Я не виню тебя за то, но как ты рискнул появиться здесь? Ты же подвергал мою жизнь опасности!Я засмеялся:– Девочка, сейчас уже все позади! Помолчи-ка лучше. Я кое о чем тебе расскажу.Она гневно посмотрела на меня, но, вздохнув, умолкла и стала терпеливо слушать мой рассказ. Я передал ей мой разговор с Сигелом. Она была тоже ошеломлена.– Ты веришь ему? – спросила она.Я вздохнул. Но после минуты колебаний все же сказал «да».Она, проглотив комок в горле, сказала:– Я тоже.– Почему?У меня было достаточно оснований, чтобы верить Сигелу, а чем же руководствовалась она?– Бен – хороший человек, Нат. Он прямой и откровенный. Он не мог этого сделать.О! У нее, оказывается, были свои резоны! Она продолжала:– Он честный человек.– Ну, это уже чересчур.– Нет, он действительно такой! Он напоминает мне...– Не говори. Твоего дядю Джима.– Да, он похож на него! Я провела много времени с ним в течение этой недели – в Вегасе, во «Фламинго». Он трудится как вол. Он действительно неплохой парень. Люди, с которыми он работает, любят его. Он так... всецело поглощен тем, к чему стремится. Он похож на... фантазера.– Он похож на гангстера, Пег.Катер накренился, и я поддержал ее, обняв. Она позволила мне сделать это, хотя, как мне показалось, без особого восторга.– Да, я тоже нашел его обворожительным, – согласился я. – Он, может быть, даже в чем-то мне понравился. Однако его мир – это мир жестокости и насилия. Никогда не забывай об этом. Он убивает людей.– Я не верю этому. Это все слухи.– Я слышал о том – и это вовсе не слухи, – что он любит лично расправляться со своими противниками. Положение босса, как правило, обязывает ограничить свое участие в расправах. Он может задумывать, планировать, но никак не осуществлять их. У него должно быть железное алиби. Но Сигел несколько лет назад сам участвовал в убийстве одного приятеля, не смог преодолеть искушения, как я понимаю, и сам нажал курок, чтобы быть уверенным, что дело доведено до конца. В результате он едва избежал электрического стула.– Не смеши меня.– Его спасло лишь то, что один из свидетелей был застрелен, – парень, которому посчастливилось быть шурином Сигела. Кстати, вот тебе ответ, почему Сигел разведен. А затем выпал из окна отеля в Кони-Айленде и тот парень, который убирал свидетеля. Парень по имени Абе Релес. Возможно, ты читала об этом в газетах.Она скрестила руки на груди и сидела, прищурив глаза не из-за водяной пыли, которая обдавала нас, а из-за упорного нежелания прислушаться к моим словам.– Он совсем не похож на того человека, каким ты его представляешь. Кроме того, мне кажется, он сейчас занят совсем другими проблемами. Тебе следует самому посмотреть на этот курорт, который он возводит. Это будет что-то сказочное. Сама мысль о том, что ты являешься маленькой частицей всего этого, не может не волновать.– Боже милосердный, ты приехала сюда затем, чтобы выяснить, не пытался ли этот парень пристрелить твоего дядю, а в результате оказалась президентом клуба его болельщиков. Что же он такого сделал для этого?– Что ты имеешь в виду?– Ты спала с ним?Она отпрянула, бросив на меня испепеляющий взгляд:– Как ты можешь говорить об этом?– Я собирался спросить, не заморочил ли он тебе голову?Пытаясь перекричать шум двигателя, мы привлекли внимание остальных пассажиров; некоторые из них с любопытством поглядывали на нас. Я, изобразив на лице злодейскую улыбку, пристально посмотрел на них в ответ, и они отвели взгляды.Она сжалась в комок:– Ты ужасен. Он был истинным джентльменом.