И хронотроника, обнаруживающая сходные сценарии развития сложных динамических систем разной природы, помогает нам в этом.
– В чем же смысл вашего подхода?
– Хронотроника позволяет показать, что в обществе идет ряд процессов с разными характерными временами развития.
Например, экономика развивается очень быстро. После ее развала, например, в результате войны она быстро восстанавливается, причем на более высоком уровне, чем прежде. Другое дело демографические процессы. Так, и сегодня мы страдаем от последствий Второй мировой войны. В промежутке между этими процессами по их длительности лежат процессы образования и культуры.
А это значит, что нельзя мгновенно принять какую-либо новую религию, если географические условия того места, откуда вы ее взяли, отличаются от ваших. Если же нам говорят, что так произошло, то либо выдают желаемое за действительное, либо мы много чего не знаем из истории данного места.
Или, например, рассказ о введении грамотности в империи Чингисхана за несколько лет. Этого нельзя было сделать в тех условиях, в которых жили монголы, не говоря уже о том, что письменная речь отличается от устной.
И вообще, все численные значения количества воинов в той или иной стране отличаются на порядок от тех, которые можно получить по анализу емкости среды их обитания. При учете этих поправок значения многих исторических событий из разряда "катастрофических" переходят в разряд мелкого хулиганства и бандитизма. И тогда становится понятна реакция жителей различных мест на эти нападения. Гораздо больше вреда приносят налоги и поборы, чем набеги соседей.
Другое следствие хронотроники заключается в том, что в силу нелинейности социальных процессов очень часто прогноз на будущее принципиально не однозначен. Любые малые неучтенные факторы переводят систему с одной траектории развития на другую. (Причем причина этого – не сами эти малые возмущения, а неустойчивость самой системы к таким возмущениям.) Но что самое интересное, при попытке реконструкции "назад" по времени также нет однозначности. А следовательно, достоверность исторических фактов становится очень важной для понимания общего процесса истории.
И вот проверка их на достоверность становится основной задачей науки. Прежде всего, следует выяснить, где, с кем и когда происходили те или иные "древние" события. Далее выяснить, действительно это было так, как описывается, или описание создано по некоторому общему литературному шаблону, действовавшему в момент написания текста, и т. д.
А то, что с фактами летописцы или их переписчики могли обращаться так, как им требовалось, можно проиллюстрировать, например, таким фрагментом. В книге И.Н. Данилевского "Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII вв.)", Москва, "Аспект пресс", 1999, в Приложении I (стр. 291) есть такой абзац:
"Во– вторых, момент историографический. Приблизительно в то же время А.Т. Фоменко попал на лекцию о Н.А. Морозове. Как известно, знаменитый народоволец, отбывая 21 г. в одиночном заключении и имея возможность читать в это время только Священное Писание, пришел к следующим, вполне материалистическим выводам. Коль скоро в Новом Завете сбываются пророчества Ветхого Завета, то последний не мог быть написан прежде первого: сначала некоторые события должны состояться, и только потом, задним числом, их можно "предсказать".
Самой ранней книгой Нового Завета, очевидно, является Откровение Иоанна Богослова. Следовательно, все прочие библейские книги были написаны позже него. Поэтому все исторические факты, которые упоминаются в Ветхом и Новом Заветах, могут относиться ко времени не ранее 395 г., которым Морозов датировал Апокалипсис (кстати, именно по показателям солнечного и лунного затмений, которые, как полагал исследователь, описывались в Апокалипсисе в символической форме). Из этого он сделал вывод, что вся ранняя письменная история человечества – не более чем выдумка".
Так утверждает И.Н. Данилевский. А как было на самом деле? Во-первых, Морозов просидел в заключении 29 лет. Из них 21 год он сидел в Шлиссельбургской крепости, где не только имел доступ к тюремной библиотеке с более чем 5 тысячами томов, но и мог заказывать книги из библиотек с воли. Кроме того, он выписывал научные журналы из Англии и других стран. А то, о чем говорит автор, было, когда Морозов сидел в Алек-сеевском равелине Петропавловской крепости, где ему действительно почти год не давали книг, а потом выдали Библию на французском языке. И он действительно занялся текстом Апокалипсиса. И более ничего не успел сделать, так как был переведен в Шлиссельбург, где отошел от истории и занялся другими вопросами.
