Эта неделя никогда не сотрется в моей памяти, тем более, что я никогда – ни в то время, ни многими годами позже, – не зарабатывал столько денег. О'Харе, Нитти, Монтгомери и Биоффу я обошелся в кругленькую сумму, достаточную для того, чтобы год платить жалованье моей секретарше; некоторые деньги даже остались на моих сыщиков. В то же время я знал, что тот риск, которому я подвергался, зарабатывая деньги подобным образом, никогда не будет компенсирован. Меня все еще могли убить за то, что я сделал, и за то, что я знал.И все же я думал, что вся эта чепуха, касающаяся кинопрофсоюзов, ушла из моей жизни. Меня не вызывали свидетелем по делу Биоффа – Брауна и Дина, а Пеглер в своих фельетонах как мог принижал мою роль. Он, очевидно, думал, что меня это обидит, но я считал это большой любезностью. Я внял совету Нитти и больше не вмешивался в дела Компании, по крайней мере, насколько это было возможно в городе, который ему принадлежал.Когда в феврале сорок третьего года я вернулся в Чикаго с Гуадалканала, военные впечатления значили для меня гораздо больше, чем Биофф и его компания, и у меня не было намерения вновь вмешиваться в это грязное дело. Все еще действовало «последнее предупреждение» Нитти о том, чтобы я держался подальше от его дел.Поэтому, несмотря на усталость от войны и на амнезию, я четко помнил, что Фрэнка Нитти надо воспринимать всерьез.А потом в мою жизнь вернулась Эстелл Карей, и все прочее вылетело у меня из головы. Недобитая уткаЧикаго, Иллинойс2 февраля – 20 марта 1943 года 1 Незадолго до полудня я взял такси на Юнион-стейшн. Со мной сели еще два матроса. Я устроился на заднем сиденье, держась за ручку и поглядывая на заснеженные, грязные улицы. Ну хорошо, я вернулся в Чикаго. Прошло меньше года, но мир переменился. Почти во всех окнах висели флаги вооруженных сил – на каждый за одного сына на воинской службе вешали по звезде; почти на всех флагах было по две звезды. Фургоны, запряженные лошадьми, путались между автомобилями, а таксисты, которые из-за них не могли проехать по дорогам, краснели, синели и бледнели от раздражения. На автомобилях, подобно продовольственным, были приклеены карточки потребления горючего. В основном, это были карточки "Б", или как на моем такси – "С". Мне казалось, на улицах полно привлекательных молодых женщин, и знаменитый чикагский ветер треплет подолы их юбок, выглядывающих из-под зимних пальто, открывая взорам хорошенькие ножки. Были и мужчины. Но если за каждого мужчину моложе сорока давать по монетке, то у вас бы не набралось денег даже на поездку в автобусе. Конечно, если не считать ребят в военной форме.Что касается меня, то я был не в форме, не то что молодые ребята, с которыми мы вместе ехали в такси. К тому же я уже не был молод. Я был седым постаревшим человеком, в сером шерстяном пальто, которое я раздобыл вчера. Под пальто на мне был надет костюм, который я в прошлом году носил в Сан-Диего. Он стал мне немного велик, как будто принадлежал кому-то еще. Может, тому, кем я был раньше. Мне ужасно хотелось выкурить сигарету, но по какой-то причине я этого не делал.Таксист подвез меня к «Дилл Пикль», где меня приветствовал грохот железной дороги. Я отчасти почувствовал себя дома. В окне детективного агентства «А-1» виднелся флаг с одной звездой. Интересно, это для меня или для Фрэнки Фортунато, который все еще был в армии? Наверное, для Фрэнки.