– Ты начинаешь меня доставать.– Я больше не скажу ни слова.– Тебя надо вышвырнуть за борт этого чертова катера!Она смерила меня презрительным взглядом:– Почему же ты не делаешь этого?– Тебя надо выбросить!– Ты, я вижу, знаешь, как вернуть назад девушку, Геллер.– Я не думал, что потерял ее.– Ты ее не потерял, но делаешь все, чтобы это произошло.Мы сидели какое-то время молча, слушая рев двигателя и удары волн о борт катера. И некоторые из пассажиров продолжали перешептываться, поглядывая на нас. Давно я не испытывал таких острых ощущений от поездки на катере – со времени, когда мы в ходе войны с японцами высаживались на Соломоновых островах.Потом я сказал:– Дело обстоит так, что мы с тобой оба верим в то, что Сигел не является тем человеком, который заплатил парням, стрелявшим из грузовика по машине твоего дяди.Она кивнула.– Да, мне это подсказывает моя женская интуиция, – сказала она насмешливо. – А тебе – нюх сыщика?Я не обратил внимания на ее тон и ответил:– Это больше, чем нюх. Сигел довольно логично разъяснил, почему он заинтересован в том, чтобы Рэйген был жив. Я исхожу из логического умозаключения, что Сигел – не тот парень, кто нанял убийц.Она кивнула:– Значит, это Гузик.– Да, скорее всего, именно он. Этот маленький толстяк все время морочил мне мозги. Вошел в контакт со мной – личным телохранителем Джима – и клялся мне, что Синдикат не причастен к покушению. Гузик подкупил даже одного из моих людей, но, зная меня достаточно хорошо – то, что я выбью правду из этого парня, – они контактировали с ним лишь по телефону и перевели ему деньги прямо в банк. Кроме того, он не стал использовать в качестве наемных убийц своих людей, а нанял пару букмекеров с Вест-Сайда, чтобы запутать следы. Затем он послал меня к Джиму с новым, более выгодным предложением, одновременно направив двух киллеров в Мейер Хаус. Иначе говоря, с самого начала до конца все происходило по сценарию, подготовленному этим маленьким негодяем. Я должен был раньше догадаться об этом. Пришлось встретиться с самим Сигелом, чтобы наконец прозреть.– Что это значит?– Это значит, что я собираюсь сказать твоему дяде, что за всем стоял не кто иной, как Гузик, и чтобы он имел это в виду, если будет вести какие-либо переговоры с Гузиком.Она посмотрела на меня с выражением сомнения:– Ты же не думаешь, что мой дядя захочет продать ему свою фирму после того, как узнает обо всем этом...Катер подпрыгнул на волне.– Я не знаю. Я считаю, что это его личное дело. Но, получив эту информацию, он может потребовать большую сумму и предупредить Гузика, что вступит в тесное сотрудничество с Друри и направит свои письменные показания федеральным властям, если Синдикат не заплатит прямо сейчас и не отстанет в будущем.– Это может сработать?Я пожал плечами, вздохнув:– Черт его знает. Как бы то ни было, этот упрямец, возможно, захочет продолжать борьбу.Она чуть ближе придвинулась ко мне:– Ты его осуждаешь за это?Я обнял ее:– Нет конечно. Но я и не завидую ему.Вскоре мы были в теплой постели в моем номере в отеле «Рузвельт». События этого дня, завершившиеся нашей перепалкой на катере, отступили на задний план, подобно скрывшемуся за горизонтом «Люксу». Сейчас в этом мире были только мы, двое влюбленных, обнаженные, сжимавшие друг друга в объятиях, готовые забыть обо всем и начать новую жизнь.Было уже за полночь, когда пронзительно зазвонил телефон, возвращая нас в реальный мир.– Здесь уже около двух часов ночи, – сказал я Биллу Друри сонным, недовольным голосом. – Что случилось? Ты потерял еще одного свидетеля?