по-сицилиански. Нитти тоже. Ругань становилась громче. Другие голоса на английском и сицилианском пытались урезонить их. Кажется, я слышал Кампанью.Я встал на колени. И посмотрел в замочную скважину. Прямо как в деле о разводе.Я смог разглядеть их. Они сидели в гостиной, одетые в коричневые костюмы – ни дать, ни взять, собрание бизнесменов, только среди них были Фрэнк Нитти, Поль Рикка, Луис Кампанья, Ральф Капоне и другие, чьих лиц я не увидел. Но если бы я их и мог видеть, то, уверен, их имена заставили бы меня поежиться от страха.Рикка, чье лицо с высокими скулами было покрыто оспинами, был бледен, и задыхался. Он указывал на Нитти в то время, как они стояли друг против друга. Рикка был намного выше маленького парикмахера.– Фрэнк, ты сам этого просишь.Пять простых слов.Гробовое молчание. Нитти смотрел на других, на их лица. Мне кажется, насколько я мог увидеть, что все, кроме Кампаньи, избегали его глаз. И даже Луи не сказал ни слова в его защиту.То, что Нитти не поддерживали, означало одно:Рикка низвергнул Фрэнка. И без всяких опасных, запутанных, похожих на шахматные комбинаций, которые понадобились Нитти, чтобы скинуть Капоне с его трона и отправить в тюрьму. Рикка смог одной только сило характера и сильной волей покончить с Нитти.И Нитти это знал.Он подошел к входной двери.Я не видел, но слышал, как он открыл дверь Холодный мартовский ветер помог мне понять это Нитти снова попал в поле моего зрения. Он стоял ко мне спиной, указывая им на дверь. Мужчины медленно переглянулись и поднялись. Я отошел от двери, вернулся к дивану и, дрожа, сел. Я знал, что это означало. Его молчаливое приказание покинуть его дом было нарушением правил сицилианских крестьян, касающихся гостеприимства по которым они все росли. Таким образом, он повернулся спиной к ним. Таким образом, он высказал им свое презрение. Нитти бросил им вызов. Особенно Рикка.А слова Рикка – «Фрэнк, ты сам этого просишь», по сути, были смертным приговором.Я слышал, как они двигались там, надевая пальто и шляпы, не говоря ни слова.Хотя в конце, когда все, казалось, ушли, мне послышался голос Кампаньи. Он сказал просто: «Фрэнк...»И я явственно услышал голос Нитти, который, очевидно, стоял прямо у дверей кабинета. Он сказал:– Спокойной ночи, Луи.Я снова натянул ботинки, вытянулся на диване и закрыл глаза. Думая о том, открою ли я их вновь.Надо мной зажегся свет: я видел его сквозь прикрытые веки. Я продолжал «спать».Кто-то тихонько потряс меня за плечо.– Геллер, – тихо сказал Нитти. – Геллер, вставай.Я сел, притворно застонал и потер глаза кулаками. Потом я произнес:– Извини, Фрэнк. Вот черт! Ох, даже не знаю, что случилось. Я, кажется, заснул.– Я знаю. Я пошел прогуляться, а когда вернулся, ты крепко спал. И храпел. Я не мог заставить себя разбудить тебя. Поэтому решил не трогать тебя.Нитти сел рядом со мной. Он казался очень старым, очень худым, очень усталым. Его щеки ввалились. В его темных глазах не осталось уверенности. Его волосы были всклокочены: маленькому парикмахеру явно следовало подстричься.– Не вижу вреда в том, – сказал он, – что я дал тебе поспать. А уж если быть до конца откровенным; я забыл про тебя. – Он кивнул в сторону другой комнаты. – У меня внезапно появились кое-какие дела, поэтому я отослал жену с сыном в Ронгас, и она еще сказала мне, чтобы я не забыл о Геллере, а я напрочь о тебе забыл. – Он засмеялся.Для человека, который пару минут назад услышал свой смертный приговор и который бросил перчатку Рикка и всей этой чертовой компании, он был на редкость спокоен.– Когда я вернулся из-за океана, – заговорил я, – у меня были проблемы со сном. Но потом я научился засыпать в любое подходящее время. Извини меня.Нитти взглянул на меня, прищурив глаза. С тревогой? Или подозрительно?– Надеюсь, моя деловая встреча не помешала твоему сну, – промолвил он.– Нет, – весело ответил я. Надеюсь, не слишком весело. – Я все проспал.– О чем тебе нужно было поговорить со мной, Геллер?– Но это же ты послал за мной. Фрэнк.– Ах, да. Корреа вызывает тебя. Вот дьявол!– Он собирается вызвать меня в качестве свидетеля. Кажется, за нами следили во время наших многочисленных встреч за все эти годы. Меня как раз и собираются спрашивать об этих встречах, и...Нитти пожал плечами.– Забудь об этом.– Именно это я и собираюсь сделать. Никого не касается, о чем мы с тобой говорили. Как я уже говорил Луи, у меня есть очень подходящее заболевание – следствие боя: меня лечили от амнезии, пока я был в сумасшедшем доме. Я ничего не помню, Фрэнк.Он похлопал меня по плечу.– Я горжусь тобой за то, что ты там делал.– Что?– Я все время привожу тебя в пример своему мальчику. Ты был героем. – Он встал, подошел к дорогому, возможно, антикварному шкафу, вынул бутылку вина и налил себе стакан. – Это великая страна. За нее стоит сражаться. Эмигранты вроде меня могут иметь здесь дом, семью, заниматься бизнесом. Хочешь вина, малыш?– Нет, спасибо, Фрэнк.Он пил вино, медленно ходя по маленькому кабинету.– Я никогда не беспокоился за тебя, малыш. Ты мог разболтать все о Сермаке, но ты этого не сделал. Ты мог поступить так же в случае с Диллинджером, но ты вновь промолчал. Ты все понимаешь, omerta Omerta – круговая порука у преступников (ит.).