За спиной у меня висел рюкзак. Я обошел какого-то алкаша и стал подниматься по знакомой узенькой лестнице. Я миновал несколько людей, пожилых мужчин, молодых женщин, которые пришли на ленч. Я никого не узнал. Поднявшись на четвертый этаж, я чувствовал себя своим собственным привидением. Пройдя по знакомому коридору с деревом и матовым стеклом я остановился возле двери, на которой все еще виднелась надпись:НАТАН ГЕЛЛЕР, ПРЕЗИДЕНТ.Я потрогал буквы: они не пачкались.Я повернул ручку.Глэдис сидела за столом, на котором в изящной вазе стояла роза. Она замечательно выглядела. Ее каштановые волосы стали чуть длиннее. На ней была белая блузка – более женственная и будоражащая воображение, чем прежде. Глэдис слегка поправилась, но это шло ей – и она казалась доступнее. Глэдис широко улыбнулась мне.– Здравствуйте, мистер Геллер! – произнесла она.Она подошла ко мне и обняла меня. Я тоже обнял ее. Было приятно, но я почувствовал смущение.На стене, над диваном со Всемирной выставки, было прикреплено знамя, сделанное из простыни, на котором грубыми и неуклюжими буквами было написано: «Добро пожаловать домой, босс!» Именно на этом диване Фрэнки несколько лет назад развлекался с Глэдис, когда я застал их.– Не стоило устраивать шума, – сказал я.– А никакого особенного шума и нет, – ответила Глэдис, пожимая плечами.– Что, даже не будет торжественной встречи? Глэдис прищурила глаза: она не поняла. У нее явно не появилось чувство юмора.– Только это, – сказала она, указывая на знамя, которое судя по всему, смастерила своими руками. – Да еще мы заморозили шампанское. – Так это и есть шум, – заявил я. – Ведите меня к шампанскому. – А оно уже здесь, – произнес кто-то.Я обернулся и увидел Сапперстейна. Он выглядел изможденным. На рукаве его коричневого костюма была пришита черная ленточка. Лу стоял в дверях моего кабинета и наливал мне в огромную чашку шампанского из большой бутылки.Я подошел, взял шампанское левой рукой, а правой пожал руку Лу. Потом я выпил шампанского и спросил:– Как идут дела?Он похудел, на его лице появилось больше морщин. Лу перешел с тонкой проволочной оправы на черепаховую; теперь он носил очки с бифокальными стеклами. Около ушей его волосы были тронуты сединой. Но его череп не потерял своего блеска.– Дела идут неплохо, – произнес он. – Давайте позавтракаем в «Биньоне», и я вам все расскажу.– Отлично. А... это?Он осторожно поднял руку, на которой был прикреплен знак траура.– Мой младший брат, – объяснил он. – Военный летчик. Ужасно все. Он погиб в Штатах во время учений.– Мне очень жаль, Лу.– Мне тоже. Черт возьми. – Он взглянул на Глэдис. – Может, присоединитесь к нам? Устроим празднование.Глэдис уже стояла за своим столом.– Нет. Кто-то должен стоять на страже нашей крепости.Глэдис явно слегка распустилась за годы службы, но все равно бизнес для нее всегда был на первом месте.– Где мне положить это? – спросил я, указывая на свой рюкзак, который лежал на диване.– Почему бы не забросить его в соседнюю комнату? – промолвил Лу.– На какое-то время можно, – заговорил я. – Но мне нужно найти место, где бы я мог остановиться.Я, конечно, должен был все организовать, еще находясь в Сент-Езе, но мне было трудновато предусмотреть все.Глэдис произнесла:– Они звонили нам, мистер Геллер.– Ради Бога, называйте меня Натом.– Нат, – сказала она с усилием. – Один из ваших врачей звонил сюда несколько недель назад, и с тех пор мы подыскивали вам комнату. Но, боюсь, с отелем «Моррисон» ничего не выйдет.– Не хватает жилья, – добавил Лу, обреченно пожимая плечами.– Поэтому мы взяли на себя смелость переделать офис в соседней комнате, – объяснила Глэдис.