Уж если она подняла веера вверх и показала все, что можно, то продолжения никогда не бывало. А если кто жаждал еще раз увидеть ее прекрасное тело, то мог пойти этим вечером еще на два представления. А это было финальное шоу, и когда оркестр заиграл танцевальную музыку – «Грустную серенаду», – мы с Элиотом принялись за третью порцию выпивки после обеда. Мы пили пиво. Поскольку в прошлом Элиот боролся за запрещение продажи спиртных напитков, он вполне мог бы отказаться от пива. Но он бы предпочел виски, а я – ром. Шла война.– А она в самом деле сводит всех с ума, – сказал Элиот, держа в руках кружку с пивом.– Как обычно, – ответил я.– С какого времени она выступает в Чикаго?– В последний раз, насколько мне известно, году в сорок первом. Хотя она могла выступать здесь, пока меня не было.– Скорее всего, она не выступала, – произнес он, прихлебнув пива. – В афише было написано «Триумфальное возвращение», значит, прошло какое-то время. Как будто она может выступать в Чикаго, когда захочет.– Салли могла бы, если бы захотела выступать в кабаре. Но она выступает лишь в ночных клубах и других... какое слово она обычно использует?.. тусовках.– Ха! Послушай, а насколько хорошо ты ее знаешь?– Не очень-то хорошо. Я несколько лет не разговаривал с ней.– Но раньше ты хорошо ее знал?– Раньше я хорошо знал многих женщин. А некоторых и по нескольку раз.Элиот улыбнулся.– Ты всегда себя жалеешь, когда выпьешь.Улыбнулся и я.– Отвяжись.Молодая женщина за соседним столиком пролила вино; ее пожилой кавалер уставился на меня. Они оба были в вечерней одежде. Оба должны были бы меньше удивиться, увидев, что мы подкупили распорядителя, чтобы он усадил нас в первый ряд на стриптиз-шоу. Элиот сказал:– Тебе так и придется смотреть на этот рот.– И что, думаешь, ничего не выйдет? – Я отпил пива. – Да, я знаю. Я еще не готов к жизни в реальном мире. Ты бы мог сделать мне любезность?– Попытаюсь.– Я бы хотел узнать об одном моем приятеле по военной службе.Он пожал плечами.– Не должно возникнуть проблем. Думаю, это в моей компетенции: ведь каждый день приходится работать с военными.– Ты хочешь сказать, что связан с ними, поскольку занимаешься здоровьем и моральным обликом наших вооруженных сил?– Моральным состоянием. Да, у меня хорошие связи.– Тебе надо было показать несколько твоих фильмов Капоне.Элиот ухмыльнулся.– И Эл, и я боремся с сифилисом – каждый по-своему.Молодая женщина вновь пролила свое вино. Я помахал рукой и улыбнулся, а ее кавалер посмотрел на меня.– Конечно, – сказал Элиот, – если твой приятель все еще служит за океаном, будет трудновато найти его.– Он уже должен быть в США. Он был очень тяжело ранен. Это один из ребят, которые были со мной и Барни в воронке от снаряда.Он сощурил глаза.– Ах, так ты хочешь сказать, что он попал в госпиталь в Штатах?– Да. Его уже могли выписать. Это с такими ранениями, как у меня, держат долго в больнице.– Как его зовут?– Д'Анджело. Он из компании "Б", Второго батальона. Восьмого полка, Второй морской пехотной дивизии.– Минутку-минутку, – он полез во внутренний карман, вытащил оттуда маленькую записную книжку и ручку и попросил меня повторить информацию о моем приятеле.– Его имя?– Кажется, Антоний.– Кажется или точно?– Мы не часто называли друг друга первыми именами.Он отложил книжку и ручку и сухо улыбнулся.– Сегодня же утром займусь этим в первую очередь.– Спасибо. Я буду в своей конторе.– Похоже, ты торопишься.– Так и есть. Его буду разыскивать не только я, поэтому я хочу быть первым.