, но ты даже не один из нас.– Фрэнк, я не собираюсь предавать тебя. Он сел рядом со мной.– Ты видел Несса в последнее время?– Да, – ответил я. – В прошлом месяце.– А ты знаешь, чем он сейчас занимается?– Да, – сказал я и улыбнулся. Нитти засмеялся.– Эл мог бы принять от него помощь, – сказал Нитти и засмеялся громче.Перестав хохотать, он допил бокал вина и произнес:– Ты сохранил еще один секрет.– Фрэнк?– Ты знал об О'Харе. Я сглотнул.– Ты хочешь сказать, ты знал...– Что ты вычислил, что я... – Нитти помахал руками, изображая какую-то фигуру, – ...отослал Эла. Да. Я видел это по твоим глазам, малыш, когда мы с тобой разговаривали в то время.Он имел в виду нашу встречу в «Бисмарке» в тридцать девятом.– А тогда почему, черт возьми, я еще жив? – спросил я.– Я велел тебе держаться подальше от моего бизнеса. Ты так и сделал – более или менее. Я доверяю тебе. Я уважаю тебя.– Фрэнк, я прав, думая, что ты не имеешь отношения к смерти Эстелл Карей?– Стал бы я поднимать такой шум? – Его лицо стало сердитым. – Это все устроил мой кровожадный приятель Поль Официант, – и тут он сказал что-то по-сицилиански, что звучало отвратительно. – Он боялся, что она заговорит перед Большим жюри. А убийцы, мне кажется, сами решили заставить ее говорить. – франк невесело рассмеялся. – Чтобы она привела их к деньгам, которых у нее никогда не было.– К деньгам, которые... что?Он встал и налил себе еще вина.– У Карей никогда не было денег Ники. Он не поверял ей. Он думал, что это она предала его властям. И этот его миллион, кстати, там поменьше миллиона, федералы преувеличивают, чтобы взять побольше налогов... так вот, этот миллион надежно припрятан и ждет освобождения Ники. А он держит себя пай-мальчиком. Он кое-что сказал, но лишь то, что они уже знали. А Вилли и Браун, что ж... не стоит делать вклады в их акции.Откровенность его озадачивала и пугала. Был ли он пьян? Не пожалеет ли он позднее о том, что рассказал мне?– Это хорошо, что ты убил мерзавца Борджиа и его сучку, – сказал он. – И то, что потом позвонил мне, чтобы мы навели там порядок, я тоже ценю. Подумай только, что из этого могли раздуть газеты. А ты знаешь, сколько ребят втянули в дело Карей? Черт! Вот тебе и Рикка. Вот так вот. – Он попивал вино. – Я твой должник.Нитти говорил мне это и прежде, и не раз. Больше двух раз.– Выпей-ка, – произнес он.Я согласился. Мы сидели и пили, и я сказал:– Если уж ты считаешь, что ты – мой должник, Фрэнк, то я бы хотел получить долг. Нитти пожал плечами.– Конечно. Почему бы и нет.– Ты знаешь насчет моего приятеля Барни Росса. Нитти кивнул. Конечно, он знал: ведь я от него это и услышал. Или от Кампанья, что одно и то же – до сегодняшнего вечера, по крайней мере. Нитти спросил:– А ты поговорил с ним о его беде?– Да, – ответил я. – И он уверяет, что контролирует ситуацию. Он говорит, что это ему нужно, чтобы снимать боль, чтобы заснуть. Он говорил об этом, как о каком-то пустяке, а потом попросил ничего не рассказывать его жене и его семье.– Барни хороший человек, – промолвил Нитти. – Ему нельзя сидеть на игле. Это погубит его.– Знаю.Похоже, это разозлило Нитти.– Барни – герой. Дети смотрят на него. Он не должен идти этой дорогой.– Тогда помоги мне остановить его.Он посмотрел на меня, и на мгновение я увидел прежнего Фрэнка Нитти.– Распорядись, – попросил я, – чтобы в Чикаго никто не продавал наркотиков Барни Россу. Перекрой его источник. Понял?– Понял, – ответил Нитти.