– Не было ни вас, ни Фрэнки, – произнес Лу, – и без вас мы и не пользовались этим помещением. А я работал в вашем кабинете... – он кивнул в сторону моего личного кабинета. По его лицу было видно, что он чувствовал себя неловко.– Так и должно было быть, – успокоил я его.– В соседней комнате мы убрали перегородки. – продолжал Лу, – и поставили туда ваш стол и некоторые личные вещи, которые вы хранили в своем кабинете. Мы даже привезли кое-какую мебель из вашей комнаты в «Моррисоне». А еще, помните, у вас была раскладушка, которую вы много лет хранили в подвале?Я уселся на диван, положив руку на свой рюкзак.– Не говорите мне этого.– Мы подняли ее наверх. Она там. Вы можете занять всю комнату и жить в ней, временно, конечно, пока не найдете жилья.– Полный круг, – произнес я.– Что? – переспросила Глэдис.– Ничего, – ответил я. Лу объяснил ей:– Он жил в своем офисе, перед тем как обустроить эту контору.– А-а, – протянула Глэдис, явно не понимая, о чем речь. Ирония была ей не по силам. Я встал.– Спасибо вам за беспокойство.– Если хотите, – говорил Лу, разводя руками, – я могу работать в этой комнате, и вы тоже, а спать будете в том помещении. Думаю, клиенты, которые пользуются моими услугами, не будут в обиде на эти временные перемещения...– Не говорите больше ничего. Пусть все останется, как есть. Мне все равно потребуется некоторое время чтобы вновь войти в колею. Так что еще в течение нескольких недель считайте боссом себя.– Так я был не прав, предположив, что вы вернетесь к работе?– Да нет. Вы были правы, скорее всего. – Мистер Геллер, – заговорила Глэдис, нахмурив брови. Я не стал поправлять ее: «Нат» явно не входил в ее словарь. – Не обижайтесь, но вы выглядите слегка изможденным.– Глэдис, – с упреком сказал Лу.– Все в порядке, Лу, – вмешался я. – Она права. Я похож на черта. Но я провел около шестнадцати часов, сидя в поезде. Спать было негде, и... – вагон был грязный и переполненный; я был счастлив, что смог найти местечко, чтобы пристроить свой рюкзак и втиснуть задницу. Самое ужасное, что в вагоне, казалось, была толпа беременных женщин и молодых матерей с маленькими детьми. Женщины пытались кормить и переодевать младенцев в этих отвратительных условиях. Все эти женщины направлялись на встречу со своими мужьями, которые служили за океаном, или возвращались с таких встреч.Лу и Глэдис смотрели на меня с жалостью, когда я замолк на полуслове, погрузившись в воспоминания о поездке по железной дороге. Это должно было случиться: я мог подобным образом терять мысль и возвращаться к ней.– Вы можете не беспокоиться, – сказал я. – Я некоторое время буду не в себе. Не так давно я был на одном тропическом острове и меня там ранили. Мне понадобится время, чтобы привыкнуть к относительному миру и спокойствию Чикаго.Лу вошел в мой, или пока еще его, офис и надел пальто.– "Биньон" подойдет? – спросил он.– Да, конечно.Когда мы уходили, Глэдис крикнула мне:– Если вам будут звонить, мне говорить, что вы приехали?Я остановился у открытой двери; Лу уже вышел в коридор. Кабинет подпольного гинеколога все еще работал.– Как они могут знать, что я вернулся? – спросил я.– Ваш приятель Хэл Дэвис из «Ньюс» написал о вас. Точнее, он написал о вашем друге Россе, упомянув и вас. О том, как вы, два героя, возвращаетесь в Чикаго.– Вот лидер!– Мистер Геллер!– Извините, Глэдис. Забудьте об этом. На службе у меня появилась дурная привычка ругаться, и я постараюсь побыстрее от нее избавиться.– Хорошо, мистер Геллер.– Ты хорошая девочка.– Мистер Геллер, вы... м-м-м, вы не встречали там Фрэнки?