Элиот на минуту задумался, а затем вновь улыбнулся и произнес:– Это твое дело. Ты попросил оказать тебе любезность, и я это делаю и не задаю вопросов. Я не жду объяснений.– Знаю. Но я могу дать тебе одно.Элиот засмеялся и допил свое пиво. Затем он помахал официантке – сладкой, как леденец, в своей обтягивающей черно-белой кружевной одежде. Она подошла и принесла новую бутылку: фабричная марка «Манхэттен» – производство, подчиненное Капоне. Я все еще допивал предыдущую бутылку нектара Нитти.– Судя по всему, что я слышал этим утром, все было сделано с большой жестокостью, – сказал он, переливая содержимое бутылки себе в стакан. Он имел в виду Эстелл.– Достаточно жестоко. Есть еще одна вещь, о которой я хочу тебя попросить.– Какая?– Держи меня в курсе всех событий, Элиот. Теперь, когда Эстелл мертва, эти сволочи попробуют убрать с дороги еще кого-нибудь.Молодая женщина встала и уронила свою салфетку, а ее кавалер бросился за ней.– Ты хочешь сказать, – переспросил Элиот, – что тебя интересует, как на это прореагирует Ники Дин и не скажется ли это на его желании давать свидетельски показания.– Именно так, дорогой Ватсон. И я предчувствую что он и рта не раскроет.– Так ты согласен с Друри, что убийство – дело рук мафии, или нет?– Значит, Друри сообщил тебе свою точку зрения?Элиот кивнул. Я сказал:– Может быть, и так. Но это совершенно определенно не в стиле Нитти.Он вновь кивнул.– Я склонен с тобой согласиться. С другой стороны, миллион долларов – большая сумма.– Значит, ты знаешь об этом? О налоговом фонде профсоюза.– Да. Но это по старой прикидке. Я слышал о двух миллионах, но чаще говорят о пяти.– А ты как думаешь?Он приподнял и опустил брови.– Убийство и пытки – это не в стиле Нитти. Эстелл Карей была достаточно известной персоной в этом городе, чтобы об ее убийстве затрубили все газеты. Зная это, Нитти скорее устроил бы ей аварию или уничтожил бы ее где-нибудь за городом. Эстелл встречалась с Эдди Мак-Графом, к слову сказать.– Я не знал этого. А кто, черт побери, такой Эдди Мак-Граф?– Малый из Нью-Йорка. Вращался в высших кругах – на уровне Джо Адониса и Фрэнка Кастелло. Она подцепила его в Майами-Бич.– Иными словами, если бы Нитти захотел прикончить ее, он мог бы пригласить какой-нибудь иногородний талант и обвинить в убийстве человека из Нью-Йорка.– Правильно. Он так уже поступал.– О'Хара, – сказал я. – Томми Мэлой.– Конечно. И другие. Итак, я согласен, что дело сделано руками местного специалиста по пыткам, и это непохоже на Нитти. Но ходят слухи, Нат, что Нитти все хуже.– Хуже? В каком смысле? Он пожал плечами.– Он деградирует морально. Физически. Поговаривают, что сейчас Рикка стал уже сильнее Нитти. Или скоро станет. Ты сам упомянул Аккардо и Гианчана, значит, ты это замечал еще до своего отъезда из города в прошлом году.Я отрицательно покачал головой. – Я не верю этому. Нитти хуже? Нет. Никогда.– Он не божество, Нат. И не Сатана. Это хитрое, умное, аморальное человеческое существо. Но он – человек. Его жена Анна умерла полтора года назад.– Я читал об этом в газетах...Элиот развел руками.– Нитти был предан ей. Говорят, семья для него – это все.Я вспомнил, как он показывал мне фотографию маленького мальчика.– У него были финансовые затруднения, – продолжал Элиот. – Он чувствует, что Большое жюри наступает ему на пятки, и что за ним вновь следят сборщики налогов. Он лежал в больнице по поводу язвы и болей в спине. Для него все кончается.– И ты считаешь, что поэтому он не забыл об Эстелл Карей?