Из заключения он вынес 24 тома своих работ, из которых по истории был только один – анализ Апокалипсиса. А основной труд, сделанный в этот период, был по строению вещества. За эту работу по выходе из тюрьмы он был избран членом ряда западных научных обществ, получил кафедру у П.Ф. Лесгафта, а после революции стал директором Научного института им. Лесгафта, где работали среди прочих академик Е.С. Федоров, известный кристаллограф, и академик Л.А. Орбели, известный физиолог. Так что исторические труды занимают малую часть научного наследия Морозова. Его наследие составляют работы по математике, физике, химии, астрономии, биологии, метеорологии, воздухоплаванию. Имеется также большое литературное наследство.
– Что вы можете сказать относительно пересмотра Н.А. Морозовым времени написания Нового и Ветхого Заветов?
– А теперь относительно пересмотра времени написания Нового и Ветхого Заветов. Это было сделано в Двинской крепости, куда он был посажен на год в 1911 г. Там он изучил еврейский (это был 11-й язык, который он изучил) и с помощью в основном астрономических методов показал более позднее происхождение Книги пророков. Это свое исследование он и опубликовал после выхода на свободу в книге "Пророки".
А детальный анализ Священного Писания он провел уже после революции и исходя вовсе не из столь примитивных соображений.
Зачем же Данилевский показывает нам Морозова столь примитивно? Ведь в любой энциклопедии можно проверить факты. А все очень просто. Излагая, в общем-то, известные факты таким образом, Данилевский создавал у читателя вполне конкретное представление о Морозове. Сидит, дескать, профессиональный народоволец-террорист (а не учений) 21 год в одиночке. Читает только Библию. Уже возникает подозрение, а мог ли он остаться нормальным после этого? И вот подтверждение. Делается совершенно идиотское утверждение от имени Морозова – и вот портрет ученого представлен в нужном виде. Попутно и А.Т. Фоменко выведен дураком.
Но если наш современник может из известных фактов лепить ту картину, которая нужна ему в каких-то полемических целях, хоть она и не отражает действительности, то почему же "историк" прошлого не мог заниматься тем же самым?… Хотя сразу оговоримся, среди деятелей любой науки всегда найдутся люди непорядочные. История не имеет здесь монополии.
– Вам приходится нередко выступать с рассказами о своей работе. Не могли бы вы описать общее мнение от таких встреч?
– Следует сказать, что очень трудно говорить с людьми, пока они не поймут, что у нас другая хронологическая сетка. Поэтому первое возражение бывает такое: "Вот вы говорите, что это событие было тогда-то, а вот книжка по истории, в ней все не так". Трудно разбивать сложившиеся у людей стереотипные мнения. Давит масса имеющихся материалов по традиционной истории. Отсутствует представление, что история, как и всякая наука, должна развиваться. Какой-то исследователь однажды сказал, что "это было так". Твердых и непреложных доказательств нет, есть только мнение. Если стоять на нем и отрицать возможность другой точки зрения, то, значит, история основана на вере. Но наука не может быть основана на вере!
И в то же время очень большой интерес к проблеме хронологии, к нашей версии истории. Это заметно. Это затрагивает всех. Хотя, конечно, при таких встречах люди стремятся прежде всего говорить о том, что известно им лично, а известно им мало, и мы всегда пытаемся удержать дискуссию от скатывания к мелким подробностям.
Михаил Михайлович Постников
М.М. Постников – крупный российский ученый, доктор физико-математических наук. Он один из первых в нашей стране воспринял идеи Н.А. Морозова и их развивал, оставаясь в целом, как С.И. Валянский и Д.В. Калюжный, сторонником его хронологии. В связи с этим взгляды М.М. Постникова на проблемы новой хронологии представляют значительный интерес. Недавно он выпустил книгу "Критическое исследование хронологии Древнего мира".
– Почему, по вашему мнению, современники не восприняли идеи Н.А. Морозова?
– Положения Н.А. Морозова были полностью отвергнуты учеными-историками, по существу, без всякого анализа, и понятно почему. Впечатления, представления и мнения, которые человек получает где-то в самом раннем детстве, так называемый импринтинг, очень твердо усваиваются, и их очень трудно изменить. Так дело обстоит, например, с религиозными представлениями. То же самое происходит и при обучении студентов. На первом курсе сообщаются некоторые факты, и эти факты помещаются в очень глубокой памяти, и студент ими пользуется, совершенно не задумываясь, справедливы они или нет. Он их воспринял на первом курсе без всякой критики. Сообщено было профессором, и поэтому надо сдать экзамен, а не критиковать. Потом уже к этому он не возвращается.