Я сидел на кровати: телефон стоял рядом со мной на тумбочке. Пегги, которую разбудил телефонный звонок, в полудреме слушала мой разговор.– Хуже, – сказал глухим голосом Друри. – Я пытался дозвониться до тебя в течение всего вечера. Ты не поинтересовался внизу, у дежурного, не искал ли тебя кто-нибудь?– Я был очень занят.На некоторое время на том конце провода воцарилось молчание; телефонные компании берут деньги за время, а не за разговор, но это были деньги Билла, поэтому я лишь ждал, когда он заговорит снова.– Ты забрал ее с собой? Я имею в виду, она там, с тобой?Я улыбнулся Пег, и она сквозь сон улыбнулась мне в ответ. Я говорил вам, что у нее фиалковые глаза?– Да. Билл. Она со мной. И она собирается оставаться со мной и дальше.– Ты должен будешь проявить о ней максимум заботы.Я мотнул головой:– Что, черт возьми, у вас там случилось?– У ее дяди отравление ртутью. Еще никто не знает, как это произошло.– Отравление ртутью...Пег села в кровати, в ее глазах была тревога; она держала у груди одеяло, словно ища защиты. Голос в трубке произнес:– Он умирает, Нат. Глава 15 Было уже поздно, около полуночи, когда я и Пег вошли в коридор, ведущий к двери палаты Джима Рэйгена в Мейер Хаусе. Дежурство в этот час нес Луи Сапперстейн, рядом на стуле посапывал полицейский. Луи был в одной рубашке, без пиджака, и я видел его таким осунувшимся только один раз – когда он получил извещение с фронта о гибели брата. Правда, сейчас на нем не было траурной черной нарукавной повязки: Джим был еще жив.– Там находится его сын, Джим, – сказал Сапперстейн. – Члены семьи постоянно дежурят у постели Джима, по очереди сменяя друг друга.– Я пойду к нему, – сказала Пег.Сапперстейн открыл перед ней дверь. Я остался в коридоре.– Ты выглядишь очень плохо, – заметил Луи.– А чувствую себя еще хуже. Если бы Господь знал, что люди захотят летать, он, наверное бы, позаботился, чтобы у авиакомпаний были нормальные кресла.– Болтало целый день?– Да. Слава Богу, Пег почти весь полет спала. Она не могла уснуть всю прошлую ночь, плакала, говорила со мной о Джиме. В самолете она немного успокоилась и уснула.Луи покачал головой:– Я очень сожалею обо всем, Нат. Мы предпринимали самые строгие меры предосторожности.– Что же все-таки случилось?– Никто точно сказать не может. Врачи говорят об отравлении ртутью. Но это лишь предположение. В четверг ему сделали операцию на почке, и в последующие дни его состояние стало ухудшаться.– Я хочу поговорить с одним из врачей. Кто сегодня дежурит?– Один из семейных врачей. Граф.– Где он?– Он где-то здесь. Посмотри в холле. Возможно, он там перекуривает.Я прошел в холл и встретил там доктора Графа, небольшого роста полного мужчину лет пятидесяти, одетого в коричневый костюм. Он сидел и курил. Вид у него был усталый.Он взглянул на меня и слегка улыбнулся:– Мистер Геллер. Прямо с самолета?Я сел рядом с ним:– Именно так, доктор.– Хотите сигарету?– Пожалуй.Он дал мне прикурить, и я, глубоко затянувшись, медленно выпустил дым.– Итак, – сказал я, – есть ли у него шанс?– Если бы вы спросили меня об этом в прошлый понедельник, я сказал бы – без всякого сомнения. Я был уверен, что через неделю он сможет полностью оправиться от ранений и шока. Его выздоровление шло даже быстрее, чем мы предполагали.– Что же случилось?Он вздохнул, покачав головой:– У него почти совсем пропал стул. Снизилось давление мочи. Резко поднялось давление. Затем у него начался кровавый понос, рвота...– Все это очень живописно, доктор. Но что из этого следует, не считая, что я надолго потеряю аппетит?