– Возможно. Эти деньги, которые она, вероятно, спрятала для Дина... Наверное, Нитти приказал убийцам найти их во что бы то ни стало и использовать для этого любые средства. Миллион баксов, Нат! А может, и два. Конечно, все могло произойти.– Я так не думаю.– Ты не хочешь так думать.– Не будь глупцом.– Я не глупец. Но я считаю, что ты... Нат, ты в некотором роде заступаешься за этого парня. Он тебе нравится.– Вздор!– Ты просто не помнишь того времени, когда это был не его город. Ты просто не можешь принять перемен.– Я не знал, что у меня был выбор. Я хотел сегодня купить пару туфель, и мне сказали, что мне нужна продовольственная карточка. Я сказал им, что сражался на Гуадалканале, чтобы они могли жить по-прежнему, а они предложили мне уйти оттуда и попросить продовольственную книжку.Элиот рассмеялся.– Бьюсь об заклад, ты нормально это воспринял.– Как это ни смешно, да. Сначала я разозлился, стал кричать, они орали мне в ответ, а потом я почувствовал, что больше не могу. Я вышел на улицу.– Наверное, ты еще не пришел в себя от ужасного зрелища в квартире Карей.– Отчасти. Но я не могу ничего делать здесь.Элиот прищурил глаза.– Где здесь?– Здесь. В этом мире. Знаешь, возвращаясь сюда, я не думал, что все будет по-прежнему.– И поэтому ты решил, что тебя обманули.– Не совсем, но существенно. В этом вся беда. Я вернулся и столкнулся с теми же самыми обыденными проблемами, что и раньше: с моей работой, кредитными чеками, страховками, слежкой за неверными супругами для развода. Дьявол, неужели именно ради этого мы там сражались?– Может быть. Может, именно ради этого.– А эти убийства! Компания или кто там еще по-прежнему совершают их. Я хочу сказать, что мы тут боремся за демократию, а другие люди поливают кого-то виски, поджигают человека, убивают его и...Элиот взял мою руку и сжал ее. Она тряслась – моя рука.– Нат.– Я... Извини.– Вот, возьми, – сказал он и дал мне носовой платок.Все ясно – я плакал. Я вытер лицо платком.– Черт, извини, Элиот.А потом возле меня оказался старший официант, и я решил, что меня выгоняют из ресторана. Я ошибся.– Мисс Рэнд хотела бы увидеть вас за кулисами, – произнес он. Вежливо. Хоть и с некоторым отвращением.Я спросил его, как попасть туда, и он указал мне на дверь справа от оркестра.– Элиот, пойдем со мной, – попросил я.– Нет. Это будет частная встреча.– Я не готов. Пойдем со мной.Он неохотно поднялся, и мы прошли с ним по краю площадки для танцев. Пары танцующих – в основном были молодые женщины и пожилые мужчины – прижимались друг к другу под звуки мелодии «Осторожно. Это мое сердце». Мы поднялись на несколько ступенек и в коридоре увидели дверь с золотой звездой – не такой, как на военном флаге. Я постучал.Салли открыла дверь и улыбнулась мне. Она постарела, но не слишком. Ее голубые глаза, самые голубые, какие только можно себе представить, казались удивленными – отчасти из-за длинных наклеенных ресниц, а отчасти благодаря Богу. На ней был шелковый голубой халат, который слегка приоткрывал напудренную грудь. Не было сомнения, что под халатом ничего не было, как и у Эстелл, хотя Салли и была в лучшем состоянии, чем Эстелл, когда я ее увидел в последний раз.Но потом она заметила Элиота, и ее глаза не смогли скрыть ее разочарования тем, что я был не один. Но Салли продолжала улыбаться – довольно искренне – и пожала Элиоту руку даже до того, как я представил ее. Она проговорила:– Элиот Несс, очень рада. Я знала, что вы с Натом были друзьями, но у меня до сегодняшнего дня не было возможности увидеть вас.