Мы пожали друг другу руки у передней двери, и я вышел на морозный воздух, думая о том, как много глаз, кроме глаз самого Нитти, следит за мной. 12 Друри вел. Мы оставили машину, на которой не было карточки потребления горючего, возле кладбища Вудлоу и направились на юг вдоль железнодорожных путей. Моросил дождь. Это была Иллинойская центральная железная дорога. Дорога не была электрифицирована; по ней ходили товарные поезда. В это время дня, около четырех, на дороге было мало поездов, может, они и вовсе не ходили днем – вплоть до часа «пик». Дело в том, что Сермак-Роуд была слишком крупной магистралью, чтобы в это время дня ее дублировали поезда.Мы шли прямо по путям. Слева, всего в нескольких кварталах от меня, была центральная часть Бервина, а прямо на север располагалась ферма. Здесь же дорога проходила через дикую прерию – по высокой траве, среди кустарников и деревьев. С правой стороны было проволочное ограждение, за которым виднелись очертания кирпичных строений санатория. Там собрались несколько полицейских в форме; три человека в спецодежде, явно рабочие железной дороги, стояли в стороне. Их расспрашивали.Мы с Друри спустились с железнодорожной насыпи и, продираясь сквозь кусты и высокую траву, направились к полицейским, стоявшим около забора. Один из копов, человек лет пятидесяти, в белой фуражке, подошел к Друри и протянул ему руку. Они обменялись рукопожатием, и полицейский в белой фуражке представился:– Я – шеф полиции Роуз, полицейского отделения Риверсайда. А вы, должно быть, капитан Друри.Друри сказал, что так оно и есть.– Спасибо, что вы прибыли сюда так быстро. Нам надо, чтобы вы опознали тело. А мы с удовольствием примем совет о том, что нам дальше делать...Друри не представил меня; все решили, что я просто еще один коп. На этот раз я находился в его офисе, когда ему позвонили. Корреа попросил его поговорить со мной еще раз, и из вежливости я приехал по железной дороге в Таун-Холл-стейшн. И вот я сидел там, а он ругал меня, когда раздался телефонный звонок.В результате мы с ним стояли в канаве около Иллинойской центральной железной дороги между Норт-Риверсайдом и Бервином среди ошарашенных деревенских полицейских, которые натолкнулись на труп человека – не совсем из их компании, но, в общем-то, типичного жителя этих мест.Он сидел, прислонившись к забору, примяв под собой траву. Его коричневый котелок съехал набок, голова запрокинулась и упиралась в металлический столб. В правой руке у него был револьвер. На нем были модный серый клетчатый костюм, дорогое коричневое клетчатое пальто и голубой с коричневым шелковый шарф. Поверх туфель были надеты галоши – на земле еще был снег. А над носками виднелись белые шерстяные кальсоны. Над правым ухом было пулевое отверстие; такое же отверстие, из которого вылетела пуля, было над его левым ухом.Мы с Друри наклонились над ним – с разных сторон. В воздухе пахло порохом.Он, должно быть, подстригся этим утром, – промолвил я.– Почему? – спросил Друри.Я не сказал Друри, что вчера встречался с этим человеком. И не собирался говорить.– Видно, что стрижка свежая. Да и запах помады чувствуется.– Я чувствую запах вина. Он, наверное, был смертельно пьян. А теперь он просто мертв.Друри выпрямился и обратился к шефу Роузу:– Все правильно. Это Фрэнк Нитти.– В его водительских правах написано – Нитто, – произнес Роуз.Друри пожал плечами.– Нитто – это его настоящее имя, – он усмехнулся. – Ему наверное, казалось, что Нитти – это по-американски.Я осторожно снял шляпу с головы Нитти. В коричневом котелке было несколько пулевых отверстии. Точнее, пять.– Билл, – сказал я. – Взгляни-ка сюда. Я показал ему шляпу.– Как, черт возьми, одна пуля, попавшая ему в голову, могла продырявить шляпу в пяти местах? А фатальный выстрел оставил только одно отверстие, вот здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43