Все, что помещено в память посредством импринтинга, очень трудно выкорчевывается. Это мы знаем на примере религии, когда после того как где-то в раннем детстве человеку сообщены основные принципы веры, он остается верующим и взрослым, хотя рационально он это уже не обдумывает, атеистическую критику не воспринимает, а если он, паче чаяния, вдруг начинает рационализировать, то, как правило, веру теряет.
Этим объясняется также ярость, с которой борются с инакомыслящими. Их сжигают на кострах или убивают в религиозных войнах. Это проявления одного и того же психологического механизма. Мы просто боимся изменить импринтированные идеи и стараемся против этого, как можем, бороться. Этим же объясняется, почему наука так консервативна. Идеи и результаты, которые получены, очень трудно изменить. Наука не терпит новых идей, она с ними борется. Новые идеи принимаются только тогда, когда они высказаны или поддержаны авторитетным ученым, и чем радикальнее идея, тем выше должен быть его авторитет. И чтобы новые идеи победили и стали общепринятыми, нужны очень большие усилия и долгое время.
– Когда вы пришли к мысли о переосмыслении хронологии истории?
– Я познакомился с книгой Н.А. Морозова году в 65-м, но мои попытки обсудить его соображения с профессиональными историками ни к чему не привели. Все кончалось более или менее площадной руганью и утверждениями типа "этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!". Самым вежливым образом отреагировал Л.Н. Гумилев, заявив: "Мы, историки, не лезем в математику и просим вас, математиков, не лезть в историю!" Он в принципе прав – науку должны развивать специалисты, и только специалисты, но вместе с тем специалисты должны четко и убедительно отвечать на недоуменные вопросы профанов и разъяснять им, в чем они не правы. Как раз этого я не мог добиться от специалистов-историков.
Пришлось мне самому разбираться, в чем тут дело, и постепенно я пришел к выводу, что Н.А. Морозов во многом прав и ошибается не Н.А. Морозов, а наука история, которая где-то в XVI в. повернула не туда в результате работы Скалигера и Петавиуса.
Мое чтение литературы по истории обнаружило удивительный феномен – практически в каждом абзаце любого сочинения по истории античности пристрастный морозовский взгляд обнаруживает подгонки и логические скачки, совершенно незаметные ортодоксальному читателю. Это более всего убедило меня в справедливости точки зрения Н.А. Морозова.
В это время А.Т. Фоменко, прослышав про Н.А. Морозова, обратился ко мне с просьбой систематически изложить его теорию. Я долго не поддавался его уговорам, но в конце концов сдался и прочитал серию лекций, где изложил теорию Н.А. Морозова в моей интерпретации. После этого Фоменко и Мищенко организовали на мехмате МГУ спецсеминар "по Н.А. Морозову". На основе моих лекций и материалов этого семинара Фоменко и Мищенко составили некий текст, который мне решительно не понравился и который я поэтому подверг кардинальной переработке, в основном с целью более подробно осветить первоначальные идеи Н.А. Морозова (даже тогда, когда я с ними не вполне согласен). Однако Фоменко и Мищенко не приняли моих поправок, так что окончательная переработка была осуществлена мною единолично. Впоследствии я ее существенно расширил, добавив еще один, третий том.
В 1977 г. эта рукопись была размножена в ИНИОН (всего было изготовлено 20 копий), с тем чтобы обсудить ее на отделении истории АН. Но это обсуждение оказалось, как и следовало ожидать, диалогом двух глухих и окончилось практически ничем.
В течение следующих 20 лет я больше ко всему этому не возвращался, поскольку для себя я все понял, а дальнейшее развитие этой тематики я считал (и считаю) делом профессиональных историков, которые рано или поздно будут, безусловно, принуждены оставить чисто негативное отношение и содержательно во всем разобраться.
Совсем иную позицию занял А.Т. Фоменко, развивший энергичную деятельность и в последнее время опубликовавший целый ряд книг, в которых он при пересмотре древней и средневековой истории пошел значительно дальше Н.А. Морозова. Помимо всего прочего, это снова оживило интерес к исходным идеям Н.А. Морозова, и издательство предложило мне опубликовать мою рукопись 77-го года. При подготовке ее к печати я ничего нового не добавил (хотя и мог) и лишь удалил главы, содержащие соображения Фоменко и Мищенко. Влияние первоначальной рукописи А.Т. Фоменко осталось в основном лишь в подборе цитат, подтверждающих точку зрения Н.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69