Она потуже затянула поясок халата и жестом пригласила нас войти. Это была маленькая аккуратная гримерная с большим освещенным зеркалом, несколькими стульями и складной ширмой.– А где же вы храните ваши перья? – спросил Элиот с приветливой короткой улыбкой. Между прочим, он всегда умел обходиться с женщинами. Только не с женой.– Но это мужская гримерная, поэтому я не держу их здесь, – сказала она, в свою очередь очаровательно улыбаясь. – Таковы правила профсоюза.– Нат знает все о профсоюзе работников сцены.Салли не оценила шутки.– В самом деле? – спросила она меня несколько смущенно.– Кроме шуток, – заметил я. – Ты была чудес, ной сегодня.– Спасибо, – ответила Салли. Ее улыбка все еще была вежливой, но я почувствовал, как между нами возникает отчуждение.– Тебе следовало это сказать своей девушке. Я пожал плечами.– Секундочку. Это Элиот пригласил меня сюда поужинать.– Я заметил, – вмешался Элиот, спасая меня, что вы выступаете в городе. А я знал, что вы – старые друзья, поэтому и затащил его сюда. Он, м-м-м... вернулся лишь этим утром.Салли подошла ко мне и внимательно взглянула на меня. Дотронулась до моего лица.– Я вижу. Дорогой. Бедный, бедный ты мой.Она говорила это без сарказма. Я сглотнул.– Пожалуйста, Салли. Я... пожалуйста.Она повернулась к Элиоту и сказала:– Можно мы на минутку останемся вдвоем. Я не хочу казаться грубой, мистер Несс.– Элиот, – поправил ее мой приятель. – И не будьте глупышкой, – договорил он и вышел.– Ты все еще сходишь по мне с ума, – заявила она.– Что-то я не помню, чтобы я сходил с ума.– А ты помнишь, что не отвечал на мои телефонные звонки те два раза, что я была в городе?– Это же было несколько лет назад.– Я не видела тебя с... когда это было?– В сороковом.– В ноябре тридцать девятого, – сказала она. – В тот вечерня проникла в твой номер. Этот гангстер... Литл Нью-Йорк... он явился, и ты встретил его с пистолетом. Ты помнишь это?– Конечно, – ответил я.– А ты помнишь, какая потом была чудная ночь? Я не мог на нее смотреть. Ее голубые глаза были слишком голубыми, чтобы смотреть в них.– Это была замечательная ночь, Салли.– Я бы хотела, чтобы ты называл меня Элен.– Назад возврата нет.– Что ты хочешь этим сказать? – Это было слишком давно. Назад возврата нет. – Нат, я знаю, что мне не следовало просто оставлять тебе записку. Мне надо было дождаться тебя или позвонить на следующий день, но это было неудачное для меня время: я обанкротилась, работала, как мул, чтобы вновь чего-то добиться, и моя личная жизнь...– Это все не то. – А что же тогда?– Возврата нет, – сказал я. – Извини меня.Я открыл дверь. Элиот стоял в коридоре, прислонившись к стене.– Нам лучше уйти, – произнес я.– Как хочешь, – ответил Элиот.– Салли, ты отлично выглядишь, – сказал я, стоя к ней спиной. – Было замечательно снова тебя увидеть.Я вернулся к нашему столику. Элиот пришел следом за мной – через несколько минут.Где ты был? – спросил я, и это прозвучало довольно грубо. Я не хотел этого, но уж так получилось.– Я говорил с чудесной женщиной, – ответил он, злясь на меня, но стараясь сдерживаться. – Она много думает о тебе, и тебе следовало бы обойтись с ней получше.– Так о чем вы говорили?Элиот сухо ответил:– Она беспокоится о тебе. Не знаю, почему. Но она задала мне несколько вопросов, и я на них ответил. Послушай, твое нынешнее гражданское состояние – это что, военная тайна?– Черт! – воскликнул я. – Моя жизнь – открытая книга.Я встал и вышел. Стоя на углу, я слушал грохот железной дороги. Чувствовался запах озера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43