– Это симптомы отравления ртутью.– Речь идет о летальном исходе?– Скорее всего, да.– Как это могло случиться?– Об этом можно только гадать.– Я сам разработал план по обеспечению его безопасности. Мы перекрыли доступ всем посторонним.Граф вздохнул:– Мистер Геллер, ртуть может попасть в организм при спиртовой обработке ран, которая делалась мистеру Рэйгену ежедневно, через клизму, через внутривенные или внутримышечные инъекции, или же впитаться через кожу, если мазь, которой он пользовался, содержала ртуть.– Но не через рот?– Это самый простой путь. Таблетка обычных размеров может содержать дозу ртути, достаточную, чтобы убить человека.– Таблетка – это единственный способ, с помощью которого ртуть может попасть в желудок?– Едва ли. Ртуть можно растворить в кофе, молоке, томатном соке. Ее также можно впрыснуть в пищу. Она совершенно безвкусна – в той же степени, как и смертельна.– Значит, Джим едва ли выживет?Граф посмотрел в окно и ответил:– Мы не делаем подобных заявлений, во всяком случае, пока пациент жив. Скажите мне, мистер Геллер. Если говорить о вашей работе, беретесь ли вы за дело, которое выглядит безнадежным?– Никогда, – сказал я, притушив окурок и пожав ему руку.Сапперстейн стоял, прислонившись к стене, рядом с сидевшим на стуле полицейским, который уже пробудился ото сна. Откровенно говоря, я больше доверяю чикагским копам, когда они спят.– Да, это отравление, – сказал я Луи. – Скорее всего, это дело рук кого-нибудь из медицинского персонала.Сапперстейн кивнул:– Я знаю. Я уже начал проверять людей – у них более тысячи человек в штате.– Да. Но у нас с тобой есть список тех, кому был разрешен доступ сюда.Сапперстейн сделал рукой жест в сторону доски с фамилиями, стоявшей у стены.– Все верно, и я думаю, это поможет нам вычислить того, кто это сделал. Но насколько я понимаю, поправить уже ничего нельзя.– Да. Они все-таки добрались до него. Проклятье...– Он старый крепкий боец, Нат. Он мне понравился. Я бы не хотел, чтобы его конец был таким...– Он идиот. Бросить вызов Синдикату и надеяться при этом остаться в живых. Я тоже идиот. Мне не следовало соглашаться участвовать во всем этом!Сапперстейн положил мне руку на плечо и сказал:– Мы сделали все, что было в наших силах, Нат. Я не думаю, что кто-нибудь сделал бы это лучше. Он твой друг, родственник твоей девушки, и это тяжелая потеря. Но ты был прав – в этой игре нельзя выиграть. Она была проиграна с самого начала.Я кивнул. Улыбнулся ему и смахнул рукавом слезы, выступившие у меня на глазах.Затем я вошел в палату. Джим спал, но вид у него был как у мертвеца. Он резко похудел, лицо его было бледным. В комнате пахло смертью. Смертью и цветами.Пег сидела рядом, склонившись над ним, держа его руку в своей руке. Она плакала – беззвучно, слезы текли у нее по щекам. В течение всего дня, когда мы находились в самолете, она не плакала; когда она просыпалась, ее лицо было сосредоточенным и злым. Она ничего не говорила, лишь сидела молча, сжав руки в кулаки. Выражение «Ты такая красивая, когда сердишься» не относилось к ней. Симпатичная в обычной жизни, она становилась некрасивой в минуты гнева.Сейчас на ее лице были отчаяние и безысходность. Прошло не так много времени с того дня, как она потеряла отца. Теперь же человек, который занял его место, тоже покидал ее.Джим-младший сидел в кресле; его лицо было посеревшим от горя. Он был в одной рубашке, его галстук чуть ослаблен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37