– Нет, Глэдис. Это большая война. Он что, на Тихом океане?– Он тоже на Гуадалканале, вы разве не знали?– Извините, я не знал. Он, должно быть, находился среди тех военных, которые приехали сменить нас. Он в Американской дивизии?– Да, конечно, – ответила она. Я заметил, что лицо ее было озабоченным. Ясно, она смотрела на меня – поседевшего, высохшего, с запавшими глазами – и думала о том, как там ее муж. Дело в том, что она теперь была миссис Фортунато: они поженились как раз перед тем, как он ушел на войну. – С ним все будет в порядке, мистер Геллер?У меня хватило ума не разубеждать ее в этом, я смог сказать:– Солнышко мое, остров уже захвачен. С ним все должно быть в порядке. Мы с Барни сделали всю тяжелую работу: все, что ему осталось, – это навести после нас порядок.Ей было приятно это слышать: она даже улыбнулась. Для девушки, лишенной чувства юмора, у нее была потрясающая улыбка. И отличные сиськи. Мне стало хорошо от одной мысли о том, что я все еще ценю приятные вещи.И «Биньон» в их числе. В Сент-Езе у меня был плохой аппетит, но кусок солонины на тарелке (хоть порция и стала меньше) в знакомом ресторане с деревянными скамейками и скромными украшениями напомнил мне об удовольствии, доставляемом хорошей едой. На самом деле, я налетел на мясо так же, как на япошку, у которого отнял пулемет и им же пристрелил его. Мне кажется, Лу был несколько смущен. Он не сказал ни слова, пока мы ели.Я вытер лицо полотняной салфеткой. Салфетка – это уже признак цивилизации. Я сказал:– Я не ел в поезде. Там не было вагона-ресторана. А если бы я вышел на остановке, мог потерять свое место.– Тебе не нужно ничего объяснять, Нат. Меня зовут Лу, ты помнишь? Мы в Чикаго.Кто-то засмеялся, очевидно, я.– Наверное, если парни так часто выпивали вместе, как мы с тобой в былые дни, они могут не чувствовать неловкости.– Да, я так и считаю.– Мне ужасно жаль твоего брата, – я никак не мог оторвать взора от черной ленточки на его рукаве.– Все нормально, – произнес он.– Нет, все это ненормально, – заявил я.– Нет, конечно, но мне не хочется об этом говорить. Слава Богу, ты вернулся назад. Я так боялся, что не увижу тебя больше, ты, чертов сукин сын! Тебе было слишком много лет для службы в армии, так о чем ты думал?– Не спрашивай меня об этом, – сказал я. – Я не хочу об этом говорить.Официант принес нам по второй порции пива. Лу улыбнулся, пожав плечами.– Я, кажется, понимаю. Ведь я старше тебя, но и сам подумывал об этом.– Когда твоего брата мобилизовали, ты на следующий день отправился на медосмотр. Если бы ты не провалился, то сейчас был бы в армии.Широко раскрыв глаза от удивления, он улыбнулся:– Как ты об этом узнал?– Я сыщик, – заявил я, отпив глоток пива. – Во всяком случае, был им. Так что же Дэвис написал обо мне в «Ньюс»?– "Частный детектив – приятель Барни Росса". Довольно затасканно. Он упомянул и Сермака, и Диллинджера, и Нитти. И даже Пеглера. Но обо всех – в одной статье. Вчера.– Дьявол. Я правильно понял Глэдис: она сказала, что Барни возвращается в город?– Кажется, да. Его малярия усилилась, и перед Новым годом он уехал с Гуадалканала. Он был в Штатах...– Я знаю, – сказал я. – Нам давали читать газеты в сумасшедшем доме. У нас отбирали только острые предметы.– Я не хотел тебя обидеть, Нат...– Да ничего... Просто я знаю о Барни. Я даже один раз говорил с ним по телефону. Ты знал, что Рузвельт лично наградил его медалью?– У нас здесь тоже есть газеты, – сказал Лу, слабо улыбнувшись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43